Пират, еще один - Полторак Егор (читать полную версию книги TXT) 📗
Еще были на барже: моторист-полиглот; бывший преподаватель филфака универа; бывший иеромонах и десятиклассник вечерней школы для рабочей молодежи Васька Гершензон, которого исключили из математической школы за то, что он получил ответ на адрес школы от председателя Комитета по Нобелевским премиям. В ответе председатель написал, что он не специалист, но что трое его друзей-математиков через месяц разобрались что там к чему в формулах уважаемого Васьки и сказали, что если б не одна неточность, уважаемому Ваське надо было бы давать Нобелевскую премию. Но, к большому сожалению председателя, Нобелевские премии за заслуги в области математики не присуждаются. Тем не менее, он, председатель, будет рад поддерживать с Васькой знакомство и в дальнейшем, если уважаемый Васька не возражает, и помогать чем можно, если это ему понадобится, а уж о стипендии в Сорбонне или в любом другом месте уважаемый Васька может не беспокоиться - пожалуйста. А также в письме были две страницы формул и приветов от сорбонских друзей-математиков. Ну, Ваську из школы, конечно, выперли.
Это внучке Нинке рассказывала бабушка, которая связала всем членам команды по толстому серому свитеру, а они ей привозили молоко и творог из деревни с верховьев Невы. А теперь она вязала им кофты английского стиля, только Ваське выпендрежную - он попросил. Они дружили, бабушка и экипаж баржи.
С Нинкой команда тоже дружила, и иногда они отвозили ее в школу. И моторист-полиглот говорил, что вот возьмут они ее и похитят и увезут в сказочное море, где она станет капитаншей, а они ее корсарами. Нинка говорила, что давайте, что я согласна. Моторист смотрел на нее и говорил серьезно:
- Эх, Нинка, это было бы лучше всего...
Однажды, когда они подвозили ее в школу, и по черной воде навстречу плыли опавшие листья, и она пела им пиратские песни, а Васька подыгрывал ей на гитаре, моторист-полиглот сказал:
- Ну, вперед, пират!
- Чего? - удивилась она.
- Поплыли в Барбейское море!
- После школы?
- Что?!
Они все стали молчать, глядеть под ноги, потом Васька сказал:
- Почему после школы? Вместо.
- Как это? - она обеспокоенно заерзала, оправляя свое отглаженное платьице, - Я не понимаю, как же так? Я ведь в школу должна идти...
- Почему же ты должна, - совсем безразличным голосом спросил бывший преподаватель филфака.
- Так ведь все ходят в школу. Как же без школы! - она с ужасом слышала свой голос, неотличимый сейчас от голоса их классной, - Чтобы чего-нибудь добиться в жизни, надо старательно учиться и работать.
Сверху в люке показалась голова рулевого докторанта, и рулевой спросил:
- Школьный притон справа, мужики!.. Погудим? - и голос его звучал одиноко в этом мире.
- Причалим, - сказал бывший преподаватель филфака.
Когда Нинка вернулась из школы, бабушка очень удивилась:
- Нинка, что случилось?
- Ой, бабушка, ты не волнуйся так, ничего, я просто опоздала, только замечание в дневнике написали... Нам на завтра по труду из пластилина сказали сделать фигурки домашних животных, ты поможешь, бабулечка? Просто мы причалить никак не могли, автопилот сопротивлялся, Ваныч сказал... Только замечание, баб?
- О господи, непутевая ты моя, - вздохнула бабушка, - Видать, судьба тебе такая женская. Судьба на море с берега смотреть да ждать. Ну ничего, - она опять вздохнула, - Это дело святое...
Теперь-то мама Кольки вспомнила все это, вспомнила, потому что позабыла она, как позабыла съездить в Парголово к бабушке весной, покрасить оградку, цветов посадить, хлеба накрошить для птиц. Вспомнила она теперь, как не было "Лежебоки" месяца два, а потом появилась баржа у причала недалеко от их дома с помятыми проржавевшими бортами, со скособоченной рубкой, с исхудавшими членами экипажа и без Васьки.
И бывший преподаватель филфака, бывший капитан самоходной баржи Л-171 "Лежебоки", а теперь оператор газовой котельной, сидел с бабушкой на их кухне, кашлял, пил чай с малиной, кашлял и говорил:
- ...Повернули когда уже от тайфуна, тогда он и пропал, не знаю как. А мы не пробились, невозможно было, совсем невозможно. Два раза я думал, что уже вообще не вернемся и не пробьемся даже назад, - он махнул рукой. - Еле вышли.
