Расскажу вам сказку(Сказки и легенды народов Западной Европы) - Лунин Виктор Владимирович (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Кухулин опустил Фердиада на землю, склонился над ним и стал горько его оплакивать. Забывшись в горе и не думая об опасности, Кухулин долго просидел так возле убитого друга, пока его возница Лойг не посоветовал ему уйти подальше от брода, где в любую минуту на него могли напасть коварные воины королевы Мав.
На слова Лойга Кухулин медленно поднял голову и сказал тихо, печально:
— Друг мой Лойг, знай и запомни: отныне и впредь любая битва, любой бой или сраженье покажутся мне пустой шуткой, забавой, игрушкой после поединка с милым моему сердцу Фердиадом.
И такую песню сложил Кухулин, оплакивая убитого друга:
Жена самого О’Доннела
На протяжении всей истории Ирландии, длинной, бурной и удивительной, не было, мне думается, женщины умнее Сав — жены самого О’Доннела.
Да, это была необыкновенная женщина.
Сам О’Доннел, король Донеголский, по-своему тоже был умен. Вот, например, как-то раз на пасхальной неделе он принимал у себя при дворе именитого испанского гостя, и к столу не хватило яблок. Он тотчас послал из своего замка слугу в ближнее аббатство, однако скупая братия ответила, что, увы, от старых запасов ничего не осталось и, пока не поспеет новый урожай, яблок у них не будет.
Тогда О’Доннел приказал отправить монахам в подарок связку свечей. И посланец, который отнес их, вернулся оттуда с корзиной чудесных яблок.
О’Доннел тут же сочинил на гэльском языке остроумное двустишие и отослал его с выражением своей благодарности в аббатство: мол, он потрясен открытием, что свечи помогают яблокам созревать быстрее. Так-то вот…
Да, только начали-то мы с вами говорить о его жене по имени Сав. История о том, как он нашел ее, дочь бедняка из бедняков, и пленился ее мудростью, уже сама по себе превосходна, и, может быть, я поведаю вам ее, когда будет веселей у меня на душе. А сейчас я хочу рассказать вам, как Сав перехитрила своего любимого мужа.
Когда он впервые был пленен ее ясным умом и думал удивить эту босоногую девушку известием, что собирается на ней жениться и сделать ее хозяйкой своего сердца и своего дома, то удивляться пришлось ему самому, так как она наотрез ему отказала. Как только он успокоился, он спросил ее о причине такого безрассудства. И Сав ответила:
— Ослепленный любовью, вы сейчас не замечаете ни моего положения, ни моей бедности. Но придет день, когда, если я осмелюсь разгневать великого О’Доннела, он забудет, что я ничем не хуже его, если не лучше, и ввергнет меня снова в ту нищету, из которой поднял.
Клятвы О’Доннела, что этого никогда не случится, не поколебали ее. Он просил ее, и умолял, и преследовал день за днем, с понедельника до воскресенья, и опять день за днем, пока наконец Сав не согласилась стать его женой.
Но она потребовала от О’Доннела клятвы, что, если придет день — а он наверное придет! — когда О’Доннел пожалеет о совершенной им глупости, станет ее попрекать и прикажет убираться восвояси, ей разрешено будет забрать из его замка все, что она сама выберет и сумеет унести у себя на спине за три раза.
Счастливый О’Доннел громко смеялся, соглашаясь на это ее чудное условие.
Они поженились и были счастливы. У них уже рос сын, в котором оба души не чаяли. И в течение целых трех лет О’Доннел сдерживал свой буйный нрав и не обижал ту, которую нежно любил, хотя ему частенько хотелось это сделать, особенно когда ей удавалось, и весьма умело, расстраивать его вероломные планы.
Но однажды она зашла слишком уж далеко, и это позволило королевским придворным восстать против своего господина.
У короля шел прием. Его жена сидела с ним рядом и с беспокойством наблюдала, какой страх он внушает всем, кто пришел к нему с просьбами. И вдруг какой-то босоногий монах дерзко шагнул прямо к королю. Быть может, ему и следовало вести себя поскромнее, но он был явно обижен.
— Ты кто такой? Что у тебя за просьба? — О’Доннел замахнулся, чтобы поставить раба на место.
Но человек этот не оробел, напротив — еще более дерзко и вызывающе он ответил:
— Посланник Бога я, О’Доннел! И пришел просить тебя исправить все зло, какое ты совершил.
О’Доннел готов был обрушить жестокий удар на голову этого безумца, но королева рукой остановила мужа и очень спокойно сказала разгорячившемуся монаху:
— Мы слышали много хорошего о твоем господине. Передай ему, чтобы он ничего не боялся и приходил сам сюда. Пусть смиренно изложит нам свою обиду, и тогда он узнает, как добр и милостив великий О’Доннел.
Вот что сказала королева Сав монаху.
Однако такая насмешка над господом богом пришлась не по вкусу королевским советникам и подданным, и при дворе вспыхнули беспорядки.
Тогда взбешенный О'Доннел накинулся на свою жену:
— Ах ты змея! Но так мне, глупцу, и надо! Что хорошего мог я ожидать, женившись на нищенке — дочери нищего! Долой из моего замка и с глаз моих! Навсегда!
— Прекрасно, — ответила спокойно Сав. — Но я заберу с собой три самых больших ценности, какие только захочу.
— Забирай что угодно! — крикнул он. — Все равно я еще дешево от тебя отделался!
И все же он с досадой смотрел, как она собирает все редчайшие и самые ценные украшения, какие делали его замок предметом всеобщей зависти. Но в гордыне своей он не промолвил ни слова.
В полном молчании наблюдал он и весь его двор, как она перенесла свою ношу через разводной мост и, сложив ее на той стороне, вернулась назад.
— Что последует за этим? — храбро спросил он.
Повернувшись к нему спиной, Сав сказала:
— Посади ко мне на плечи нашего сына!
На мгновение О’Доннел остолбенел. Но он тут же вспомнил о прославленной честности всех О’Доннелов и, не моргнув глазом, оторвал частицу своего сердца — сына своего, посадив его на плечи этой жестокой.
Она перенесла сына через мост и опустила на мешок с бриллиантами, золотом и прочими драгоценностями, а сама вернулась опять.
— Ну, а теперь?
О’Доннел был тверд, как скала, и, как гранит, был тверд его вопрос: «Ну, а теперь?»
