Серая мышь для королевы - Смелик Эльвира Владимировна (читаемые книги читать .TXT) 📗
Нет, не напрасно она так накрасилась, и самые мрачные предчувствия ее оказались не напрасны.
Только чуть позже среди десятиклассников поползли слухи о том, что Булатова честно рассказала директрисе о своем случайном фингале, и та разрешила ей отсидеться дома остаток учебной недели. Все-таки отсутствие на уроках не так страшно, как подбитый девичий глаз или жесткий готический макияж.
Кирилл слушал Марину и снисходительно усмехался. То ли действительно рассказ о Кате его не вдохновил, то ли настроение у него было не очень.
– Кир! Да что с тобой? Какой-то ты сегодня…
Приятель скривился.
– Да ну-у-у… – протянул, вроде бы не собираясь посвящать Лавренкову в свои проблемы, но потом выложил откровенно. Все-таки Маринка свой человек.
– Кажется, папа себе очередную невесту нашел.
Кирилл
За последние десять лет Кирилл пережил уже двух мачех и вроде бы должен был привыкнуть. Но чем дальше, тем почему-то труднее становилось мириться с их появлением.
Мама умерла, когда Кирилл учился в первом классе. Болезнь, напав внезапно, расправилась с ней быстро и безжалостно.
Ровесники привыкали к школе, а Кирилл к тому, что мамы у него больше нет. Есть только папа – оглушенный смертью жены и своим новым невероятным положением отца-одиночки. Оказалось, что последнее принять гораздо трудней. Не готов он был один возиться с ребенком, даже самоотверженная помощь дружественной семьи Лавренковых его не вдохновляла. Наверное, поэтому отец столь быстро сошелся с Инной Владимировной, которая была старше его на целых двенадцать лет. Возможно, в ней он искал даже не жену, а няньку, мамочку, наставницу и покровительницу.
Кирилл воспринял Инну Владимировну как внезапно объявившуюся бабушку, поэтому не взбунтовался, не обиделся, покорно согласился с ее присутствием. Потому что мамы не хватало, а Инна Владимировна оказалась именно такой, как надо. Когда требовалось, ругала, когда требовалось, жалела, заботилась, поддерживала. И младшего, и старшего Успенских.
Мужу она помогала не только в вопросах быта и домашнего уюта, но и в бизнесе. Инна Владимировна во всем разбиралась и везде успевала, поддерживала идеальный порядок и сама выглядела безупречно.
Кирилл долго не мог решить, как же ему обращаться к мачехе. «Мама» не выговаривалось. Оставалось лишь «тетя Инна».
Кирилл так и попробовал один раз, когда обойтись совсем без обращения не получилось. Но сразу увидел, как недовольно дернулись губы мачехи.
Инна Владимировна сразу присела рядом, чтобы сравняться в росте, – она никогда не разговаривала с пасынком свысока – и, не пытаясь скрыть недовольства, произнесла:
– Кирюш! Давай вот только без этих «теть».
– А как? – растерялся и немного испугался Кирилл. – По имени-отчеству? Да?
Так тоже называли взрослых, знакомых, но не родных. Воспитательниц в детском саду, учителей в школе.
– Давай просто «Инна». Ладно?
Кирилл согласно кивнул, хотя и было непривычно – по имени он называл до сих пор только ребят, – и по-прежнему старался обходиться без обращения.
В отсутствие мачехи «Инна» произносилось очень даже легко. Например, в разговоре с друзьями, с отцом, с Маринкой, еще с кем-то.
– Кирюша, тебя подвезти?
– Не! Меня Инна сейчас заберет. Она уже звонила.
А вот в глаза выговаривалось с трудом.
Взрослая, почти пожилая, по меркам Кирилла, тетя – и вдруг по-детски просто «Инна».
И все же с Инной Владимировной было надежно, стабильно, уютно. Но почти через пять лет она объявила мужу как всегда мягко и в то же время уверенно и твердо:
– Сережа, я сделала для вас с Кирюшей все, что могла. В няньке вы оба больше не нуждаетесь. Теперь я хочу уйти.
И на самом деле ушла. Собрала свои вещи, погрузила их в машину и уехала, не сказав куда. Словно Мэри Поппинс, унесенная холодным западным ветром. С чувством выполненного долга, оставив на память о себе отлаженный до безупречности механизм жизни Успенских.
