Там, где звенит Енисей - Бороздин Виктор Петрович (электронная книга txt) 📗
- Это мыло, мыло, мыло! Ты скорей водой, водой, водой!
Вот так она сразу и запомнила и мыло, и воду, и полотенце.
Есть слова, которые легко выговариваются и запоминаются. Вот слово "мел" - его Уля сразу выучила. Чего тут учить? Это слово само изо рта выскакивает. Оно такое простое, что его даже на картинке у Раисы Нельчевны нет. Кусочком мела пишут на классной доске. Пока выводишь палочки-крючочки, руку испачкаешь. Вытрешь руку о платье - платье испачкаешь. Потом оказалось, что мелом окрашены и потолки, и стены школы, и даже в листочках тетрадки есть мел, поэтому бумага и белая, так Раиса Нельчевна сказала. Вот он какой - мел! А на вкус мел никакой. Уля лизнула - оказался он и не сладкий, и не горький, не солёный, не холодный, не горячий.
Есть слова трудные-претрудные. Вот попробуйте сказать слово "здравствуйте". Не получится. Это слово Уля много раз про себя повторяла, пока не выучила его, и потом уже со всеми вместе стала говорить, когда Раиса Нельчевна входила в класс.
О том, что это слово доброе и вежливое и что его нужно говорить не только Раисе Нельчевне, но и всем, кого повстречаешь, Уля узнала не сразу. Оказывается, этого не знала и Тая, Улина однофамилица, Лырмина, что сидит за соседней партой. Тае это слово тоже очень нравилось. И они с Улей, взявшись за руки, выбегали в коридор, чтобы побольше всем сказать "здравствуйте!" Чаще всего они говорили это, конечно, Раисе Нельчевне. Повстречают её, скажут: "Здравствуйте!" "Здравствуйте!" - ответит Раиса Нельчевна и пройдёт дальше. А они забегут вперёд и опять ей навстречу: "Здравствуйте!" Раиса Нельчевна зайдёт на минутку в учительскую и только выйдет, они тут как тут: "Здравствуйте!" Так на дню раз пятнадцать. Пятнадцать раз - это очень много. Если одному и тому же человеку говорить столько раз "здравствуйте", он в конце концов рассердится. Но Раиса Нельчевна не сердилась. Как она могла сердиться, если они научились вежливости?
Уроки в "нулевой" обычно кончаются задолго до звонка. Ведь они маленькие, даже ещё не "первоклашки". И всё бы хорошо. Но вот шуметь и бегать по коридору нельзя, потому что старшие ещё занимаются.
А сегодня Раису Нельчевну вдруг во время урока вызвали к директору, и она сказала ребятам:
- Я ведь могу на вас понадеяться - будет тихо, правда?
Все хором пообещали:
- Будет!
И было в классе тихо, наверно, целых три минуты. А потом...
Егорка вскочил на парту и грубым голосом закричал:
- Я волк! Бойтесь меня!
- Мяу! - послышалось ему в ответ.
Девочки с визгом кинулись в сторону. Но тут же и они повскакали на парты, потому что под партами объявился какой-то другой "зверь" и, рыча, хватал всех за ноги.
- Миша! Тэсэдо! Давай пускать самолётики! Чей дальше полетит? тоненько перекрикивал всех Витя Ямкин и, размахнувшись, уже запустил первую бумажную модельку.
Миша тут же запустил свою.
- Мой дальше!
Миша уже не раз говорил всем, что, когда вырастет, будет вертолётчиком, будет на вертолёте ребят в школу возить.
За первыми самолётиками по всему классу полетели ещё.
- Э-э, кувырнулся!
- А мой летит!
И тут в этот тарарам вошла любимая всеми, не только пионерами, но и самыми маленькими "нулевишками", пионервожатая Лида. Она сначала чуть зажмурилась, а потом громко, так, чтобы все услышали, сказала:
- Что, "нулики", скучаете?
- Лида, Лида пришла! - обрадовались девочки и побежали к ней. Они знали: Лида обязательно придумает что-нибудь интересное.
Лида оглядела всех, тряхнула косичками.
- Давайте рисовать, - предложила она, - кому что хочется. Смотрите, сколько у меня карандашей.
Оранжевые, красные, жёлтые - ребята сразу расхватали все. А потом уже брали какой нужен: синий, зелёный...
- А я не знаю, что рисовать, - растерянно сказала Тая. От обиды, что все знают, а она не знает, у неё даже губы задрожали.
