Товарищи - Пистоленко Владимир Иванович (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
— Васька, пойдем выработку подсчитаем, — позвал Сережка.
Но Мазай лишь рукой махнул.
К Мазаю подошел Жутаев. Васька искоса взглянул на него, отвернулся и неприязненно пробурчал:
— Чего встал? Проходи, что ли…
Но Жутаев не ушел и вдруг заговорил спокойно и задушевно:
— Слушай, Вася, из-за чего ты на меня злишься? Что я тебе сделал плохого?
— Нужен ты мне! — словно нехотя, процедил Мазай.
Неподалеку от них проходила Оля и, увидев, что Мазай и Жутаев разговаривают, остановилась. О чем они могут говорить наедине? Интересно… даже очень интересно! Прислушалась — не разобрать. Она тихонько подкралась и встала сзади того же штабеля опок.
— Мне давно хотелось с тобой поговорить, — сказал Жутаев.
— Говори, если хочешь, а я попусту трепаться не люблю.
— Гордости в тебе много.
— Никому до этого дела нет. Понял? И разговор окончен.
— Нет, не окончен, — тихо, но настойчиво сказал Жутаев. — Хотя в Платовке мы и жили на одной квартире, но по душам так и не удалось поговорить. А надо. Давай здесь потолкуем. Я хочу, чтоб наша ссора прекратилась, как будто ее и не было.
Мазай удивленно открыл глаза и, словно не понимая, спросил:
— Какая ссора? Чего ты ко мне пристал!
— Может, это и не ссора, а просто отношения плохие. Но продолжать так дальше нельзя.
— Что продолжать?
— А тебе непонятно, о чем я говорю?
— Чепуху болтаешь. Продолжай на здоровье.
— Это не чепуха, и ты хорошо понимаешь.
— Как я понимаю — никого не касается. Я сам себе и капитан и лоцман.
— Все это пустые слова Напрасно ты так…
— Ты ко мне не приставай! — Вспылив, Мазай заговорил горячо и напористо: — Сам ребят против меня настраивает, а тут рассыпается, как сдобный пряник: «отношения плохие», «так нельзя»! Туда и сюда тебя хватает? И вашим и нашим кланяешься?
— Врешь, Мазай. Никого я против тебя не настраиваю. И это ты сам хорошо знаешь. А говоришь так — просто сочиняешь. Ну что ж, не хочешь мириться — не надо. Упрашивать тебя не собираюсь. Пусть все остается, как было. А если хочешь знать, речь идет вовсе не о тебе и не обо мне, а о группе. Раз в группе началась ссора, добра не будет. Не болеешь ты за свою группу, а о себе только думаешь!
— Тоже мне болельщик нашелся! — насмешливо протянул Мазай. — Свертывай в сторону, а то меня тошнить начинает.
— Я давно знаю, что ты на грубости мастер, — невозмутимо ответил Жутаев. — На это большого таланта не требуется.
— Ты бы лучше замолчал, по-дружески прошу, ведь все равно тебя никто не слушает.
— Замолчу, не беспокойся. Можешь не просить. Не хочешь слушать — не слушай, а я о всех наших делах и о тебе буду говорить. Буду говорить все, что думаю. Хочешь — обижайся, хочешь — нет: твое дело.
Жутаев круто повернулся и пошел к цеху. А Мазай крикнул вслед:
— Давай разговаривай! Я не боюсь. Знаешь, друг, как тебя девчонки зовут? «Прилизанный»!
Жутаев обернулся и покачал головой:
— Эх ты, у самого не хватает под фуражкой— у девчонок пошел занимать! Так, что ли?
Мазай растерялся, и последнее острое слово осталось за Жутаевым. Пока Васька собрался с мыслями, Жутаев уже вошел в цех.
Поведение Мазая во время чтения письма из МТС возмутило Олю, и она решила при первой возможности поговорить с ним, да даже и не поговорить, а просто сказать, что вел он себя очень плохо и ей было стыдно за него. Из подслушанного разговора Оля поняла, что Мазай настроен сейчас воинственно и говорить с ним бесполезно. Но не говорить она не могла и решила отвлечь Мазая от мыслей о Жутаеве, а потом, когда он успокоится, высказать все.
Мазай и не заметил, как Оля тихонько подкралась к нему и закрыла ладонями глаза.
— Колька, брось! — прикрикнул Мазай. Он был далеко не в игривом настроении и не желал играть в отгадки. К тому же он был уверен, что это Коля, любивший такую игру. — Пусти, тебе, говорят!
Но руки на его глазах не разжимались. Он быстрым движением освободил голову и, увидев перед собой Олю, смутился;
— А я думал — Колька. Чего тебе?
