Рунная магия - Харрис Джоанн (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
А пока Один сосредоточился на чтении знаков, каковых было множество — натянутые по всему Подземному миру, точно струны арфы, настроенные на высокую частоту. Это требовало внимания, это требовало чар, и с каждым новым знаком его предчувствие росло.
Наконец Один бросил руны. Бросил вслепую, но это ничего не значило. Их послание читалось достаточно ясно. Первой он вытащил Райдо, перевернутую, свою собственную руну, крест-накрест с Наудр, руной Смерти:
Затем Ос, руну асов, Кен, перевернутую, Хагал, Разрушительницу, и последней — Турис, руну Победы:
«Но чьей победы? — думал Один. — Порядка или Хаоса? И на чьей стороне асы?»
Итак, начинается, думал Один. Не на земле, как он воображал, а глубоко в чреве самого Хаоса. Не война, конечно, пока нет, — но война не замедлит себя ждать, как зима наследует осень. В нее втянут Локи, и Мэдди тоже. Что запустило цепочку событий? Пробуждение Спящих? То, что нашли Шепчущего? Что-то еще? Один не знал. Но знал вот что: он должен быть там.
Там же хотела быть Этельберта Парсон. Она не понимала, с какой стати, но, по мере того как они с Дорианом приближались к цели, она чувствовала это все настойчивее. Они терпели холод и неудобства, их ноги покрылись волдырями, от еды осталась лишь пара сырых картофелин, которые они приберегли для свиньи, кончилось масло в лампе, но все равно Этельберта бесстрашно следовала за приземистой сопящей тушкой Толстухи Лиззи по лабиринту Подземного мира.
Дориан Скаттергуд давно потерял надежду отыскать кого-нибудь в бесконечной путанице. Даже найти дорогу домой теперь представлялось ему невозможным, и все же не поэтому он продолжал брести. Идущая впереди Этель казалась тусклым силуэтом на фоне освещенных стен. Терпеливая, неутомимая Этель так же не боялась крыс и гоблинов, с которыми они сталкивались на верхних уровнях Подземного мира, как сейчас не боялась прохожих-мертвецов.
«Мы не должны их пугаться», — сказала она Дориану, когда первая шепчущая волна духов коснулась их. Дориан распластался по стене, дрожа от страха, но она просто вклинилась в поток и продолжила путь, не обращая внимания на скорбные голоса со всех сторон, не обращая внимания даже на знакомые голоса Джеда Смита и Одуна Бриггса, вслед за которыми они спускались в Земли мертвых.
Дорога в Хель показалась Мэдди ужасной. Но для Одина она была намного тяжелее: он не мог закрыть слепые глаза на присутствие мертвых, а уши — на их мольбы и проклятия. Они чувствовали это и, казалось, влекли его за собой долгие мили. Его ноги почти не касались пола, его несли волна за волной марширующих мертвых.
Один не впервые рискнул пройти этим путем. И каждый раз ему было непросто. Но на этот раз он чувствовал: что-то изменилось. Теперь толпой владело почти ожидание, некое знание, от которого ему становилось не по себе. И впервые они заговорили с ним — позвали по имени.
«Слепец на дороге в Хель…»
«…я молил тебя: подари мне смерть…»
«Безглазый Один все еще жив? Не…»
«…на…»
«…долго».
Наконец Один услышал живой голос, почувствовал цвета живого существа, но чуть не пропустил их среди шума и гама. Голос жалобно поднимался и опускался, словно обстоятельно спорил с самим собой, затем умолкал на мгновение и вновь возобновлял односторонние прения.
«…Грю тебе не могу… не могу и не буду чё не знаешь эт ненормально ты не мож меня заставить ну мож и мож, но в смертельной беде, грит он в смертельной беде…»
Подпись была золотой, как у гоблинов, с оттенками сомнения и страха. И что-то еще ощущалось поблизости, возможно, печать, пропитанная чарами, с очень знакомым символом на ней.
Одина совершенно не интересовал Сахарок-и-кулёк, но он прекрасно помнил печать Локи, и было довольно просто при помощи Юр и Наудр невидимым подкрасться к гоблину и схватить его, прежде чем тот успеет сбежать.
