Голубые дни (Рассказы) - Соколов-Микитов Иван Сергеевич (книги хорошего качества .txt) 📗
Наверное, справа и слева товарищи-стрелки также загадывали о своей удаче, оглядывая место, и каждый надеялся выиграть в охотничью лотерею. Я еще раз осматриваю соседа, смутно виднеющегося в белом балахоне. Он, как и я, обтаптывает место, напряженно вглядывается в окружающую его лесную чащобу...
Я оправляю пояс, заряжаю и внимательно осматриваю ружье. Поднимать или не поднимать на тройнике прицельный щиток? Как нестерпимо медленно тянутся эти предшествующие гону минуты! Синичка возится над моей головой, и я слышу, как валятся сверху сбитые ею соринки.
Как бывает почти всегда, гон начался в ту самую секунду, когда меньше всего ожидаешь. Одновременно с лаем собаки в окладе раздался глухой винтовочный выстрел. "Стреляют, - что это значит?" - подумалось невольно.
Казавшийся незлобным лай собак доносился из глубины леса. Собаки переместились, и я отчетливо услыхал знакомый лай старого Мураша. Про себя я подумал: "Неужто так спокойно лает Мураш на зверя?.."
Бежавшего на меня зверя я увидел, когда уже утратилась, казалось, надежда. Переваливаясь по снегу, он вдруг показался в самом конце узкой чистинки. Зверь шел, как по заказу, серединой облюбованной мною просеки-чистинки. Я видел круглую его спину, широкую голову с маленькими ушами. Старчески лая, за ним на почтительном расстоянии следовал старый Мураш.
Я стоял неподвижно, держа на прицеле надвигавшуюся темную тушу. В прорезь мушки была видна седая от осыпавшегося снега косматая холка.
Не замечая меня, зверь шел неторопливо. Шагах в шести он остановился. Я близко видел круглое туловище, тупые, торчавшие на голове уши. Лежавшая на снегу сухая еловая макуша закрывала голову зверя. Он стоял как бы в раздумье перед макушей, перегородившей ему дорогу.
После выстрела, прозвучавшего в лесу одиноко, зверь опустился на снег. Как бы желая хорошенько проверить, опытный Мураш, не раз побывавший в опасных схватках, не приближаясь, сделал большой круг возле лежавшего на снегу смертельно раненного зверя и опять деловито направился в лес...
Через час стрелки и загонщики стояли над убитыми зверями: медведицей и двумя лончаками. Охота была проведена успешно. Вцепившись зубами в толстую шерсть зверей, как бы желая утолить свою ярость, собаки продолжали теребить неподвижно лежавших на снегу животных.
Стоя в сторонке, я смотрел на труп зверя, ставшего для меня теперь незанимательной вещью. Мое внимание привлекала маленькая синичка, еще недавно вертевшаяся над моей головою. Почуяв кровь, голодная птичка жадно кружилась над лежавшими на снегу зверями. Не страшась людей, она перепархивала под ногами стрелков, садилась на стволы ружей, жадно припадала на снег, пропитавшийся кровью.
Голодная маленькая синичка провожала нас до самой дороги. Она настойчиво перелетала за людьми, вытаскивавшими убитых зверей на дорогу. Сидя в санях, я видел, как перепархивает она с куста на куст вдоль дороги, по которой двигались нагруженные подводы. Казалось, она не хотела расстаться с убитыми медведями и, оплакивая, провожала их в последнюю дорогу.
МАЛИНКА
Старые охотники очень любят рассказывать о своих лучших любимых собаках. Из всех мне знакомых собак еще в детстве я особенно запомнил отцовскую старую собаку. Это был замечательно умный пойнтер со странной кличкой Жулик. Отец им не мог нахвалиться.
Мою собаку, английского сеттера Ирэн - дома мы звали ее попросту Малинкой, - хорошо знали многие старые охотники. На выставках собак она неизменно получала почетные награды, а на полевых испытаниях - главном экзамене для охотничьих собак - вышла на первое место. За красоту и полевую работу ей присуждено высшее для собак звание чемпиона.
Не только красотой и охотничьими качествами прославилась Ирэн. Таких добрых, умных, вежливых собак у меня еще не бывало.
Ее привели ко мне семимесячным, но уже рослым, очень подвижным и веселым щенком. С первого взгляда Ирэн нам понравилась своей породистостью, добрым характером и необычайно красивым черно-крапчатым раскрасом.