Она передернула плечами:
— Ничего. А просто так разве нельзя подойти?
— А чего без дела?
Оля обиделась:
— Ну тебя, Васька! Какой-то ты… даже говорить не хочется. То пристает, то грубит. Характер у тебя — не позавидуешь!
— Вон у Жутаева не характер, а сахар.
— Во всяком случае, не твоему ровня. И, конечно, Жутаев не стал бы так вот грубить.
— Ну и ступай к нему! А меня не трогай. И так — то книжку у него взяла, то в столовую норовит вместе пойти. Думаешь, не вижу?. Да? Все вижу.
— А мне такой контроль не нужен, товарищ староста, я сама себе хозяйка и знаю, у кого книжки брать и с кем в столовую ходить. И не указывай мне больше! Потому как это никого не касается.
Мазай окинул Олю злым взглядом, отвернулся, не спеша поднялся и молча направился к цеху.
Олю обидела и смутила эта выходка Мазая. Она привыкла к грубости Васьки, но такое «презрение» и ей было в диковинку. Оля была уверена, что «презрение» деланное, ей не хотелось, чтобы этим закончился их разговор. Кроме того, что она намеревалась ему сказать, теперь ей нужно и упрекнуть его в нетоварищеском отношении.
Она окликнула Мазая. Но тот шел, делая вид, что не слышит. Тогда Оля на цыпочках догнала его, сорвала с головы фуражку, со смехом опрометью бросилась за штабель и крикнула, выглядывая из-за опок:
— Лови! Поймаешь — отдам.
Мазай остановился, соображая, что предпринять, и с обычным видом безразличия подошел к штабелю.
— А ну, отдай! Нечего…
— Возьми.
— Слышишь, отдай фуражку!
— А я сказала: поймаешь— отдам.
— Брось дурить! Давай! Мне некогда, идти нужно. Будет тебе! Давай, что ли, фуражку!
Уловив в голосе Мазая раздражение и увидев, что Васька начал хмурить брови, она поняла, что именно сейчас, когда он злится, она может, поддразнивая колкими фразами, высказать ему все-все. А Васька, может быть, и не стал бы сейчас слушать, но его фуражка у нее. Вот ведь в каком дурацком положении оказался! Оля не смогла удержаться и расхохоталась.
— Чего смеешься? — недовольно спросил Мазай.
— Весело, потому и смеюсь…
— Я долго должен тебя уговаривать?
Оля согнала с лица улыбку и стала шутливо просить:
— Поймай, Вася! Ну, поймай, чего тебе стоит! А? — Она сняла берет, надела фуражку и состроила пренебрежительную мину. — Все равно, хоть и захочешь — не поймаешь. Потому что ты сейчас злой. Если вылить на тебя кружку воды, то она зашипит и пар пойдет. Ручаюсь!
— Ничего я не злой. Давай фуражку.
— Нет, злой. А когда ты злющий, то становишься таким неуклюжим, как медведь. Да-да! Вот и сейчас у тебя ловкости не больше, чем у медведя. Ты бы и отнял, да не сумеешь.
— Ольга, отдай! — угрожающе прикрикнул Мазай. — Дура! Ребята увидят — смеяться будут.
— Ну и пусть. Дуре нечего бояться, — сквозь смех ответила она. — Пускай замечают, я не боюсь. К чистому грязь не липнет. Не я за тобой гоняюсь, а ты за мной. Мне нечего бояться. Тебя увидят — засмеют, скажут: староста группы с девчонками в кулюкушки играет. Здорово! Верно?
— Отдай — плохо будет! Тоже мне, игрушку нашла! — еле сдерживаясь, возмутился Мазай.
— Возьми. На! — Оля чуть подалась вперед и протянула ему фуражку. — Бери! Ну чего смотришь?
Мазай не выдержал и бросился к Оле. Она вскрикнула и побежала. Мазай — за ней. Он был крупнее, выше ее, бежал по-спортивному, прижав руки к груди. А Оля — быстрая, ловкая — бежала, похохатывая, даже чуть взвизгивая, и казалась пушинкой, подхваченной быстрым ветром. Они обежали несколько раз штабель опок. Мазай напрягал все силы, стараясь поймать ее во чтобы то ни стало.
Он бежал уже не из-за фуражки — ему просто нужно было догнать девушку, чтобы доказать ей свою ловкость. Он сделал рывок вперед, очутился совсем близко от Оли, хотел схватить ее, но споткнулся и, чтобы не упасть, уперся рукой в штабель. Штабель качнулся, раздался грохот падающих опок и пронзительный крик Оли.
