Рассказы для детей - Воронкова Любовь Федоровна (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Аниска подбирала свежие, пахнущие лесом дрова и носила их под навес. Там она складывала их в поленницу. Старалась укладывать ровно, чтобы поленница не развалилась.
Отец расколол все чурбаки, сел на завалинку покурить.
— Так где же это ты была, Аниска? — спросил он. — Мать жалуется — всё из дому убегаешь.
Аниска молчала, укладывала поленья. Отец спрашивал сердитым голосом, но Аниска знала, что это он её просто хочет попугать немножко, а сам ничуть на неё не сердится. Когда он был маленький, то так же, как Аниска, по целым дням в лесу пропадал.
Сквозь табачный дым на Аниску глядели прищуренные серые отцовские глаза. Это были добрые глаза большого, сильного человека, такого человека, который не обидит слабого, а за обиженного всегда заступится. Откуда ему знать, что Аниске трудно живётся на свете, что не умеет она дружить с девчонками, что терпит она от них всякие насмешки, а потому и убегает в лес, где каждый цветок ей улыбается и каждая птица кричит ей «здравствуй!»?
Аниска никогда не жаловалась отцу. Однако он знал всё, что у неё на душе, и никогда на неё не сердился.
Аниска укладывала дрова и молчала. Если бы не поссорилась она вчера со Светланой, сколько бы всего весёлого она могла рассказать отцу! А так что ж рассказывать? Ничего хорошего нет.
— Говорят, новая подружка у тебя завелась?.. А? — опять спросил отец.
Аниска бросила полено.
— А на что она мне? Пускай с другими девчонками водится. А что в ней хорошего-то? Зубы торчат, как у зайца. И не нужна она мне! И никто не нужен!..
Отец вздохнул:
— Эх, дочка, дочка. Нельзя так на свете жить. Плохо, когда тебе никто не нужен и ты никому не нужна. Уж как в этих делах разобраться — сам не пойму. Трудные это дела!
Из дома вышла мать с Николькой на руках. Она услышала его слова и усмехнулась.
— Страсть какие трудные дела — с девчонками не поладили! Есть о чём говорить — сейчас побранятся, сейчас и помирятся. Аниска сама крапива хорошая.
— Да ведь и крапива колется лишь тогда, когда её топчут да ломают... — ответил отец.
— Ну что выдумал!.. — Мать махнула рукой. — Будь к людям хорош, и люди к тебе хороши будут. А на обиды эти и вниманья обращать нечего пустяки какие!
— А я ей не хороша была, да? — вдруг всхлипнула Аниска, и слёзы закапали на белые поленья.
Отец встал.
— Сходить в лес, сушнику посмотреть, подготовить... — сказал он, встал и засунул за пояс топор. — В то воскресенье лошадь обещали.
— Ну вот, — обиделась мать, — и так тебя по целым неделям не вижу!
А Аниска обрадовалась. Слёзы её сразу высохли.
— И я с тобой, папаня! Ладно?
— Ну, а как же! — отозвался отец.
— Оба чудные, — сказала мать и улыбнулась, покачав головой. — В лес каждый раз будто к празднику идут! Э-эх!
Аниска неподвижно стояла на полянке, озарённой солнцем, среди пышной пёстрой иван-да-марьи.
Деревья, полные солнечного спокойствия, окружали её, и откуда-то из зелёной чащи сыпался разноголосый птичий щебет. Аниска видела, как на белый цветок дикой петрушки вылез и уселся кремовый паучок-бокоход. Сел и сидит неподвижно — попробуй-ка, муха, разгляди врага!
Она слышала, как далеко-далеко стучит дятел по стволу дерева. Она различала сладкий запах пушистой розовой таволги, которая цвела среди кустов. Сердце её понемножку отогревалось, успокаивалось.
— Папаня, ау! — звонко закричала она.
— Э-ге-ге! — ответил ей отцовский голос из лесной гулкой дали.
Отец здесь, рядом. И весь день будет Аниска около него. Как хорошо, как весело, когда отец дома! Пускай только кто-нибудь нынче подразнит её! Пускай Лиза хоть пальцем тронет! Ага! При отце-то она побоится.
Легонько взмахнув густыми космами, Аниска пошла дальше, в лесную страну, — тихую, приветливую, ласковую...
На старой заросшей дороге Аниска увидела ежа. Он хлопотливо бежал ей навстречу.
— Куда ж, дурачок, бежишь прямо под ноги? — спросила Аниска. — А если б это не я была, а какие-нибудь мальчишки?