Прежний хозяин Ирэн был большой любитель собак. После его смерти Ирэн вместе с матерью, тоже очень породистой собакой, оказалась на руках случайного человека. У этого человека собакам плохо жилось, они привыкли у него скитаться по городским помойкам.
Один мой знакомый охотник отобрал у нерадивого хозяина голодавших собак и предложил мне взять на воспитание щенка.
- Я не имею возможности выкормить двух собак; я знал, что вы хороший охотник, решил обратиться к вам, - сказал он, передавая мне щенка. Надеюсь, что вы воспитаете настоящую охотничью собаку.
Как все молодые собаки, Малинка на первых порах любила грызть вещи. В квартире под вешалкой она не раз рвала калоши наших гостей и однажды изгрызла Дорогие новые туфли, забытые под кроватью.
Всего труднее было бороться с пороком, который приобрела она во время своего беспризорничества. Ее по-прежнему тянули к себе грязные помойки, и было положено много хлопот, чтобы вытравить эту дурную привычку.
С первых же дней я начал приучать Малинку к порядку. Я научил ее ложиться и брать пищу по приказанию. Иногда я прятал в комнате маленький лакомый кусочек и заставлял ее искать. Найдя кусочек, Малинка должна была подходить с "Докладом"; тогда я произносил короткое слово:
- Возьми!
Игра "в прятки" нам очень понравилась. Понемногу я приучил собаку к значению человеческих слов и полному послушанию, которое прежде всего необходимо в настоящей охоте.
На лето мы поехали в знакомую деревню. Это было очень хорошее место для охоты.
В деревне я рассчитывал заняться Полевым обучением моей новой собаки. В городе я приучил ее возвращаться на свисток, по приказанию - ложиться, ходить у ноги.
На свободе в поле я старался закрепить первые городские уроки. Я заставлял собаку бегать и немедленно возвращаться к моим ногам на свисток. Чтобы на охоте было поменьше шума, я научил ее ложиться на любом расстоянии по приказанию, которое я отдавал, поднимая над головой руку.
Так же, как в городской квартире, я иногда незаметно прятал в траве лакомые кусочки, и она их по чутью находила.
До середины лета я не показывал Малинке настоящую лесную и болотную дичь. Молодые тетерева только что выводились, а в болото я решил выходить, когда подрастут бекасята.
Однажды в овсяном поле мы набрели на тетеревиный выводок. Старая мать-тетерка, подобрав под крылья маленьких тетеревят, сидела в высокой траве. Маленькие тетеревята-поршки вылетели почти из-под самых ног и тут же расселись на закачавшихся под их тяжестью ольховых кустах. Старая тетерка, стараясь отвести от выводка собаку, притворилась больной и, громко квохча, низко и тихо полетела над овсами.
Носившаяся по полю собака ни малейшего внимания не обратила на вылетевших птиц. На Месте, где сидели в примятой траве тетерева, лежали червячки теплого птичьего помета и тетеревиные перышки. Здесь, казалось, я сам, своим человеческим носом, чуял горячий запах дичи.
Я подвел к тетеревиной сидке собаку, заставил понюхать, но она не обратила на птиц никакого внимания. Сколько ни старался я показывать ей сидевших На ветвях молодых тетеревят, она, не понимая меня, продолжала носиться по полю, как бы разыскивая подложенные мною лакомые кусочки.
Принимаясь за обучение в поле, я знал, что многие молодые собаки, особенно английские сеттера, на охоте принимаются не сразу, и решил терпеливо работать. Но сколько я ни старался - дело не двигалось. Малинка по-прежнему носилась по полю, ни малейшего внимания не обращая на птиц, вылетавших из-под самого ее носа.
Обеспокоенный неудачей, я написал своему приятелю, старому и опытному охотнику, прося у него доброго совета.
"Прежде всего не падайте духом и не теряйте терпения, - ответил мне старый охотник. - У каждой кровной охотничьей собаки, если она не испорчена окончательно городским комнатным воспитанием и лежанием на диванах, рано или поздно непременно должна пробудиться охотничья страсть, и дело охотника - помочь пробуждению этой страсти. Попробуйте однажды при ней убить тетерева так, чтобы она все видела, и, если понадобится (хотя это и запрещено правилами натаски), позвольте ей немножечко потрепать убитую птицу..."