- Рисуй медведя, - подтолкнул её Витя Ямкин. - Или космонавта. Видишь, какого я рисую, в стеклянном шлеме! Он по звёздам будет прыгать во как!
- Это я не умею, - вздохнула Тая.
- Всё равно рисуй, синим цветом.
Вите обязательно нужно командовать, он просто удержаться не может. А Тае не хочется синим. Она будет рисовать самым красивым - красным карандашом. Вот только... что?
Все ребята уже старательно трудились. Шмыгали носами, елозили - когда рисуешь, трудно усидеть смирно.
Лида подошла к Нелё. Нелё рисовала совсем маленького оленёнка, нескладного, на тоненьких ножках. Карандаш двигался по бумаге осторожно-осторожно. Такого нежного нельзя рисовать грубо. Глаза у оленёнка большие, таких на самом деле, наверно, не бывает, но это неважно. Оленёнок грустно смотрел на Нелё. Нелё взяла и пририсовала ему ещё и длинные ресницы.
- Это твой авка?* - спросила Лида.
_______________
* А в к а - ручной оленёнок, который живёт в чуме на правах домашних животных.
Нелё кивнула:
- Ага.
И стала рисовать оленёнку копытца.
Лида задумалась.
- Знаешь, - подсела она к Нелё, - у меня летом, когда я ездила домой, в стойбище такой же был, губастенький. В стаде малыши болеть стали, и их раздали ребятам, чтобы выходили. Мой хромал, слабенький был, а всё равно: чуть не углядишь - хром-хром, и убежит в стадо. Пришлось привязать. Мама съездила в посёлок, привезла бочонок сухого молока. Я разводила и поила его. Ничего, нравилось. Потом он окреп и ужас как привязался ко мне! Куда ни пойду, слышу - топает за мной.
- И мой тоже! - обрадовалась Нелё.
"Лида такая большая, - подумала она, - а тоже скучает..."
- Когда я уезжала, - продолжала Лида, - не хотел отпускать, бежал за мной до самого катера и по мостику - чуть в воду не свалился. Я его уговаривала: не ходи! А он тычется мордочкой, и всё. Мама его подхватила на руки. У него на глазах слёзы. И я реву. А капитан смеётся: "Бери, говорит, его с собой, он тоже хочет в школу".
- У меня нет жёлтого карандаша, - вдруг сказала Уля.
- Возьми, - протянула ей Нелё свой. - Ух, какой у тебя катер красивый! Это тот, что к нам за рыбой приходил, да?
- А почему из трубы как будто птички летят? - спросила Лида.
- Это не птички, - сказала Уля. - Это "у". Много "у". Катер так гудит: "У-у-у-ууу!.."
- Ой, какая я недогадливая! - засмеялась Лида. - А только почему твои "у" разноцветные?
- А катер весело гудит, - объяснила Уля, - он меня домой везёт.
- А я кита нарисовал! - крикнул Егорка и замахал рисунком. - Как он у нас в Енисее плавает.
- В Енисее китов нет, - твёрдо сказал Миша Тэсэдо, даже не взглянув на Егоркиного кита.
- А вот и есть, - не сдавался Егорка, - мне дедушка говорил!
- Дедушка!.. Так это, может, сто лет назад.
- Вовсе и не сто...
- Всё равно нету.
Миша ко всяким выдумкам был строг.
- А ведь правда, ребята, киты раньше заплывали в Енисей из океана, сказала Лида, - когда ещё здесь не ходило столько теплоходов. Знаете, почему?
- Не-ет, - повернулись все к Лиде.
- Чтобы избавиться от моллюсков - это ракушки такие, они впиваются в китовую кожу, и от этого кит сильно мучается. В пресной воде моллюски не могут жить и отлепляются. Ну, а тот кит, которого Егорка нарисовал, наверно, ещё и любопытный, раз так далеко заплыл.
- И большущий, - обрадовался Егорка. - Смотрите: от берега до берега!
- А почему у него на спине солнце сидит? - удивились ребята.
На Егоркином ките и правда, растопырив оранжевые лучи, сидело весело улыбающееся солнце.
Егорка подёргал себя за вихор, пригладил, опять подёргал. Потом спросил:
- А как же без солнца? - И тут же ответил: - Однако, нельзя. Вот кит его и принёс.
Лида посмотрела на другие рисунки. На всех - над тундрой, над чумами, над бегущими оленями, даже над звёздами, которые бывают только ночью, везде-везде светило жаркое солнце. Самое красное, самое большое, во весь лист, нарисовала Тая. Его заботливые лучи дотягивались до каждой веточки, до каждого цветка в тундре.
