Снег на сирени - Цветкова Галина (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Нужно идти в школу. Их уже распустили готовиться к экзаменам, но на сегодня назначили консультацию по русскому языку. Понимая, что от одной консультации, да еще в такую жару, знать больше он не будет, Андрей решил, что все-таки пойдет. Придется. Экзамены.
На кухне он закрыл окно. Родителей не было, они уже ушли. Андрей прочитал записку: «Ешь суп», – но не понял, кому это – отцу или ему.
Вчерашний листок лежал в комнате на столе. Писала не Рогозина. Андрею, как и всем, не раз приходилось раздавать тетради, и он знал, что у Рогозиной совсем другой почерк. Но чей же тогда?
Рогозина гуляла с Джой во дворе.
– Ты не идешь в школу? – спросил он, увидев Марину с собакой.
– Мне некогда, – серьезно ответила Марина.
– Слушай, ты давала кому-нибудь Экзюпери? Марина забеспокоилась. Он понял, что давала.
– Одной девочке… Эльке. Разве… Он не дал спросить:
– Нет, ничего не порвала и не испачкала… Просто так.
У школы первоклашки под руководством Стекловой сажали цветы. Раздавался голос Анны Борисовны.
– Элечка, детка, – гудела она. – Ну зачем же ты хочешь рядом ноготки и анютины глазки? И куда ты дела все ирисы?
Ирисы.
И сразу же вспомнились ириски для Стекловой, которые он носил в кармане, ее разговоры об Эльке, пропадавшей на искусственном льду, – так вот она какая, Элька. Маленькая. Челка на глазах. Колени перепачканы землей, руки в земле. Конечно же, он видел ее раньше. В последнее время – даже часто. Но так по ней не скажешь, что она – еще одна влюбленная.
– Анна Борисовна! – услышал он голос Стекловой и сообразил, что стоит на месте. – Надо все-таки полить.
– Леночка! – отвечала Анна Борисовна. – Так вы же и сами будете все мокрые, и гномов моих намочите…
Запищали что-то и гномы. А Элька со Стекловой побежали наперегонки за шлангом. На скамейке остались кеды – Элькины, потому что Стеклова была обута.
«И стакан я тогда разбил, – подумал Андрей. – Ну и пусть. Наплевать. Снег на сирени».
Андрей сидел у самого окна – руки лежали на подоконнике, а голова на руках. Солнце грело беспощадно, и он почти дремал, слушая, как Горелов монотонно перечисляет какие-то суффиксы. Даже Андрею, который все больше понимал, как много он не знает, стало ясно, что Петька запутался. Но Петька еще говорил.
Перед лицом покачивалась тополиная ветка. На белый блестящий подоконник невозможно было смотреть. Окно выходило не во двор, но даже здесь были слышны крики малышни. Они, видимо, все цветы уже посадили и теперь баловались с содой. Он представил, как весело им, мокрым.
Наконец Петька выдохся и замолчал. Он успел загореть на крыше, волосы у него совсем выцвели.
– Купаться ведь побежите, – печально сказала учительница, – учить не будете. Ну что ж, вам сдавать, не мне. Идите.
И они сдавали.
Андрей на четверку, Петька наговорил на пятерку. На экзамене по алгебре Рогозина расплакалась, у нее графики функций пересекались в трех местах, а у всех – в двух. Стала переделывать – все равно три точки. Потом оказалось, что только у нее и был правильный ответ: остальные рисовали график некрупно, одну точку не разглядели.
На геометрии Андрей безнадежно ничего не знал. Теорема косинусов, тупоугольный треугольник… Он вертел мел в руках – в классе пахло мелом, как известкой в сырой побеленной комнате. Математик был без пиджака. Все просто и буднично. Только пугали.
– Мальчик мой! – сказал математик. – Вернись на землю!
И от этих слов, столько раз слышанных на уроках, Андрей вдруг вспомнил, как доказывается теорема. Написал все быстро и бездумно. Нет, кое-что он все-таки знал.
– Довольно, – сказал математик. – Теперь будешь измерять площадь фигуры.
На доске он начертил окружность.
– Площадь круга? – Андрей как раз помнил эту формулу.
– Нет. Вычисли площадь доски без круга.
Математик улыбался. Андрею показался здесь какой-то подвох. Он влез на стул, измерил высоту доски. Члены комиссии улыбались – он чувствовал эти улыбки спиной.
