Черт-те что, или Праздник первого зуба - Дале Гру (книги онлайн полные .txt) 📗
А папа Бабадур колдовал над обедом. С потолка капал жир, и густой влажный дух разносился по коридорам. У Злыдневны текли слюнки и уже хлюпали под ногами. На земле этот крепкий дух смешался с ветром, и прохожие стали подозрительно принюхиваться к соседям и косить по сторонам — от кого это так воняет? Собаки перестали гонять котов, коты — мышей, и даже сороки безвольно повесили головы. А несколько воробышков потеряли сознание и шлёпнулись с ветки на землю.
Наконец папа закричал, что обед готов. Он поджарил семнадцать крысиных поп и приготовил влажный, коричнево-чёрный пудинг из улиток и свежесобранных червяков. И фирменное блюдо — обугленный барсук. Его выложили на блюдо и вставили ему в рот фаршированную жабу. Жжёной шкурой и палёной шерстью несло на несколько этажей. Шеф-повар Бабадур сиял от гордости, как фосфором натёртый. Вдобавок ко всему он припас ещё один деликатес: без рук, без ног, тоже чёрный, но маленький и круглый. Папа Бабадур положил его барсуку под бок, молодецки закрутил хвост кольцом, а мамаша Бажаба подняла бровь. Повела носом. Облизала рот длинным тёмно-серым языком. И мечтательно застонала: «О-о-о!» Папа как-то неловко сложил губы в гармошку (Бамбуль готов был поклясться, что папа прячет улыбку!) и не выдержал: стал хвастаться. Взволнованно шлёпая хвостом по полу и поднимая тучи пыли, он рассказал, что уже давно нашёл этот деликатес, но не сказал никому, а припрятал для особо торжественного случая, и не прогадал. Какая-то зараза откусила, правда, кусок, но осталось всё равно много. Можно сказать, почти всё осталось. И право первым попробовать деликатес получит Бамбуль. И тут только Бамбуль понял, что это за головешка такая. Это же его погребёнок!
— Ну, Бамбуль, пожалуйста, — пригласил папа Бабадур. — Что заслужил, то заслужил.
— О-о-ой, — застонал вдруг Бавван, бледнея. Челюсть у него отвисла и упёрлась в грудь, глаза выскочили из орбит. — Это, что ли, погребёнок?
Злыдневна подалась вперёд, у неё потекли слюнки. Бамбуль посмотрел на обугленный шарик — цвет другой, но форма та же. Принюхался. Раскатал губу. Да, перед ним на едальном камне лежал, чуть перекатываясь, погребёнок. Теперь он казался ещё более гадким и ядовитым, чем в прошлый раз. Бамбуль задрожал от макушки до кончика хвоста. Папа Бабадур взял острый камень и раскромсал головешку на две половинки. Чёрная спёкшаяся корка разломилась, и взглядам открылось волшебное содержимое погребёнка. Оно сияло таким белым цветом, что защипало в носу.
И в эту секунду мамаша Бажаба трижды ударила в барабан. Звук раскатился по всему подземью, а люди наверху решили, что слышали три залпа из пушек королевского дворца, и подумали, что, наверно, родился наследный принц, не меньше. Они включили радио и стали ждать новостей.
А под землёй разгорался праздник. Подрощенные чертовки щеголяли в туфельках из змеиной кожи, на плечи они набросили боа из крысиного меха и накрасились углём, приготовились: сегодня будут танцы, там уж они хвостами покрутят. Тёмная нечисть всегда празднует Зубоночи с размахом, но тут случай особенный — зуб-рекордсмен невиданных размеров да ещё ослепительная белизна разрезанной картошки.
Зрелище не для слабонервного мелкого беса из подземья. Бамбуль вытер сопли ладонью и застенчиво улыбнулся.
— Ну давай уже, Бамбуля, пробуй! — подбадривал папа Бабадур, от нетерпения потирая руки. — Кусай, Бамбуль. Ну, открывай рот! Давай-ка подцепи пальцем — и в рот!
Папа приплясывал на месте и уже терял терпение.
Бамбуль перевёл взгляд с погребёнка на папу Бабадура и дальше — на маму Бажабу. Она кивнула ему.
Бамбуль смирился. Видно, судьба его такая, злодейка. Взял погребёнка и мужественно откусил малюсенький кусочек с самого края белой начинки. Все собравшиеся не мигая смотрели Бамбулю в рот и следили за каждым его движением. Папа Бабадур скакал то на одной ножке, то на другой.