Ёжик был молодой, иглы у него были светлые, свежие и не острые. Он свернулся в клубок, Аниска легонько перевернула его.
— Ну, ну, не фыркай, я тебе только в лицо посмотрю. У, какой ты смешной! И глаза зажмурил. А нос-то чёрный да мягкий какой, как сливинка! Ну ладно, развёртывайся да иди куда шёл...
Ёжик открыл глазки, посмотрел на Аниску и опять зажмурился.
— Ну ладно, уйду, — сказала Аниска, — а то пролежишь тут, опоздаешь по своим делам...
И пошла дальше.
Муравьи чёрным ручейком текли куда-то, пересекая дорогу. Куда это они? Ага, на калину! А что там, на калине, мёдом намазано, что ли?
— Ты что нашла? — спросил отец, выходя из чащи.
Аниска молча поманила его к себе рукой.
— Гляди-ка... куда это они?
— А вот куда, — сказал отец, приглядевшись, — видишь?
На калиновых листьях, возле самого черешка, Аниска увидела красные бугорки. Вот к этим-то бугоркам и стремились муравьи. Они грызли их со всех сторон жадно и торопливо. На калиновый лист села глупая муха и поползла к этим бугоркам. Но муравьи, приподнявшись на задние лапы, замахали на неё передними и выставили свои свирепые челюсти:
«Не подходи! Загрызём!»
Муха попятилась и улетела в страхе.
— Ой, звери! — прошептала Аниска. — А что, если бы они большие были? Ну, если бы с корову? Вот-то страшны были бы! Ух, и страшны!..
— Страшней медведя были бы, — согласился отец.
К полудню, когда густой зной начал проливаться на лесные полянки, отец и Аниска дошли до ручья. Они уселись на бережку. Отец достал из кармана большой ломоть хлеба с солью, завёрнутый в газету, посмотрел вокруг:
— Кто хлеба хочет? Ну-ка?
— Ты кому — птицам? — засмеялась Аниска.
— Всем, кто попросит, — улыбнулся отец.
Он отломил половину ломтя Аниске. А от своей половины отщипнул мякиш и покрошил на сырую песчаную отмель.
— Может, какие пичужки съедят...
Аниска съела хлеб, запила водой из ручья.
Хорошо! Хорошо жить!.. Речка журчит. Таволгой пахнет. Отец сидит на бугорке, покуривает...
Аниска запела. Голос у неё был низкий и неверный. Если бы девчонки услышали, сейчас же начали бы смеяться. А если отец слышит — ничего. Он смеяться не будет.
В голубой вышине, играя солнечными огоньками, чуть-чуть трепетали тревожные листья осины. Аниска посмотрела на них и вдруг замолкла. Как жалко, что Светланы сейчас нет здесь. Сидели бы у ручейка, лежали бы на траве...
— Папаня, а где эти ронжи водятся? — сдвинув брови, спросила она. Ведь ты правду сказал, что у нас эти птицы живут? С красными крыльями, а?
— Правду, — ответил отец, — а для чего же человеку неправду говорить?
— А как её найти? Вот я хожу, хожу, всё хочу эту ронжу увидеть...
— Красивая птица, — сказал отец. — Она, где сыро да глухо, от людей подальше своё гнездо вьёт.
— А поймать её можно?
— Нет. Поймать нельзя. Не поддастся. Да и на что её ловить? Пусть в лесу живёт. В неволе она жить не может. Умирает. Тоскует шибко.
— Мне нужно поймать ронжу.
Отец поглядел на Аниску:
— Это на что же тебе?
Аниска опустила глаза.
— Мне Светлане подарить надо. Это я не так тебе тогда сказала. Светлана хорошая. И зубки у неё хорошенькие...
— А говорила, не нужен тебе никто, а? — усмехнулся отец.
— Светлана нужна мне... — еле слышно прошептала Аниска. — Прямо знаешь как... До смерти!
— Эх, Аниска! — удивился отец. — Так чего ж ты? Сходи да помирись с ней. Вот давай лисичек наберём, ну и снесёшь ей гостинец. Ладно?
* * *
Вечером Танюшка прибежала к Кате.
— Знаешь, а Косуля всё-таки чудная. Лисичек принесла — целый фартук и все отдала Тумановым! Вот хочется ей со Светланой дружиться, вот хочется, и всё. И что пристала?
— А Светлана что?
— А Светлана смеётся. Говорит: «То игрушки мои все покидала, а то как собачонка за мной бегает». Говорит: «Я и в Москве всем буду рассказывать...»
