Баба Яга и ее внучки Ягобабочки - Кузьмин Лев Иванович (книги полностью txt) 📗
Круглыми сутками трудился этот славный паренёк. Да вот хозяйка-то у него оказалась жадная. А хуже того — скандальная, злая. Что ни сделай — всё не так, всё мало. За всё вместо спасибо паренёк только и слышит:
— Лодырь, бродяга, дармоед!
Изругает хозяйка по-всякому паренька, да ещё и непременно добавит:
— Образина ты неумытая, косматое чучело!
И, конечно, стало пареньку невтерпёж. И не уходил он с этого хутора, от этой хозяйки только потому, что не мог получить заработанные денежки. За руганью-бранью хозяйка про заработок-то даже ни разу и не вспомнила. И вот терпел, терпел паренёк — решил хозяйку как следует проучить.
Собрался он однажды по дрова в лес, взял верёвку, взял топор и говорит хозяйке:
— Мне бы с собой ещё мешок…
— Ах ты, болван! Зачем тебе мешок? Дрова, чучело ты косматое, в мешке не носят!
— Да я — не дрова, я — золото…
— Какое золото?! — так и подпрыгнула хозяйка. — Какое такое золото? Где?!
— В лесу… В старом колодце… Я там клад нашёл. Золото всё дно устилает, так и блестит.
— Что же ты, образина, раньше молчал? Что же ты, чучело, на месте топчешься? Никакого мешка тебе не будет — мешок понесу сама… Давай шагай, показывай дорогу!
Парёнек только этого и дожидался. Он впереди шагает, в ладошку посмеивается, хозяйка за ним семенит трусцой.
А на опушке леса, на заброшенной усадьбе, и в самом деле находился глубокий колодец. Воды там давно не было, блестели на дне только скользкие гнилушки. Но хозяйке от жадности всё теперь кажется золотом, она смотрит в колодец через край сруба.
— Ах, как там отсвечивает! Ах, это и впрямь червонцы! Как бы достать их побыстрей?
Паренёк подсказывает:
— Держи крепко верёвку, я спущусь, всё золото соберу в мешок.
— Нет уж! — Не отдаёт мешок хозяйка. — За таким богатством спущусь сама! Верёвку подержи ты, я тебе за это одну монетку дам.
Ну, а пареньку такое лишь на руку!
Спустил он хозяйку в колодец, верёвку выдернул наверх и пошёл спокойнёхонько дрова рубить. «А хозяйка моя пускай в колодце поостынет, пусть знает, как ругаться, как обзываться».
Только слышит: хозяйка в колодце не утихает. Она ещё пуще там шумит. Такая брань доносится с колодезного дна, что в срубе все брёвнышки шевелятся, подскакивают, скрипят.
«Ничего! — думает паренёк. — Уймётся её злость не сейчас, так к вечеру».
Сам уходит всё дальше, всё работает — рубит хворост на дрова, а к вечеру говорит:
— Пожалуй, хозяйка моя уже раскаялась. Надо её простить и вытащить.
Вернулся к колодцу, распутывает верёвку и впрямь слышит: хозяйка внизу только горестно ойкает. Причём ойкает теперь не визгливым прежним голосом своим, а престранным басом.
«Ну, — пожалел тут совсем хозяйку паренёк, — она не только у меня исправилась, у неё с перепугу даже голос переменился. Самое время её поднимать…»
— Эй, хозяюшка, держись крепче!
Бросил паренёк конец верёвки, верёвка сразу натянулась. Чувствует он, что живой груз там, внизу, стал слишком что-то тяжёл.
«Неужто хозяйка в самом деле нашла золото?»— подумал паренёк.
И вот что есть сил тянет и тянет, перед собой смотрит, а из колодца на верёвке поднимается чудище-косматище небывалое! Всё оно — в шерсти, голова — с бычьими рогами, глаза — по чайному блюдцу. И всё оно, видно, от страха дрожит. За верёвку лапами ухватилось, трясётся, оглядывается вниз.
Паренёк маленько испугался, но сильнее всего удивился: «Ишь, как хозяйку-то в колодце перевернуло! Не только голос другим стал, а и сама превратилась незнамо во что!»
Вслух же спрашивает:
— Ты ли это, хозяйка?
— Не-ет! — басит и вздрагивает чудище. — Хозяйка твоя осталась на дне, да пускай там и остаётся. С ней никому несдобровать! На что уж я, здешний лесной колодезный житель, люблю сам кого-нибудь попугать своим басом да эхом, но с твоей хозяйкой не управился и я… Она сама меня так напугала, так изругала, что мне в моём родном колодце больше и минуточки не пробыть. Пожалуйста, вытаскивай!