Через пару секунд Сахарок жалко свисал из кулака Одина.
— Ого, Генерал, ваша честь, — начал он. — Что за сюрпр…
— Не неси вздор, — перебил Один. Он сел на каменистый пол, крепко держа Сахарка за воротник. — Через секунду я назову тебе имя, и ты расскажешь мне все, что знаешь. Расскажешь четко, быстро, правдиво и без единого лишнего слова. Не то я шею тебе сверну. А может, все равно сверну. Мне сейчас не до любезностей. Уяснил?
Сахарок закивал так решительно, что все его тело затряслось.
— Готов?
Сахарок снова кивнул.
— Ладно, — произнес Один. — Локи.
Сахарок вздохнул. Припомнив угрозу Одина, он выпалил все свои сведения единым невнятным потоком:
— Нижниймирчтобыспастиотцамэддисмертельнаябедавремянаисходе…
— Погоди. — Пальцы Одина немного сжались на шее Сахарка. — Еще раз. Медленнее.
Сахарок кивнул.
— Нижний мир, — придушенно повторил он. — Чтобы спасти отца Мэдди. Смертельная беда. Время на исходе.
— Ничего не понимаю! — рявкнул Один.
— Это потому что вы меня душите, — пояснил Сахарок.
Один ослабил хватку.
— Спасибо, — сконфуженно сказал Сахарок, усаживаясь на пол. — Только вот давненько не было возможности промочить глотку, а история мудреная. Я лучше расскажу ее своими словами, прошу пардону, и чтоб за шею не хватать. По рукам?
Один вздохнул.
Гоблины, сказал он себе. Требовать разумного ответа от гоблина — все равно что допрашивать мертвого. Один обуздал нетерпение и начал сначала:
— Итак, расскажи мне, где мой брат?
В это время Локи и Мэдди находились в камере в Нижнем мире. Девочка готовилась к встрече с Громовержцем.
Эта камера изрядно отличалась от той, которую когда-то занимал Локи. Для начала, она выглядела опрятной и уютной: в ней стояла кровать с простынями и толстым лоскутным одеялом, торшер под абажуром с бахромой, маленький коврик с цветочным узором. Окно выходило на зеленые поля. На подоконнике стоял кувшин с цветами. На столике у кровати Мэдди увидела что-то весьма похожее на поднос с печеньем и чаем. У столика стояло кресло-качалка, в котором трудилась над вязанием очень маленькая и очень старая дама.
Локи за спиной засмеялся.
— Так вот она, камера Тора-Громовержца, — сказал он. — Боги, Тор, я знал, что ты извращенец, но это уж слишком.
Сбитая с толку Мэдди повернулась к нему.
— Я думала… Ты говорил, мой отец здесь.
— Так и есть, — усмехнулся Локи.
— Не понимаю.
Локи указал на старушку, которая продолжала раскачиваться и вязать в кресле.
— Познакомься с Элли, — произнес он. — Известной также как Старость. — И Локи снова засмеялся, глаза его сияли озорством и весельем.
Элли оторвалась от вязания и устремила на Мэдди пару глаз, черных и блестящих, как у птицы.
— Тише, — попросила она. — Муж спит.
Мэдди тихонько шагнула к постели. Несомненно, под одеялом кто-то лежал. Девочка видела лишь очертания плеча, младенческий белый пушок на черепе, тонком и хрупком, как яйцо малиновки.
— Прекрати! — Элли встала, опираясь на трость. — Имей уважение к старшим.
— Извините, — сказала Мэдди. — Я ищу отца…
— Отца, вот как?
— Тора, сына Одина. Его еще зовут Громовержцем.
Лицо старушки — сушеное яблочко — растрескалось на тысячу морщинок.
— Ты, наверное, ошиблась, дорогая, — предположила она. — Здесь только я и мой муж, который болен, бедняга одной ногой в могиле…
Мэдди повернулась к Локи.
— Ты солгал, — обвинила его она. — Отца здесь нет.
Локи покачал головой.
— Вспомни, что я тебе говорил, Мэдди. В Черной крепости каждый сам творец своей камеры. Каждый пленник назначает себе тюремщика из числа своих самых глубинных, самых неотвязных страхов.