- Главное дело, хотели и попытались, - все твердила ему бабушка и подливала чай, - Получается, без истинного ребенка туда никак - экипаж неполный. Ребенок только верит до конца и полностью. Такие правила, наверно. Может, и старый человек бы годился, но для старости пиратство плохое занятие. Я вот думала - Нинка с верой еще, оказалось нет. А может, и смутили ее, а была вера... Была. Вот в первый год жизни ее дед покойный, светлая память ему, все сказки ей перечитал - она-то только глазами лупала, а он читал... Может, не те, что ли, не знаю, Костя. Такая судьба... ох, господи.
Мама позвонила Люде и сказала:
- Людмила, я встретила человека, который сказал, что может найти Колю... Не перебивай, подожди! Я ему поверила, но все-таки если б ты со мной была?.. Куда-то в море, наверняка. Ты?..
- Дура ты, дура! - зарокотал в трубке бас Люды, - Веришь первому встречному проходимцу! Ты с ним хоть в постель еще не легла? Мало ты накалывалась?! Как ты так можешь, я тебе удивляюсь, так и знай! Если что потом, так и знай!.. Разумеется, я тебя, идиотку, не оставлю! Беру такси, заскочу домой, и через максимум сорок пять минут я у тебя! Ты дома?.. Ладно, ладно, конец связи, потом поревешь!
Часа через четыре Люда ввалилась в квартиру мамы с двумя тяжелыми чемоданами, в костюме деловой женщины и в сомбреро.
- Слушай, Нинка! Мы когда концы рубим? Мойсейка мне сапоги резиновые должен привезти, он в них на овощебазу поехал. Я сказала, пусть дорабатывает, а там чтоб! У тебя ему надеть чего найдется, чтоб не босиком возвращаться!
- Да... В полночь встречаемся.
- В полночь? Ха! Отлично! Тогда убрать паруса, покурить и оправиться! она отшвырнула чемоданы и прокричала, рухнув на тахту, - В какие моря рванем?!
И они сели пить кофе, курить, плакать и утешаться до полуночи.
В эту полночь с четверга на пятницу, когда переменный порывистый ветер сменился ровным норд-остом, попутным для "Ночного ветра", Леппилюнтль и Федор Иванович пили холодный грог в каюте Леппилюнтля и говорили о важном.
- Через два дня будем у острова Сокровищ, - говорил Леппилюнтль и наливал из кувшина, - Увидимся с сэром Аленом и с Салли...
- А потом, - угрюмо спросил доктор.
- Ты знаешь, что потом. Забираем сундук, идем к Побережью...
- Нападают ребята Груба, грабят, берут нас в плен, мы сбегаем, они закапывают сокровища, забывают место, мы снова к Алену, они тоже снова, и мы снова...
- Да! - раздраженным голосом сказал Леппилюнтль, - А ты бы чего хотел? Да! А дыквы грабят Побережье, жгут города, и их все больше!
- А мы в игрушки играемся? Ты это хочешь сказать, кэп? Ты мальчика для меня взял, да? А зачем ты говоришь?
- Прости, док. Но ты ведь знаешь, что я могу попасть в море и без мальчика, я не имел в виду, что мы играем в игрушки.
- Почему нет? Да. Мы играем в игрушки. Как слабоумные цари в солдатиков. Мы знаем все, мы мечтали о многом, а получили солдатиков в детской. То есть я, а со мной и все вы. Я виноват, я, да. А наши матросы не хотят играть в солдатиков в детской и скоро поднимут бунт! Они выбросят нас за борт... или ты им отдашь только меня пустить погулять по доске, а сам поведешь их в поход. Ты все это понимаешь, Флик!
- Ребенка разбудишь! - зашипел Леппилюнтль, - Что ты на меня кричишь! Чего тебе надо?
- Мне ничего, - тихо и тоскливо сказал доктор, - У меня все есть. Мне разрешили поиграть в солдатиков в детской. И в детской дует настоящий ветер настоящего открытого моря, - с издевкой закончил он.
- Зачем тебе этот разговор, Федя? - уже не зло спросил капитан.
- Ни за чем. Мне ни за чем! Мы обманываем мальчишку, который мечтал стать пиратом. Он вместо этого получил ту же самую детскую, откуда он смотался. Я обманываю себя, думая, что все хорошо и лучше не бывает. Ты обманываешь себя и мальчишку, что это все нужно мне. А разговор мне ни за чем. У меня предложение: забудь меня, к дьяволу, на острове Сокровищ. Я не хочу висеть у вас у всех на шее!
