Беглец - Дубов Николай Иванович (читаем книги .TXT) 📗
Папка в лагерь не ходил. Юрка знал, что ему очень хочется поближе познакомиться с Виталием Сергеевичем, и он не раз зазывал его к себе, но Виталий Сергеевич не приходил. Он вообще ни к кому не ходил, никто на это не обижался, а папка обиделся. И однажды так прямо и сказал:
- Что ж вы нас обижаете? Не по-соседски...
- Чем?
- Не зайдете никогда. Посидели бы, поговорили по-настоящему.
- Разговаривать можно и здесь.
- Ну, как бы сказать, обстановка не та... И потом, я хотел показать вам, узнать мнение. Я ведь, между прочим, немножко рисую...
- Вот как? - сказал Виталий Сергеевич. - Любопытно.
Они пошли в мастерскую, где папка всегда рисовал. Там стоял большой слесарный верстак, навалены дорожные знаки и всякие инструменты, но все-таки там просторнее, чем в комнате, никто не крутился перед глазами и не мешал. А на стенах висели папкины картины, уже оконченные и только начатые. Нарисовано на них разное-разное и большей частью такое, чего Юрка никогда не видел. И горы, острые, как пики, и много-много деревьев сразу это называлось лес, - а из-за гор и леса обязательно всходили или желтая луна, или красное солнце, и озеро, по которому плавали белые гуси с такими длинными шеями, что они изгибались, как вопросительный знак. И другое озеро, все заросшее широкими, с тарелку, листьями и белыми цветами, а поверх листьев и цветов лежала тетка с угольно-черными глазами. Сама она была розовая, как семейное мыло, и совсем голая, только стыдное место прикрывал белый шарфик, который сам по себе висел в воздухе. И здесь тоже были белые гуси с длинными шеями и желтая луна. Юрка не понимал, почему эта толстомясая тетка не тонет, и про себя думал, что, если б он умел рисовать, он бы рисовал не этих голых теток, а самолеты и танки, Чапаева, как он летит на белом коне, или космонавтов, как они гуляют в космосе. Он даже как-то спросил папку, почему он такое не рисует, это, мол, куда интереснее, но папка только усмехнулся и сказал:
- Много ты понимаешь!
Конечно, Юрка понимал еще мало, но что папка здорово рисует, это он понимал хорошо. У него все такое похожее. Видно каждый камешек, каждую веточку. И все такое красивое. Даже красивее, чем на самом деле. Если уж луна, так желтая-прежелтая, солнце краснее, чем светофор в городе перед базаром, а таких зеленых листьев и травы не было даже в городе...
Юрка смотрел то на картины, то на Виталия Сергеевича, чтобы угадать, как они ему нравятся, а папка суетился больше, чем всегда, рассказывал, как он рисует с открыток по клеточкам, и как каждая картина называется, и как трудно доставать краски, особенно белила. Виталий Сергеевич молчал, потом сказал "н-да" и опять замолчал. Папка не выдержал и спросил:
- Ну как?
- Что я могу сказать?.. Вы, по-видимому, для себя рисуете, для собственного удовольствия?
- Ну, для себя! - засмеялся папка. - Для себя - это баловство. На одни краски сколько денег изведешь. Понимаете, я ведь сейчас просто дорожный рабочий. Временно, конечно, - поспешно добавил он. - Зарплата маленькая. Вот я когда болею, на бюлетне, - подрабатываю немножко.
- И находятся, покупают?
- Отбою нет! Народ ведь стал культурнее, все хотят жить красивше...
- Н-да, только этого и не хватает, - сказал Виталий Сергеевич и опять замолчал.
- Что ж вы меня не покритикуете? - принужденно улыбаясь, сказал папка. - Вы человек с высшим образованием, в искусстве разбираетесь...
- Сейчас все в искусстве разбираются, даже те, кто в нем ни уха ни рыла... Что мне вас критиковать? Если по большому счету, то мы с вами одного поля ягоды...
- Так вот про это я и говорю! - обрадовался папка.
- Но если вы хотите знать правду о вашем рисовании, - пожалуйста. Запретить вам никто не может. Можно только пожалеть, что вы этим занимаетесь.
Папка обиженно поджал губы. Виталий Сергеевич повернулся и пошел домой, в лагерь. Юрка сначала растерялся, не знал, что делать, потом побежал за ним. Виталий Сергеевич не обратил на него внимания, шел, опустив голову и хмуря густые черные брови. Юрка сначала думал, что они тоже седые и только крашеные, но потом разуверился - Виталий Сергеевич сколько раз при нем нырял, а брови не линяли - значит, они на самом деле такие черные.
- Дядя Витя, - сказал Юрка, - а почему вам не понравилось? Разве папка плохо рисует?
- Рисовать он не умеет. И дело не только в том, как он рисует, а и в том, что он рисует... Ну, ты этого не поймешь.
Юливанна укладывала свою зеленую сумку, с которой ходила на пляж.
- Хорошо рисует? - спросила она.
- Кошмар, - сказал Виталий Сергеевич. - И торгует этим. Типичный базарный лубок. И что поделаешь? Уголовным кодексом не предусмотрено...
- Ты, наверно, как всегда, преувеличиваешь, ты ведь человек крайностей. Рисует, и пусть рисует на здоровье. Что тебе до этого?
- Не так просто, Юленька!
- Ну вот, ты сейчас начнешь разводить комплексы, рефлексии. Сложностей и так достаточно, не нужно их придумывать. Пойдем лучше к морю.
Виталий Сергеевич отрицательно покачал головой, Юливанна ушла. Юрка тоже хотел уйти, потом подумал, что Виталий Сергеевич пересердится и расскажет, отчего ему так не нравится папкино рисование.
Виталий Сергеевич сидел за столом, сплетя так пальцы, что побелели косточки, и смотрел прямо перед собой, потом стал смотреть на Юрку, и так долго и пристально, что Юрке стало не по себе, он начал ерзать и даже собрался уходить, потом понял, что Виталий Сергеевич его просто не видит, хотя смотрит глаза в глаза. Виталий Сергеевич перевел взгляд, снова посмотрел на Юрку и только тогда его у в и д е л.
- Если у тебя будут дети, - сказал он, - и вздумают заниматься искусством, бей их смертным боем. Чтобы неповадно было. Понял?
Юрка осклабился. Это была, конечно, шутка, а шуткам надо улыбаться.
- Впрочем, чушь! - сказал Виталий Сергеевич. - Это не помогает ни отцам, ни детям.
Он поднялся, открыл багажник, достал бутылку с коричневой жидкостью. Юрка уже знал, что это не чай. На первой бутылке, когда ее выбросили, он прочитал слово "Коньяк". Виталий Сергеевич налил половину самого большого стаканчика, из тех, что вставлялись один в другой, помедлил, долил до краев и выпил. Тут он снова увидел Юрку, достал горсть конфет, положил перед ним.
