Жизнь и приключения Заморыша - Василенко Иван Дмитриевич (библиотека книг .TXT) 📗
Когда я спускался по лестнице, он опять сказал:
- Держи язык за зубами, понял? Особенно среди своей братии, а то я не посмотрю, что ты мне друг: как дам, так и на том свете не очухаешься.
Вот и еще одна обида: "среди своей братии". Какая она моя? Но я и тут промолчал: терпеть так терпеть.
Утром Илька принес мне в класс маленький молоточек, такой хорошенький, что я даже во время урока вынимал его из кармана и любовался. Илька отполировал рукоятку, и она скользила у меня в пальцах, как атласная.
Признаться, мне было завидно: почему я не умею делать ничего такого? В прошлом году мне один пьяница подарил лобзик и тоненькую пилочку к нему. Я принялся выпиливать из фанеры домик. Но он у меня получился такой неуклюжий, такой кривобокий, что не понравился ни Маше, ни Вите. Только мама похвалила, но я же хорошо понимал, что она просто не хотела меня огорчать. Да и что такое этот домик! Игрушка! В нем даже воробей не захотел бы жить. А молоток - это вещь, которая всем нужна. Скажу здесь кстати, что всю жизнь я чувствовал себя каким-то неполноценным: мог на сцене играть Гамлета, мог речи с трибуны говорить, мог в сельской школе обучить грамоте шестьдесят мальчиков и девочек, а вот сделать простой молоток или построить плохонький, но настоящий, не игрушечный, дом я так никогда и не научился. И мне часто бывало обидно, что все, чем я пользовался в жизни - пища, одежда, жилище, телефон, автомобиль, даже бумага и чернила, - сделано руками других.
Обидно и завидно.
Лев Савельевич пришел на урок в благодушном настроении.
Видно, ему хотелось поговорить. Он обвел насмешливыми глазами весь класс и, конечно, остановил их на мне:
- Ну, Мимоходенко, как ты себя чувствуешь?
Я встал, подумал и слегка развел руками:
- Как вам сказать, Лев Савельевич? На тройку с двумя минусами.
- Гм... Почему ж так неважно?
- Не знаю, Лев Савельевич, вам видней: вы мне поставили три с двумя минусами, я на три с двумя минусами и чувствую себя. А у кого стоит пятерка, тот, конечно, чувствует себя на пятерку.
- А у кого ж это стоит пятерка? - удивился Лев Савельевич. Все в классе переглянулись. - Пятерошники, встать! Все продолжали сидеть. - Ну?
Поднялся Степка Лягушкин.
- У бога, - сказал он.
Учитель широко раскрыл глаза.
- У ко-о-го-о?..
- У бога, Лев Савельевич. Вы когда ставите отметки, то говорите: "Только бог знает на пять, я - на четыре, а ты от силы на единицу".
Лев Савельевич заглянул в журнал:
- Вот ты соврал. У тебя стоит тройка.
- Так я ж и знаю лучше всех, - самоуверенно ответил Степка.
Мальчишки закричали:
- Куда тебе, лягушке!.. Воображало!... Есть и получше тебя!
Лев Савельевич на крики не обратил внимания и опять взялся за меня.
- Вот, Мимоходенкр, и пригодился тебе церковнославянский язык. Теперь ты поешь, аки ангел, и тебе внемлет вся церковная паства. Так тебя, Мимоходенко, прихожане церкви архангела Михаила и зовут: наш ангел. Видишь, Мимоходенко, благодаря церковнославянскому языку ты вроде в ангелы вышел.
То, что меня так зовут, мне осточертело, и я сказал:
- Если я ангел, Лев Савельевич, то какой же я Мимоходенко? У ангелов фамилий нет. Их по именам зовут: Михаил, Гавриил, Никифор и так далее.
- Правильно! - подтвердил Лягушкин. - Например, моего ангела зовут Степан.
- Молчать! - вдруг рявкнул Лев Савельевич. - Это что за разговоры? Я сказал "аки ангел". "Аки"! Лягушкин, что такое "аки"?
- "Аки" значит "потому что", - уверенно ответил Степка.
- Вот и дурак! "Аки" значит "как". А "потому что" будет "поелику". Я поставил тебе тройку по ошибке, поелику ты еси осел.
Лев Савельевич перечеркнул против фамилии Степки тройку и поставил жирную единицу.
Степка поморгал и сел.
В перемену он ни с того ни с сего дал мне затрещину.
Но я и это стерпел. Главное было то, что в кармане у меня лежал молоточек.
У МОНАХОВ
Признаться, я шел из училища к греческому монастырю с жутковатым чувством, а когда увидел решетки на окнах, мне и совсем стало не по себе.
В нашем городе жило много иностранцев. Греки держали хлебные ссыпки и пароходы. Итальянцы торговали заграничными винами, управляли оркестрами и писали картины. Старые люди рассказывали, что раньше в нашем театре лет тринадцать подряд и актерами были только итальянцы и итальянки. На сцене они не говорили, а пели, потому и театр наш тогда назывался необыкновенно: "оперный". Были и турки: они ничем другим не занимались, только пекарни держали. А турчанок не было: им по турецким законам выезжать из своего государства не полагалось.
Болгары - те арендовали здесь землю под огороды. Летом и осенью они складывали на базаре, прямо на разостланном брезенте, целые горы сладкого лука, помидоров, баклажанов, огурцов, капусты, а зимой открывали погреба и в них продавали соленые огурцы с чесноком, лавровым листом и укропом, такие вкусные, что у прохожих от одного запаха слюнки текли. Жили у нас еще немцы, французы, англичане, бельгийцы. Это были хозяева заводов и фабрик, разные директора, управляющие и инженеры. Они ездили в лакированных экипажах и смотрели на всех свысока, особенно англичане. Наверно, потому, что здесь промышляли всякие люди, и дома строились разные.
Помню, когда еще жил у нас Петр и я с ним шел по городу, он говорил: "Вот, брат, какие тут здания! Прямо вроде людей. Глянь-ка направо: это ж - угрюмый старин. Ишь, как насупился! Ему все надоело, и хочет он только покоя. А это молодая девушка. Надела белое платье и смотрится в зеркало, не налюбуется. А это вот - купчиха-миллионерша: раздобрела на блинах со сметаной да черной икрой - и уже не поймешь, где у нее физиономия, а где что другое. А это - делец. Ему красота ни к чему. Ему - чтоб было прочно, надежно, навеки нерушимо".
Вот об этом я и вспомнил, когда остановился около греческого монастыря. Что это был за дом! Он не походил ни на один из домов, какие были в городе. Какая-то прямоугольная глыба. Видно, тот, кто его строил, добивался одного: чтоб никто в этот дом не проник и не увидел, как там живут и что там делают. А рядом с этим глухим зданием стояла высокая церковь. На вид она была строгая, но так к себе и притягивала. Алексей Васильевич, наш учитель истории, сказал, что она построена в классическом стиле, и уже начал было объяснять, что это означает, но потом заговорил о братьях Гракхах, да так к классическому стилю больше и не вернулся.
