Костёр в сосновом бору: Повесть и рассказы - Дворкин Илья Львович (книги хорошего качества TXT) 📗
— Ах так!! — кричит Лёшка. — Из-за меня!!! Это мы ещё посмотрим! Человеческим возможностям практически никаких пределов нету! — кричит. — Я этот твой дурацкий английский — во! Пух от него полетит! Сам! И никакой мне помощи не надо!
В общем, в тот день чуть-чуть не поссорились закадычные друзья.
Ужасно Лёшка расстроился.
И Митька рассердился.
Но потом они остыли и перестали сердиться.
А на английский Лёшка налёг с таким остервенением, что трудный этот предмет поколебался немножко и сдался перед Лёшкой Ребровым. Лишнее доказательство, что человек чего угодно может добиться, если крепко пожелает.
10. День рождения
Странно всё-таки получается…
В первом классе Митька и не думал дружить с Мишкой Хитровым, с Ниной Королёвой и тем более с Викой Дробот.
Он только с Лёшкой Ребровым сразу подружился, потому что на Лёшку как поглядишь, так сразу понятно: парень он замечательный. Молчаливый такой, суровый и верный человек. Лёшка маленького роста, но упругий и плотный, как теннисный мячик. И что-то есть в нём такое, из-за чего любой самый отпетый драчун и задира десять раз задумывается, прежде чем пристать.
Может быть, это из-за Лёшкиных глаз: они у него серые, очень спокойные, даже какие-то холодноватые. Особенно когда Лёшка сердится.
Вот Митька вечно в разные истории попадает. То нос ему поцарапают, то шишку набьют, он бы и рад иной раз не ввязываться, но это никак невозможно.
А рядом с Лёшкой целый клубок тел может кататься на перемене, целая куча мала, а ему хоть бы что, будто его это и не касается.
Лёшка никого не боится.
Митька тоже не боится, но ему приходится это доказывать, а Лёшке не приходится, все и так верят. Большая разница.
Мишка Хитров — тот иногда просто бешеным бывает. Если его обидят, да если ещё ни за что ни про что, тогда держись!
Он будет до тех пор бросаться на обидчика, пока тот не убежит, — одно от Мишки спасение.
Нина Королёва девчонка спокойная, не стрекотуха, не визгуха, но всё время кажется, будто она не рядом с вами, а где-то далеко-далеко. Чему-то улыбается сама себе, о чём-то мечтает.
Спросишь её о чём-нибудь, она не сразу расслышит, рассеянно переспросит, будто возвращаясь издалека.
Митьку это очень сперва раздражало.
А Вика — та совсем другая. Она похожа на шуструю белку — прыгает всё время, бегает, во всё вмешивается, всё знает. Ей и с мальчишкой подраться — пара пустяков.
Когда её Митька дёрнул однажды за косичку, она не задумываясь так его портфелем по голове стукнула, что в ушах звенело.
Одно только плохо — поплакать любит. И что удивительно, плачет обычно безо всякой причины, просто так. Когда причина есть, когда её кто-нибудь обидит, тогда не плачет, а просто так — плачет.
Вот какие разные люди собрались во второй звёздочке «Светлячков». И неизвестно ещё, как бы пошли дела в звёздочке, как скоро сдружились бы все эти разные люди, если б не одно происшествие. Дело было вот как.
В ноябре Вике исполнилось девять лет, и она пригласила всю свою звёздочку на день рождения.
Кроме них в гости пришли две девочки, с которыми Вика ещё в детском саду дружила, и мальчишка из соседней квартиры.
Такой прилизанный воображала.
А уж хвастун — слушать тошно. Он и на скрипке играет, и в бассейне занимается, и гантели по утрам поднимает, и отличник он, и то и сё.
Говорит Вике:
— Я, — говорит, — удивительной силы и отваги человек. Я иногда сам себе поражаюсь. Я, — говорит, — с моими качествами, наверное, стану охотником на диких зверей в дебрях Африки. На львов, наверное.
— На мышей и лягушек, — говорит ему Мишка Хитров.
— Фи, как глупо! — говорит мальчишка. — Я с грубиянами, тем более с рыжими, не разговариваю.
— Что ты сказал, — кричит Мишка, — а ну-ка повтори?!
И рыжие его глаза загораются рыжим огнём.
