Литературные сказки народов СССР - Гоголь Николай Васильевич (читать книги txt) 📗
— Я.
— Кто я?
— Я, Иван.
— А чего тебе надобно?
— Табачок есть?
— Нету.
— Водка есть?
— Нету.
— Женщины есть?
— Нету.
— Музыканты есть?
— Нет, Иван, что ты мне голову морочишь?
— А где их найти-то?
— В аду, Иван, не здесь.
— Мэй! Хоть шаром покати тут, в раю, — говорит Иван. И, без лишних слов, отправляется в ад. Кто знает, где бродил, но только спустя немного постучался он во врата адовы, кричит:
— Эй! Табачок есть?
— Есть, — отвечают оттуда.
— Водка есть?
— Есть.
— Женщины есть?
— А то как же?
— Музыканты есть?
— Сколько душе угодно!
— Вот хорошо. Это как раз по мне. Открывайте живее, — говорит Иван, притоптывая и потирая руки.
Черт, стоявший у ворот, думая, что это всегдашний их посетитель, открывает, видит — перед ним Иван Турбинка!
— Ой, беда, ой, беда! — заохали черти, почесывая головы. — Не сдобровать нам теперь!
А Иван велит поскорее подать водки и табачку и музыкантов привести, ибо охота ему «гуляя» задать.
Переглядываются чертяки, видят, что против Ивана им не устоять, и давай нести, кто откуда, водку, табак, музыкантов зовут, словом, все делают, что только его душе угодно. Мечутся во все стороны, волчком кружатся, угодить Ивану во всем стараются, ибо нагнала на них страху турбинка, пожалуй, больше святого креста.
Между тем напивается Иван вдрызг и давай по всему аду гикать, пляшет городинку и казачинку, хватает чертей и чертовок с собою в пляс; опрокидывает стойки, все по сторонам разбрасывает — лопнуть можно со смеху. Что было чертям делать? Думают, гадают, и так и этак прикидывают, а никому невдомек, как от него избавиться. Адова Пятка, однако, — ведьма побашковитее других чертей, — говорит самому Скараоскому:
— Дурни безмозглые! Не будь здесь меня, не знаю, что бы с вами и сталось! Несите сюда живее кадку, собачью шкуру и две палки; я из этого такую игрушку смастерю, в два счета духу Иванова здесь не будет.
Принесли все, что она хотела, и тут же сколотила Адова Пятка барабан; тихонько пробралась мимо Ивана за ворота и давай барабанить будто в поход: там-тарарам!
Опомнился Иван, одним прыжком выскочил за ворота с ружьем на плече.
Адова Пятка тогда — прыг внутрь, черти ворота за Иваном захлопнули, засовы задвинули прочно, радуются — не нарадуются, что от турбинки избавились. Колотит Иван по воротам, что есть мочи, ружьем дубасит, ан нет — научились теперь черти уму-разуму.
— Ладно, рогатые! Попадетесь мне в руки — не даст вам турбинка спуску!
А черти на это — ни гу-гу.
Видит Иван, что ворота адские — за семью засовами, железом окованы, и не думают черти открывать, — пропала у него охота и к музыке, и к табачку, и к водке, и ко всему, отправился снова в рай, господу богу служить.
Приходит он к райским воротам, становится на страже, стоит не смыкая глаз, дни и ночи кряду, с места не тронется.
Немного погодя является Смерть, хочет к господу богу пройти за приказаниями.
Приставляет Иван шпагу к ее груди, говорит:
— Что ты, ведьма, куда?
— К богу, Иван, за приказаниями.
— Нельзя, — говорит Иван, — сам пойду, ответ тебе принесу.
— Нет, Иван, сама я должна.
Видит Иван, что Смерть на него нахрапом лезет, как осерчает, как заорет:
— Марш, ведьма, в турбинку!
Смерть тогда, волей-неволей, в турбинку лезет, стонет, вздыхает, хоть плачь от жалости к ней. А Иван и в ус не дует, завязал турбинку, на дерево повесил и давай в ворота стучаться. Открывает святой Петр, смотрит — перед ним Иван.
— Что, Иван, — говорит, — еще не наскучило тебе по свету бродить, дурака валять?
— Еще как наскучило, святой Петр.
— И чего тебе надобно?
— К богу хочу пройти, два слова сказать.
— Что ж, Иван, иди, путь тебе не заказан, ты же у нас теперь свой.
Проходит Иван прямо к господу, говорит ему:
— Господи, известно тебе или нет, только я уже долгое время у райских ворот служу. А теперь Смерть пришла, спрашивает, что ты прикажешь?
