Сказки мышонка Сухарика - Волкова Светлана Львовна (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Присмотрелся Тимоша: в ковыле кузни дымят, каждая не больше гриба. В открытые двери видать: кузнецы машут молотами, огонь пылает в горнах. Ага! Вот почему здесь такая жара.
Встал Тимоша, пригладил волосы, рубашку одернул.
— Здравствуйте, добрые люди! Вы кто будете?
Отвечает ему чумазый кузнец:
— Здесь город Ковыли. А мы ковали. Кузнецы, по-вашему. Наша улица зовется Кузнечная. А рядом Горшечная. Там гончары лепят горшки да обжигают. За ней Стекольная. Там тоже, как водится, без печей не обходится. Потому и жарища. А ты как, пастушок, сюда забрел? Корову ищешь?
— Искупаться хотел.
— Искупаться бы не мешало. Да невпроворот работы. То куешь кочергу, то навес на ворота. А нашим швеям иголки давай — шить золотой канителью.
— А на что она, канитель?
— Расшивать закаты да рассветы.
Кузнец снова взялся за молот.
Тимоша приметил: рубаха у него мокра от пота.
— Да, — говорит, — тяжелая у вас работа.
Кузнец отхлебнул из кувшина квасу.
— У нас что? У стеклодувов вот жара так жара — нету спасу. Работы не меньше, и она труднее, потому что мельче.
— А что они делают?
— Росу выдувают. Из радуг. Каждый день подавай новую, да две перемены, утреннюю и вечернюю. А если помочь мне хочешь, — принеси воды с речки — умыться.
Дал кузнец ведро. А оно с наперсток. Вздохнул Тимоша:
— Не привык я ходить с таким ведром.
И в свою деревню пошел. Обратно с ведром еле добрел.
Хороша водица в речке. Да не пришлось Тимоше долго купаться. У кузницы весь ковыльный народ собрался. Здесь и чумазые кузнецы, и гончары, их не чище, стекольщики, и лудильщики, и веселые золотошвеи с косами, будто из золотой канители. Все просят:
— Полей из ведра, Тимоша! До речки нам долго идти, очень уж мы мелки.
Наклонил Тимоша ведро, все встали под него, смеются, толкаются:
— В такую жарищу дождик — золота дороже. Очень нам твой дождик нравится!
Оставили пастушонка обедать. Тимоша холодной простокваши отведал, выпил пять кувшинов квасу.
Да вдруг засобирался:
— Коровы разбредутся — потом не собрать.
Хозяева приглашают:
— Приходи опять!
— Не обещаю. Очень уж далеко. Вот если б был у меня конь…
— Сюда нельзя на коне! — заволновались хозяева. — Стопчет тут он у нас все. Конь большой, а мы маленькие.
А кузнецы друг дружку толкнули:
— Ничего. Был бы конь, мы его, как надо, подкуем.
…Приходит Тимоша в березняк — а коров-то и нет! Только глубокой ночью собрал он стадо, когда в деревне все уже спали.
А ему не спится. Месяц смотрит в окно из-за туч. Протянулся от месяца серебряный луч. А по лучу бежит конек. Мал, да видно, на ногу легок, серебристой масти. Вместе с лучом и вошел в окно:
— Тимоша, здравствуй! Ты хотел коня? Вот и я, конек Ковылек. Подкован ветром, легче меня нету. И по лунному лучу пробегу, коль захочу.
Вздохнул Тимоша:
— Не вышел ты ростом.
— Исправить это просто. Видишь, у меня — дудка поперек седла. Это наш кузнец сковал. Попробуй, сыграй.
Поднес пастушок дудку к губам. Заиграла она. Каждое слово выговаривает ясно:
Только кончил играть, взмахнул конек длинной гривой и большим конем стал, Тимоше под стать. Говорит он Тимоше:
— Приходи в березняк на зорьке. Там я буду тебя ждать.
— Лучше ты, Ковылек, прибегай сюда.
Отвечает Ковылек:
— А вот это нельзя. Запомни: никто видеть меня, никто знать про меня не должен.
Распахнул Тимоша ему двери, вышел конек неслышно, легко. Видел его только месяц серебряный. Стал Ковылек пастушонку служить. Не вязнет больше Тимоша в грязи, не изнывает от зноя. И с коровами нет больше горя. Слушаются они дудки. Самые бедовые от стада и шагу не сделают в сторону. Не житье, а приволье! И в Ковылях гостит Тимоша, и в речке купается, сколько угодно.