— Не надо, мальчики! — говорит Вика. — У меня день рождения, а вы…
— Пусть скажет спасибо твоему дню рождения, — говорит Мишка, — я б ему сейчас показал рыжего грубияна.
— И вам не страшно? — удивляется мальчишка. — Вы меня не боитесь?
— Ещё чего! — говорит Мишка.
— Странно, — пожимает мальчишка плечами, — очень, очень странно! Я ведь и с гантелями, и в бассейне…
И он отошёл в сторонку. Сел, задумался и только иногда головой качает — удивляется.
Вика живёт с папой. Мама её уже год в заграничной командировке.
А папа — театральный художник, высоченный такой, в круглых очках и очень весёлый. Только это потом уже понимаешь, что он весёлый, а сперва кажется жутко сердитым. У них странная квартира, двухэтажная. На второй этаж ведёт винтовая лестница, там у Викиного папы мастерская, там он рисует.
И вот только все ребята собрались, показывается на этой лестнице Викин папа да как закричит басом.
— Ага! — кричит. — Собралась орда татаро-монгольская! — Протягивает руку и откуда-то достаёт диковинное ружьё — с таким раструбом-воронкой на конце, как на старинных картинках. — Вот я вас сейчас из мушкета! — кричит. — Кто из вас «Три мушкетёра» читал?
Оказалось, один Лёшка читал.
— Эх вы, варвары, — говорит Викин папа. — Да я в ваши годы наизусть знал эту великую книгу! Или нет… не в ваши… чуть позже. Ну да ладно, чего скуксились? Вот вам, держите мушкет, развлекайтесь.
Потом он спустился вниз, и стало очень весело.
А вначале было, как всегда на днях рождения бывает, — все стеснялись, мялись, не знали, что делать.
Викин папа взял здоровенный лист фанеры и мгновенно нарисовал всех присутствующих. Да так смешно и похоже, что просто удивительно.
А Викин папа уже борьбу затеял. Прямо на полу, на толстом пушистом ковре.
Эх, куча мала!
Хохот, визг! Викин папа ворочался, как медведь, под мальчишками и девчонками и рычал страшным рыком.
Никого из родителей больше не было — полная свобода!
А когда передохнули — начался пир.
Пили лимонад и квас из старинных глиняных и оловянных кружек и закусывали пирожками с капустой. Все надели разные диковинные шляпы с перьями, Лёшка натянул громадные сапоги с отворотами, которые были почти с него ростом.
Всё было хорошо, пока Мишка Хитров не полез разглядывать старинный пистолет, висевший на стенке. Он стал ногами на батарею парового отопления, ухватился рукой за трубу-стояк и потянулся к этому длинноствольному пистолету.
Видно, батарея эта держалась очень непрочно, видно, у неё резьба, которой она к стояку укреплялась, совсем проржавела, потому что неожиданно она хрустнула, Мишка заорал благим матом, зашипела струя горячей воды, и вся комната окуталась паром.
Тонкая струя хлестала под напором и упиралась в стеллаж с книгами.
После того как Мишка заорал, прошло несколько секунд. Все растерялись и молча таращились на это безобразие.
Вдруг Викин папа вскрикнул, замахал руками и бросился к стеллажу.
— Книги, — кричит, — книги!
Он закрыл собою книги, и теперь струя упиралась ему в живот.
— Горячо, — кричит Викин папа, — уф, горячо! Варварство! А ещё двадцатый век! Горячо!
Мальчишки и девчонки перепугались, заметались совершенно бессмысленно.
А Викин папа пританцовывает на месте и кричит.
— Не слабо! — кричит. — Уф, горячо!
Первым пришёл в себя Лёшка Ребров.
Он вдруг схватил большущую ковровую подушку, пригнулся и бросился с подушкой на струю.
Как на амбразуру дота, на пулемётную очередь.
Он прижал подушку к трубе, навалился на неё, и струя исчезла — вода просто стала литься на пол.
Лёшка сразу стал мокрый и закричал:
— Уф, горячо! Вёдра тащите, — кричит, — тазы, кастрюли. Всё сюда тащите, а то будет потоп.
А пол уже здорово залило водой. Девчонки принесли из ванной два эмалированных таза, и они очень быстро наполнились.
Мишка Хитров и мальчишка-сосед их выносили и выливали прямо в ванну.
