Таня Гроттер и птица титанов - Емец Дмитрий Александрович (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Этот навык пригодился ей и теперь. Почувствовав, что солдамаг двинулся в ее сторону и вот-вот на нее наступит, Танья перевернулась на спину, достала нож и подула во второе по счету отверстие в его пустотелой рукояти. Шипение получилось у нее великолепно! Отрывистое, злобное, с прорывающимися истеричными повизгиваниями, как у живущей в камнях ящерицы-змейса. Еще бы змейсам так не шипеть, когда один их плевок, попавший на кожу, убивает скорее, чем добежишь до торговца противоядиями.
Солдамаг торопливо попятился, рукавом прикрывая глаза. Именно их змейс выбирает целью чаще всего. Теперь Танья была спокойна. В ближайшие пятьсот мгновений никто сюда не сунется.
Танья подползла к стене. Потянулась к уху поправить стебель, но еще прежде, чем это сделала, услышала голос. Незнакомый, сиплый, он точно проходил сквозь толстый слой земли. В голосе этом звучала ненависть – давняя, медлительная, ушедшая на дно.
– …кажутся себе злыми, крутыми, беспощадными. Циниками, презирающими всех и вся! Рисуют на щитах прогнившие черепа! А сами плачут, когда думают, что рядом никого нет! Бродят весной, смотрят на небо и мечтают, будь они прокляты!
«Вий! Больше некому! Гулеб и Жанин еще снаружи!» – поняла Танья.
– Молчи, старик! Опять ты заладил свое! Лучше бы и я считала тебя дохлым! – оборвала его Чумья.
– Нет, ты меня послушай! Сколько детей согласилось повесить кроликсов, которых ты раздала им на выкармливание? Всего лишь шесть человек из сотни! Шесть! У прочих они не то таинственно убежали, не то вообще непонятно куда подевались! И с этими слюнтяями ты надеешься захватить новый мир?
– Я это сделаю, ты сам увидишь!
– Ничего я не увижу. Я сдохну раньше… Они лгут – да, и сколько угодно. Неостановимо, ловко, не хуже нас, а на самом деле честные и втайне презирают тех, кому нельзя довериться! Говорят мерзкие слова, но и слова к ним не прилипают, потому что их сущность добра. Считают, что ненавидят друг друга, но сколько раз, когда кто-то лежал в лазарете, его якобы лютый враг подбрасывал ему снаружи яблицу… Да, в них есть и тьма, но, даже не сопротивляясь, они ей сопротивляются! Пока они подкидывают раненым эти вонючие яблицы, мы никогда не сможем…
Вий закашлялся. Конец фразы затерялся в кашле, и Танья услышала только ответ матери-опекунши:
– Ничего, старик! Ты забыл, чем был этот мир до нас. Ни одного болота, безобидные звери, едва способные защищаться. А люди!.. Вспомнить противно! Теперь эта чистота, будь она неладна, удерживается в них самое большее семь тысяч триста дней после рождения! И лишь в это время тот другой мир согласен принять их!
Вий засмеялся сквозь забившую его связки землю. Мать-опекуншу взбесил этот бессильный хохот.
– Чему ты смеешься, Вий? Едва жив и смеешься? – прошипела она.
– Я давно знаю тебя, Чумья! Ты всегда бредила одним! Но нам с тобой не семь тысяч триста дней. Ни у тебя, ни у меня нет надежды проникнуть сквозь Стекло Миров! Вспомни: сколько раз мы пытались послать туда тех, кому хотя бы на день больше этих проклятых семи тысяч трехсот! Десятки, сотни безуспешных попыток – всех размазало по Стеклу Миров. Уничтожить его невозможно! Оно тоньше волоса, но тверже алмаза, его не возьмешь никакой магией. Это вечная граница, разделяющая вселенную на миры!
– И все же это проклятое Стекло можно уничтожить! Пробить! Хватило бы и крошечной, в волос дырочки! – прошипела Чумья.
Поправляя сбившийся стебель, Танья неосторожно сдавила его ногтями, забыв, к чему это может привести. Малиновый цветок, нерасторжимо связанный с оторванным бутоном, лопнул со звуком треснувшей кости.
– Кто здесь?! Стража! – успела услышать Танья, прежде чем уничтоженный слухач окончательно перестал ловить звуки и рассыпался в прах.