И был бы пастушок совсем счастлив, да вот хочется ему на коньке Ковыльке по деревне промчаться. Думает он об этом днем и ночью, уговаривает конька. Но тот даже слышать не хочет:
— Нельзя никак. Никто меня видеть не должен. Никто не должен про меня знать.
— Почему?
— Позарятся люди, уговорят тебя: продашь меня, променяешь…
Тимоша обиделся:
— Вот ты обо мне думаешь как!
И не пришел в условленное место в березняк. Ждал Ковылек, ждал. Не стерпел, сам к Тимошиному дому прибежал. Вскочил на конька Тимоша, вихрем промчался по деревне. Люди смотрят, глазам не верят, качают головами:
— Хорош конь! Масти такой мы и в глаза не видали!
Прослышали про конька цыгане. Приступают:
— Продай коня!
Сердится Тимоша:
— Не продам и не сменяю. Конек — мой!
Тогда ночной порой скараулили коня цыгане, увели и закрыли в сарае. Спит Тимоша и беды своей не знает. Вдруг слышит: дудка его заиграла. Знакомую песенку выговаривает, только слова переставила:
Услыхал эти слова Ковылек, тряхнул длинной гривой и опять стал маленьким. Вместе с лучом месяца вышел в щель сарая. Дудка помолчала и опять сначала:
Ковылек тряхнул гривой, опять стал Тимоше под стать и вернулся к нему. А цыгане его искали напрасно: пуст сарай и на мокрой траве — ни следа. Диву дался старый цыган-лошадник. На базаре в городе цирковому Дрессировщику рассказывает:
— Что твои кони! Ну барьеры берут, ну умеют танцевать. А я вот видел коня — сквозь стену проходит, на траве не оставляет следа!
Разыскал Дрессировщик в деревне Тимошу.
— Цыган говорит, конь твой сквозь стену проходит, травы не примнет копытом, так на ногу легок.
— Есть у меня такой конек, правду говорит цыган.
— Выступи с ним в моем цирке. А выручка — пополам.
Тимоша головой качает.
— Ну, значит, все это пустые слова.
Поднес Тимоша дудку к губам: конек Ковылек услыхал, прибежал.
Дрессировщик так и обмер: не болтали цыгане! Стал Тимошу уговаривать:
— Уезжай из деревни! Каждый вечер будешь с коньком на арене. Наряжу тебя в сапоги-ботфорты. На плечи накинешь плащ шелковый, в руки — хлыст с лакированной ручкой. Забудешь житье пастушье.
Конек Ковылек смотрит грустно:
— Останемся дома, Тимоша. Боюсь — будет беда.
— Не бойся, — утешает конька Тимоша. — Я тебя не сменяю и никому не продам. Мы всегда будем вместе.
В тот день не найти было в цирке свободного места. Сначала выступали лошади Дрессировщика, брали барьеры, танцевали вальсы. Вдруг конек Ковылек по арене вихрем промчался.
— Внимание! — вышел Дрессировщик. — Вы увидите чудеса ловкости и легкости! Конек Ковылек подкован ветром! Легче его на свете нету!
Под куполом цирка натянули канат. Вышел Тимоша — его не узнать: высокие сапоги-ботфорты, на плечи наброшен плащ шелковый. Хлыст звонко выстрелил: щелк! Вскочил на канат конек. Бежит легко по канату, как по ковыльному лугу когда-то, волнистая грива колышется. Зрители смотрят, не дышат: а вдруг сорвется?
— Это еще не все! — объявил Дрессировщик, когда Ковылек спрыгнул вниз. — Номер на бис! Бег по лучу прожектора! Погасите свет! Лампы погасли одна за другой. Только луч прожектора, тонкий, неверный, протянулся через арену. Для Ковылька, подкованного ветром, опора и это. Бежит по тонкому лучику, не споткнется, не оступится.
— Бис! — кричали зрители. — Браво, Конек, подкованный ветром!
Но Дрессировщик вдруг скомандовал:
— Долой и прожектор!
Прожектор погас. Музыка смолкла. Стало темно, и зрители не видали, как, сорвавшись, упал Ковылек. Ведь не было теперь под его ногами даже тонкого лучика. И вдруг в темноте заиграла пастушья дудочка. С ней Тимоша никогда не расставался.