Бизнес процветал, принося неплохие доходы, Кирилл хорошо учился, рос здоровым, спортивным и вообще всесторонне развитым. И даже жилищные условия улучшились. Выкупили у соседей квартиру и, проведя основательную перепланировку, сделали из двух одну – просторную, удобную, с двумя туалетами, душевой и ванной, с объединенными залом и кухней. Именно это новшество больше всего восхитило следующую папину жену Калерию Робертовну.
Впервые услышав это сочетание, Кирилл не сдержался и фыркнул:
– Пап, ты что, нарочно подбирал?
– Кирка, кончай выделываться! – сказал отец. – Оригинальное, неизбитое имя. И довольно красивое.
Он называл вторую жену «Лерочкой», и Кириллу было уже несмешно. Его тошнило. И от этого уменьшительно-ласкательного имени, и от самой Калерии Робертовны.
Кириллу исполнилось тринадцать, и он уже не считал, что каждый взрослый имеет право воспитывать его только потому, что старше и вроде бы умнее. Калерия Робертовна любила показушное совершенство. На первое же ее: «Так нельзя поступать, нехорошо, неправильно», Кирилл заявил:
– А тебя не спрашивают. Кто ты мне такая, чтобы указывать? Никто.
И положил начало холодной войне.
Калерия была папиной ровесницей. Была красивой, стройной, образованной. В общем-то, неплохой. Но Кириллу она казалась фальшивой, чересчур манерной, нарочито утонченной и чувствительной. И совершенно ненужной – точно так же, как и он ей.
Полгода открытых ссор и тайной партизанской борьбы вымотали всех, и Калерия тоже канула в Лету.
Кирилл надеялся, что на этом Успенский-старший покончит с попытками правильно обустроить свою семейную жизнь, смирится с их холостяцким положением. Он не имел ничего против наличия у отца временных подруг, маленьких романтических интрижек, даже не требовал, чтобы родитель непременно ночевал дома и не отлучался дольше, чем на сутки. Не маленький ведь уже. В смысле сам Кирилл. Но вдруг на горизонте замаячила жена номер четыре.
– Да с чего ты взял? – засомневалась Марина.
– А то я папу родного не знаю, – заметил Кирилл. – С чего это ему меня с какой-то посторонней теткой знакомить?
– Может, она тебе понравится? И вообще все будет хорошо.
– Непременно! – скривившись, воскликнул Кирилл. – Ну надо тебе, так встречайся, езди к ней. Делай, что хочешь. Но зачем обязательно подселять кого-то к нам в квартиру и официально оформлять отношения?
– А если он ее по-настоящему любит? – предположила Марина.
– По-настоящему – это как? – На лице Кирилла появилось высокомерно-брезгливое выражение. – То, что не обойдется без совместного проживания и штампа в паспорте?
Марина пожала плечами и проговорила умиротворяюще:
– Ну, Кир. Женщинам хочется надежности. И замуж хочется. Чтобы все, как полагается. А твой папа…
– Что мой папа?
– Он, конечно, сильный, и мужественный, и умный, но…
Кирилл прищурился, насторожился, готовясь услышать что-то неприятное.
– Вспомни. Даже я всегда могла уговорить твоего папу на что угодно. Он же совсем не умеет отказывать… это… женщинам.
Кирилл хмыкнул:
– Зато я могу… за него.
– Кир! Ну что ты как маленький? Твой папа тоже хочет быть счастливым. Ты же не собираешься всю жизнь прожить вместе с ним. При первой же возможности смоешься. А он тогда останется один. Да?
– Вот и подождал бы, пока я свалю! – Кирилл насупился.
Получалось действительно как-то по-детски. Разнылся, распустил сопли. А ему, между прочим, скоро восемнадцать. И если отец не передумает со своей очередной женитьбой, Кирилл окончит школу и куда-нибудь свалит. Например, в армию. Или устроится на работу, снимет квартиру. А может, безотказный папочка расщедрится и купит сыну отдельную жилплощадь? И пусть тогда живет не один в свое удовольствие, утешаясь надеждой, что в его старости и немощности найдется та, которая непременно притаранит ему стакан воды.
Катя
К понедельнику от фингала осталась лишь едва заметная желтизна, которая легко замазывалась тональным кремом. Отражение в зеркале смотрелось очень даже прилично.
