Верлиока - Каверин Вениамин Александрович (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
Смеркается. Снова дворик, но уже другой, напоминающий зал жилого дома. Выложенный широкими черными плитами, он выглядит мрачно под быстро темнеющим небом. В глубине — двухэтажное здание. На открытом балконе прячется, мелькает красное пятно — кто-то спит на диване, набросив на себя красное покрывало? Очень тревожно. Надо проснуться. И он просыпается потому, что какая-то птица, может быть ворон, громко каркая, кричит над его головой: "Лор-ренцо, откр-рой глаза! Лор-ренцо, опасность!"
Человек в синем плаще осторожно несет в руке свечу, прикрывая ее полой, чтобы пламя не задуло ветром. За ним шагает еле заметная, но тоже чем-то грозящая тень. И ничего изменить нельзя. Кто-то будет убит, и об этом узнает только последний отблеск заката, скользящий по окнам. Надо торопиться, скрыться, уйти. Но поздно: свеча мерцает еще далеко, потом все ближе и ближе.
"Так, значит, все это было?" — прислушиваясь к сильно забившемуся сердцу, но не просыпаясь, думает Вася.
Не веря глазам, он видит молодую женщину, белокурую, похожую на Иву, с большими испуганными глазами. Она шепчет кому-то: «Беги». И вдруг сверху, с неба, на землю, бесшумно планируя, падает и низко летит над землей большая черная птица. Сейчас она начнет кричать и биться о стены. Но она не кричит. Пролетая над человеком, идущим по дворику, она крылом гасит свечу. И кто-то прыгает с балкона со шпагой в руке. И все исчезает.
Вася очнулся, услышав свой собственный голос: "Тот, кого я не смею назвать". И снова уснул. Венеция превратилась в Сосновую Гору и растворилась в снегу. Тишина, зимний покой, звездное небо. В эту полумертвую тишину стремительно врывается буря. Кто знает, может быть, она началась потому, что молодой человек, похожий на бабочку, явился к Ивановым и получил обидный отказ? Но что же общего было между взмахом крыла, погасившего свечу четыреста лет назад, и прошлогодней бурей в Сосновой Горе, переломившей десятки мачтовых сосен?
Долго, долго ворочался с боку на бок Вася и в конце концов снова уснул, так и не связав эти два происшествия, бесконечно далеких друг от друга.
Весь следующий день Ива молчала. Ни Кот, ни даже Вася не пытались разговаривать с ней — догадывались, что она сочиняет стихи. Но к вечеру, когда они остановились на берегу какой-то широкой реки, развели костер и поужинали, Ива повеселела.
— Прочтешь? — как бы между прочим спросил Вася.
— А откуда ты знаешь, что я его написала?
— Догадался.
Кот мгновенно заснул после ужина, и пришлось его разбудить. Возможно, что, если бы этого не случилось, чтение обошлось бы без саркастических замечаний.
Стихотворение было короткое. Однако оно убедило Васю, что Ива, так же как он, задумалась над загадками, которые заставили его провести тревожную ночь.
Кот зевнул.
— Так себе, — сказал он. — Сон нельзя вышить на ковре, да еще гладью. Добро бы крестиком — это проще. Свеча не горит, но почему-то светит. Здравый смысл говорит, что это невозможно.
— Поэзия и есть возможность невозможного, — возразил Вася. — Мне эта строчка как раз очень нравится. Во сне трудно довести до конца то, что видишь. Все мерещится, ускользает, плывет.
— Если трудно довести до конца, не надо и начинать, — возразил Кот.
— Вот и видно, что ты ничего не понимаешь в поэзии. Как раз надо начинать, как бы это ни было трудно.
Кот фыркнул.
— Я сам сочинял стихи, — сказал он. — И если бы умел писать, давно издал бы собрание своих сочинений. В поэзии самое главное — здравый смысл. И польза. Для себя и других. Я бы сравнил поэзию с ловлей мышей. Когда я лювлю мышей? Когда хочется есть. И писать стихи надо, когда хочется есть.
Вася покраснел.