— Ну что? Вкусно, да? Вкусно? — спрашивал он, клацая зубами.
Бамбуль кивнул.
— Угу, — вымолвил он наконец и посмотрел на бабушку. — Очень.
Все выстроились в очередь пробовать деликатес. Первой оказалась конечно же мамаша Бажаба. Она откусила здоровый кусок, закрыла глаза и стала медленно пережёвывать. Бамбуль слышал тихое, довольное урчание у неё в животе. Она долго сидела с закрытыми глазами и наслаждалась, и сидела бы ещё дольше, если бы бабушка Злыдневна не забрала у неё картошку. Потом её попробовали все тётушки, потом в очередь втиснулся папа и слизнул чуток своим пятнистым фиолетовым языком, потом подошли другие родичи — всего двадцать пять особ. Даже Баввану хватило, и он подцепил кусочек длинным жёлтым когтем. И вдруг папа взял последний кусочек и снова протянул его Бамбулю.
— Распробуй-ка получше, чучелко моё, — ласково сказал он и сунул лакомство Бамбулю под нос.
Нет, нет, запротестовал было Бамбуль. Первый кусок всё ещё стоял у него поперёк горла, как пробка. Он сглотнул уже четыре раза, но неприятное чувство, что он сейчас задохнётся, не пропадало. А выплюнуть драгоценное яство он тоже не мог. Бабушка смотрела на него ласково и сочувственно.
— Запей водичкой, — сказала Злыдневна и показала на скрышикап.
Бамбуль подошёл к нему, открыл рот, и тоненькая струйка потекла ему в рот. У неё был восхитительный вкус земли. Вкус песка и корней. Чистейший вкус стоялой воды, пропитанной навозом, глиной, песком. И помогло. Бамбуль сумел всё проглотить.
Тем временем вокруг стола началась толкотня и грызня. Не всем злыдням удалось попробовать невиданный деликатес: когда к едальному камню подпустили кузин, от картошки осталась только обугленная кожура. Теперь они рыдали, злились и цапались, и недовольство нарастало, слышал Бамбуль. Скоро всё закончится сварой, без которой не обходится у нечисти ни один праздник.
Бамбуль сбежал от гостей. Он столько пережил сегодня, что у него голова шла кругом. Он забился в самый дальний угол их норы, сел, прислонившись спиной к стене, и набрал полную грудь воздуха. А потом один спокойно, в своё удовольствие ощупал языком дырку от зуба. Это был кратер такого размера, что язык залез в него почти целиком. И рана ещё кровоточила. Во рту был острый вкус крови. Бамбуль сплюнул.
Послышались тяжёлые шаги. Бамбуль открыл глаза и увидел багровое лицо матери. Она оттопырила губу, открыв острые жёлтые зубы. Из ноздрей вырывался дым. Бамбуль решил не бояться её, но всё равно было страшно. В чём он провинился? Слишком рано сбежал с праздника? Сморозил глупость или опозорил семью с этим погребёнком? У Бамбуля задрожали ноги. Дрожь поднялась выше, перекинулась на загривок и руки. Бамбуль поднялся, стараясь напустить на себя суровый вид. Он хотел выглядеть бывалым, жестоким, суровым — взрослым, наконец. Только он не знал, как это делается. Может, встать на цыпочки, раздуть ноздри, выпустить дым из носа?
Пшик!
Вот и всё, что он сумел выдуть.
Плечи опустились, хвост обвис, Бамбуль сжался. Мама ощерила свои страшные зубы. «Сейчас съест», — с ужасом понял Бамбуль. Он попятился назад, но упёрся в стену за спиной.
Мама прокашлялась, харкнула, сплюнула-приготовилась говорить. Зачем-то огляделась по сторонам, словно речь шла о страшном секрете. Потом приблизила свою громадную, безобразную голову к самому носу Бамбуля и прошептала чудовищно гордо и ужасно ласково:
— Кошмарище ты моё страхолюдное! — и потрепала Бамбуля по голове, выдрав у него от избытка чувств пук волос.
— А? — отважился выдохнуть Бамбуль.
Он не знал, грозит это ему чем-то хорошим или только плохим. Звучало сладко, но Бамбуль привык на всякий случай настраиваться на худшее. Бажаба глухо хрюкнула, строго кивнула и насупила брови.