– Девятнадцать тысяч двести два! Все переглянулись.
– Девятнадцать? Тысяч? – медленно спросил математик. – В чем ты измерял? В метрах или сантиметрах?
Андрей прикинул – для метров у него получился слишком большой ответ. Для сантиметров как будто тоже много. Видимо, он ошибся, возводя что-то в квадрат. Со вздохом, убежденный, что все-таки это явное издевательство, он полез измерять доску еще раз, потому что забыл высоту.
– Петя, – услышал он. – Ты уже сорок минут ищешь вторую высоту в параллелограмме. Поверни его боком, посмотри, что получится!
Андрею нравился математик – пожилой, очень спокойный. Он тоже иногда ставил двойки и выгонял из класса. Но не со зла.
Андрей пошатнулся на стуле и схватился за плакат с латинским алфавитом. Плакат упал, и Андрей полетел вниз вместе со стулом. Было много треску и меловой пыли. Среди членов комиссии началось откровенное веселье.
– Глупые шутки, – сказал Андрей, отряхивая рукав.
Петька за партой хмыкнул. Он тоже считал экзамены глупой шуткой. Тем более что вторая высота у него действительно никак не строилась. А боком параллелограмм развернуть – он не мог от волнения сообразить: каким боком? Не пошли ему на пользу занятия на крыше. Да разве до занятий там? Замечательная крыша в доме! Он читал там Дюма. Такое солнце было…
Не глядя, Андрей кинул мел. Мел упал и раскололся. Андрей повернулся и пошел к двери. Учителя веселиться перестали.
– Усов! – сказал завуч. – Вернись сейчас же! Но Андрей уже вышел в коридор.
– Немедленно вернись! Усов!
Но по прохладному, необыкновенно светлому коридору на третьем этаже Андрей уходил все дальше и дальше.
Вечером позвонила Рогозина и сообщила, что ему все-таки поставили четверку.
– Все-таки! – разозлился он. – Слушай, Рогозина, ты-то что понимаешь?
– Не беспокойся, понимаю, – ответила Марина и натянуто рассмеялась: она-то понимала, каково это, когда вся школа говорит о падении со стула на экзамене и смеется, один ты не понимаешь, как это смешно…
2
Элька проснулась до лагерного подъема – в шесть. В открытое окно заглядывали ветки яблонь с облетевшими цветками, крошечная завязь щетинилась усиками. Элька дотянулась до распахнутых снаружи створок и, вздрагивая, закрыла окно: на нее посыпались холодные капли росы. Она бесшумно оделась и вышла из комнаты через веранду. На дорожке лежали густые утренние тени. Осторожно – скрипел гравий – убегала она по этой дорожке утром в лес. Солнечный свет стоял там косыми столбами, звучали птичьи голоса. В чашечках белых мелких цветов дрожали крупные капли, вдруг вспыхивая и переливаясь, стекая меж лепестков. Цветы – белые звездочки – пахли приятно и сильно, середина у них была зеленоватой коронкой. Хотелось их попробовать – а вдруг они сладковатые, как и запах, на вкус.
Полянка с затененной дорожки казалась светлым пятном. Там торчали розоватые стрелки-султанчики лохматого подорожника, и под солнцем твердо зеленели первые ягоды земляники на высоких стебельках. Эльку переполняло что-то, она делалась легкой, как воздушный шарик. Ничего не стоило вдруг броситься с разбега во всю «окрошку» – не знала, как именно все это называется: фляк, бланш, еще как-то. Недаром она столько сидела на стекловских тренировках – кое-чему научилась. Ладоням было больно от попавшего под руку сучка или деревянной крошки, кусочка коры, дыхание сбивалось и выравнивалось, она встряхивала волосами, подпрыгивала воробышком, перелетая с рук на ноги, вся замирала, чувствовала, как екает где-то сердце, – раскидывала руки, вся тянулась за ними, благодарила невидимых зрителей.
Вернувшись, она еще успевала безмятежно заснуть – утро словно становилось частью счастливого сна – и проснуться со всеми, с ощущением приближения чего-то хорошего. Волосы отросли – тетя заплетала тугую косичку, тетя бы порадовалась, она жалела, что у Эльки нет кос. Косичка даже хлопала по спине, когда Элька бежала утренний кросс Почти рядом с Усовым. Целых два километра. И уже после завтрака, убегая на свою тренировку, Элька начинала ждать следующего утра.