— Да вот, — говорит паренёк, — я тебя уже и вытащил. Но и хозяйку надобно поднять… Мне с неё полагается получить заработанные денежки.
— Забудь про денежки! Всё равно не отдаст! — взмолилось чудище. — Я само тебя озолочу! Я тебе пол здешнего государства преподнесу!
— Как так?
— А вот так: проберусь к вашему королю-государю во дворец, проникну в покои к его дочери-королевне. Там напущу на неё такую грусть-тоску, что она день и ночь плакать будет, худеть да бледнеть. И тут, как полагается, король станет искать для дочери лекаря. Станет он обещать тому лекарю полгосударства. Ну вот ты и отзовись! А как к королевне впустят, так кричи на все покои: «Уходи прочь, Косматое Чучело!»
— Ты разве — Чучело? — удивился ещё больше паренёк. — Это ведь меня хозяйка таким прозвищем обзывала.
— Тебя обзывала, а меня в колодце била, колотила. Так что настоящее Чучело теперь я… Но слушай дальше. Когда ты закричишь, тогда я убегу, и девица-королевна тут же улыбнётся, засмеётся, зарумянится — сама тебе скажет: «Будь моим женихом!» Тут ты и получишь пол государства. А я скроюсь в другое королевство. Там тоже королевна есть. На неё я тоже наведу кручину. Но как бы тебя к ней потом ни приглашали, ехать туда не смей! Там у тебя ничего уже не получится. Там я тебя не послушаюсь, и ты лишь опозоришься. Даже потеряешь свои полгосударства, потому что делать всё одни лишь добрые для тебя дела я не в силах… Не тот у меня нрав!
Поглядел на Чучело паренёк, почесал затылок, кивнул:
— Ладно! Хозяйка пускай посидит в колодце, я ей туда сухарей сброшу; а ты, Чучело Косматое, иди выполняй обещанное.
И вот прошёл тот вечер, пролетели ночь и другой день — скачут по пыльным дорогам королевские гонцы, в трубы трубят, криком кричат:
— Занедужила королевская дочь: не ест, не пьёт, худеет на глазах… Кто её вылечит — получит пол государства!
Отозвался паренёк на тот клич, явился во дворец, его сразу ведут в девичьи покои.
Там в серебряном уголку на серебряной скамеечке сидит королевна красоты несказанной. Горючие слёзы льёт, их с бледных щёк даже не утирает, грустного взгляда ни на кого не поднимает.
Остановился паренёк у порога, громко вскричал:
— Уходи отсюда прочь, Чучело Косматое!
И — диво! Шевельнулось, мелькнуло что-то тёмное по-за серебряной скамеечкой, выскочило тенью лохматой в раскрытое окошко, а королевна со скамеечки поднялась, улыбнулась, пошла лёгким шагом через все покои к пареньку.
На ходу зарумянилась, как зорька, и сказала:
— Ты избавил меня, добрый молодец, от горя-кручины, так будь моим женихом!
Король вбегает в покои, тоже радостно говорит:
— Будь, будь! Объявляю тебя своим названым сыном, дарю тебе полгосударства, а наварим пива-мёду — сыграем и свадебку! Станешь королевским зятем!
Но вот, пока мёд-то варили, случилось в соседнем королевстве с их королевной такое же несчастье.
А про паренька-лекаря там уже слышали.
И гонцы ихние мчат, скачут не по сёлам, не по хуторам, а торопятся, правят прямо к этому дворцу. Трубят в медные трубы, громким стуком стучат в дубовые ворота:
— Поехали, лекарь, теперь к нам!
Паренёк вспомнил про свой уговор с Косматым Чучелом, про то, что ехать он во второй раз никуда не должен, и он гонцам отвечает из-за крепко запертых ворот:
— Я теперь не лекарь. Я будущий королевский зять.
— Ах так? — сердятся гонцы. — Ах так? Тогда наш государь на вашего государя — твоего будущего тестя, на всех ваших сельских и городских жителей войной пойдёт! Сейчас же выходи! Поехали!
Делать нечего, хуже войны никакой беды не бывает. Поклонился паренёк невесте, поклонился названому отцу, не сказал им про свою думу-закавыку ни словечка, лишь вздохнул тишком: «Пускай я теперь и невесту милую, и полгосударства потеряю, да уж лучше этак, чем война. Жил я один в бедности и проживу снова один в бедности. Зато ни к кому не придёт военная погибель…»
И отомкнул он сам тяжёлые ворота, поехал с теми гонцами.