— Передай ей, Иван, такой от меня приказ: чтоб три года кряду только такие, как ты, старики умирали… — говорит господь с доброй улыбкой.
— Хорошо, господи, — говорит Иван призадумываясь. — Пойду, передам твой приказ.
Пошел Иван, выпустил Смерть из турбинки, говорит:
— Приказал господь, чтобы питалась ты впредь три года подряд только старым лесом, а молодого не трогай! Понятно? Ступай, выполняй свой долг!
Пошла Смерть по лесам, злая-презлая, и давай грызть старые стволы, только челюсти трещат.
Ровно через три года пускается она снова к богу за приказаниями, но как вспомнит, что опять ей с Иваном дело иметь — ноги подкашиваются, спину сводит от страху.
— Турбинка! Турбинка проклятая в гроб меня вгонит, — охает Смерть. — Однако делать нечего, надо идти.
Идет она, идет, наконец до райских врат добирается. А там опять Иван стоит.
— Ты все тут, Иван?
— А то как же, — отвечает Иван, делая налево кругом и вставая прямо перед Смертью. — Где же мне быть-то, коли тут моя служба?
— Я думала, ты по свету шатаешься, дурака валяешь.
— Да ведь я от света бежал. Знаю, до чего он сладкий и горький, чтоб ему пусто было! Тошно от него стало Ивану! Но ты почему исхудала так, ведьма?
— По твоей милости, Иван. Но больше, надеюсь, не станешь терзать меня, пустишь к богу, важное у меня к нему дело.
— Еще бы, держи карман шире! Что за спешка, не пожар ведь! Уж не вздумала ли с господом лясы точить!
— Э-ге, слишком уж ты зазнаешься, Иван.
— Вот как? Еще передо мною нос задираешь? Марш в турбинку, ведьма!
Лезет Смерть в турбинку, а Иван колотит ее, приговаривает:
— Шутила с кем шутила, а с Иваном не шути!
Господу все это было ведомо, но желал он, чтоб и по воле Ивана было, а не все по воле Смерти, потому и она тоже немало на своем веку бед натворила.
— Ну-ка, святой Петр, отвори, — сказал Иван, постучав в ворота.
Открывает ему святой Петр, снова является к господу Иван и говорит:
— Господи, спрашивает Смерть, какие приказания будут? И, не во гнев твоей милости, очень уж она жадна и неугомонна, ждет не дождется, ответа требует.
— Передай ей, Иван, приказ, чтобы отныне три года кряду одни молодые умирали; а другие три года одни только непослушные дети.
— Слушаю, господи, — говорит Иван, кланяясь до земли. — Пойду, скажу, как ты повелел.
Идет, выпускает Смерть из турбинки, говорит:
— Приказал господь, чтобы впредь питались три года кряду только молодым лесом; а затем три года лишь молодыми ветками, ракитой, лозняком, побегами всякими; старого леса не трогай, а то худо будет! Слыхала, ведьма! А теперь живее уноси ноги — выполняй приказ.
Проглотив обиду, понеслась Смерть по рощам, дубравам, кустарникам, — злая-презлая. Но нечего делать, то погрызет молодые деревца, то лозу и побеги пожует, да так, что челюсти стучат, бока и затылок ломит — высоко к тополям тянуться, а за корнями кустарников и молодыми побегами нагибаться приходится. Утоляла голод, как могла. Промучилась три года кряду, и еще три года, и отбыв все шесть лет наказания, снова к господу за повелениями отправилась. Знала она, что ее ждет, но делать было нечего.
— Турбинка, огонь ее возьми! — говорила Смерть, отправляясь в рай, как на виселицу. — Не знаю, что уж и сказать про господа бога, чтоб не согрешить. Совсем, видать, впал он в детство, прости господи, если уж Ивану полоумному власть такую надо мною дал. Хотелось бы мне увидеть самого господа бога, великого и всемогущего, в Ивановой турбинке; или хоть святого Петра; уж тогда бы они мне поверили.
Идет она, бормоча и неся околесицу, доходит до райских врат. Как Ивана увидела, в глазах у нее потемнело, и говорит она со вздохом.
— Что ж, Иван, неужто снова мне жизни не будет от турбинки твоей?
— Эге-ге, имей я побольше власти, скажу по правде, глаза б тебе выколол, как черту, и на вертеле бы тебя изжарил, — отвечает Иван с досадой, — из-за тебя ведь столько народу погибло от Адама и до наших дней. Марш в турбинку, ведьма! А господу богу даже и не заикнусь про тебя, старую каргу! Ты да Адская Пятка — два сапога пара! Зубами бы вас растерзал, ласковых да пригожих. Но теперь продержу тебя взаперти, сколько влезет, сгною в турбинке!