Медлить было нельзя. Танья поползла стремительнее змейса. Ударилась локтем о камень. Содрала на колене кожу. Хорошо, что туман такой густой. Видя, что ползком не успевает, вскочила и, пригнувшись к земле, ныряя в туман лицом, побежала вдоль стены. Скользнула между прутьями разогнутой решетки, где никогда не протиснулся бы солдамаг, пронеслась по скользкому проходу между домами, где мерзко пахло и куда сверху выплескивались нечистоты.
Выбежавшие с факелами солдамаги действовали по жесткому сценарию. Оцепив площадь, они забрались на высокие камни и пропустили по туману красную искру мгновенной смерти. Все живое, находящееся от земли на высоте не выше колена, должно было неминуемо погибнуть. К счастью, Таньи на площади давно не было, и жертвами солдамагов стала лишь сотня улиток и несколько крысусов.
Танья бежала долго. Лишь когда впереди появился знакомый изгиб Замогильного переулка, который начинался с кривого и округлого дома, она перешла на шаг.
«Пронесло!» – подумала она, и тут кто-то свистнул, окликая ее. От дома отшатнулась тень и схватила ее за запястье. Только некромагусы умеют перемещаться по пересеченной местности так быстро. Гулеб даже не задыхался.
– Ты подслушивала Чумью! – сказал он голосом, не ведающим сомнений.
Танья поняла, что отпираться бесполезно.
– Ну так донеси на меня! – устало посоветовала она.
Гулеб цокнул языком.
– Могла бы поблагодарить! Я видел тебя, еще когда ты ползла. Отвлек солдамагов и Жанин.
– Ну так донеси на меня! – задиристо повторила Танья. Ей хотелось, чтобы Гулеб это сделал. Именно он. В том, чтобы окончательно лишиться всех иллюзий, тоже есть своя радость. И своя иллюзия.
Гулеб подумал и медленно покачал головой.
– Зачем? Двух грандов мне никто не даст! Своего я добился. В семерку вошел. Мне нет смысла доносить на тебя, Грутти!
– Отпусти мою руку! Укушу!
Она не думала, что Гулеб послушается, но он это сделал. Танья повернулась и пошла.
– И знаешь… – сказал он ей вслед.
Танья оглядываться не стала, но остановилась.
– Чего?
– Я рад, что ты победила в Великой Гонке! Ты и я – мы похожи! Вместе мы свернем горы!
– Вынуждена тебя разочаровать! В Москве нет гор. Есть семь холмов, которые ты будешь сворачивать вместе с Жанин Абот, – отозвалась Танья, обращаясь не к Гулебу, а к пустоте перед собой.
Ей казалось, что это одно и то же.
Танья старательно готовилась и знала, что город, в который перенесут их каменные кресла, называется Москва. Хорошо бы, конечно, сразу оказаться в Тибидохсе (так, кажется, они называют свою магическую школу), но это невозможно. Остров в океане тщательно оберегается. Там все на виду. Атаковать двойников на Буяне опасно.
– Эй, ты слышал, что я сказала?
Гулеб не отозвался. Немного выждав, Танья повернулась, собираясь обдать Гулеба холодным презрением. К сожалению, тщательно приготовленное и очень-очень холодное презрение досталось узкому проходу между домами. Некромагус исчез.
Танья ужасно разозлилась, что он пропал, не позволив как следует себя попрезирать. Но время поджимало, и она направилась к круглому дому, венчавшему Замогильный переулок.
Вскоре Танья скользнула к себе за занавеску. Собственной комнаты у нее не имелось, зато занавеска, отгораживающая угол в длинном общем коридоре, была самая что ни на есть ее личная. Выглядела она абсолютно безобидно – так себе, серая от пыли штора. Правда, мало кто знал, что после двух краж Танья, ограждая свое собственное пространство, вплела в нее столько запуков и сглаживающих нитей, что не всякий отряд солдамагов взял бы ее закуток без потерь.
С вещами она разобралась быстро. Тетради сожгла. Не только личные, но и вполне безобидные – с безграмотно написанными школьными проклятиями за первый-пятый классы. Ей было бы неприятно, стань в них кто-то рыться. Вещи побросала в окно. Пусть кто хочет – берет.
Разобравшись с барахлом, Танья озабоченно посмотрела на горизонт. Тот едва начал сереть. Значит, немного времени в запасе у нее есть. Танья стала ласкать струны контра-босса и гладить его полировку. Потом спрятала контра-босс в выдолбленной в стене нише и, заложив ее приготовленными заранее камнями, шепнула: «Прощай навсегда!»