— Я очень сердит, — сказал он. — И, откровенно говоря, с трудом удерживаюсь, чтобы не надрать тебе уши. Может быть, ты хочешь узнать, почему я удерживаюсь?
— В самом деле, почему? — спросил заинтересованный Кот.
— Потому что ты старик в сравнении со мной и я почувствовал бы себя неловко, надрав старику уши.
— Мяу! Если тебе так уж хочется, пожалуйста, — надменно сказал Кот. — И меня, кстати, еще нельзя назвать стариком. Мне только что минуло девять. Но я спросил "почему?" в смысле "за что?".
— Ты действительно не понимаешь или притворяешься, киса? — спросила Ива.
— Во-первых, я тебе не киса. А во-вторых, с какой стати стал бы я притворяться? То, что я сказал, это современный взгляд на поэзию. А вы, ребята, даром что вы ребята, живете в девятнадцатом веке. Ну вот, например, ты пишешь:
…подобно
Венецианской шелковой галере.
Между тем галера — военное судно, на котором обычно гребцами были каторжники.
— Гондола не рифмовалась.
— Почему? На «гондолу» сколько угодно рифм. Например, «радиола».
— Не обращай на него внимания, Ива, — сказал Вася с досадой. Стихотворение хорошее. Тебе не кажется, что каждый раз, когда мы встречаемся, между нами что-то происходит? И хотя сегодня четвертый день, как мы не расстаемся, тоже что-то произошло.
— Может быть, мне удалиться? — иронически улыбаясь, спросил Кот.
— Я видел сон, который как будто шагнул ко мне из первой, давно забытой жизни. И ты угадала его в своем стихотворении. Неужели старый Ворон сказал правду и я четыреста лет назад действительно был молодым венецианцем и ухаживал за девушкой с золотыми волосами, на которую, как на тебя, нельзя было смотреть не улыбаясь?
ГЛАВА XVI,
в которой Коту не удается отведать свежей рыбки, а лодочнику не удается отделаться от Васи. С незнакомца слетает шляпа, и лоза бьет его по лицу
Это было свежее сентябрьское утро — осеннее равноденствие, когда ночь, которая долго гналась за днем, наконец догнала его и стала неторопливо перегонять минута за минутой.
Дорога шла вдоль какой-то речки, по высокому берегу, спускавшемуся к воде ровными террасами, которые как будто просили, чтобы их назвали этим полузабытым словом.
Филя, давно соскучившийся по свежей рыбе, попросил остановиться. Он заметил лодку у противоположного низкого берега, а в лодке человека в кожухе, очевидно ловившего рыбу.
— Точнее сказать, наловившего, — облизнувшись, сказал Филя. — Держу пари, что здесь водятся щучки. Он наловил их на блесну, а теперь направляется прямехонько к нам.
Вот уже стал виден и человек, сидевший в лодке, — худой, с длинной шеей, с голой грудью. Вася различил даже крестик под распахнувшимся тулупом. Для теплого осеннего дня лодочник был одет очень странно; но еще страннее показалось то, что, уже приблизившись к берегу, на котором остановился «москвич», лодка круто развернулась и пошла обратно, пересекая реку.
— Забыл что-то, шляпа! — с досадой заметил Кот. — Эй ты, дядя! Рыбу продаешь?
Но пришлось ждать долго. Часа полтора, не трогаясь с места, они наблюдали за этой переправой, даже Ива, которой не терпелось поскорее тронуться в путь, замолчала, быть может надеясь на новую неожиданность — ведь прошло два дня после встречи со старым Вороном и она уже начинала скучать. И надежда оправдалась.
Туда и обратно! Что-то не только бессмысленное, но непоправимое, обреченное было в этом повторяющемся движении. Туда и обратно!
На середине реки лежал маленький островок, поросший лозой, — почему лодочник так далеко обходил его, хотя островок выглядел приветливо и мирно? Лодка сновала, как челнок в швейной машине, — туда-назад, туда-назад. И хотя время от времени человек в тулупе, отдыхая, сушил весла, не проходило и двух-трех минут, как он снова пускался в свой бесконечный путь.
