Невероятные истории. Сборник рассказов и повестей - Носов Николай Николаевич (читать полную версию книги .txt) 📗
Я вспомнил, что последнюю неделю его брали из детского сада позже обычного, одним из последних. Его волнение и торопливость объяснялись желанием попасть поскорее в домашнюю обстановку.
При Игоре записывал что-то авторучкой, которую мне подарил Петя на день рождения. Невольно поймал себя на мысли, что каждый раз, беря ручку, думаю о том, кто ее подарил. В это же время Игорь, как бы угадав мои мысли, спрашивает:
— Дедушка, ты рад, что тебе папа подарил ручку?
— Очень рад.
— Это хорошая ручка, правда?
— Очень хорошая.
— Ты ее любишь?
— Конечно, люблю.
— Ведь ее подарил тебе папа! Ты ею пиши.
— Буду писать.
Вечером, перед тем как лечь спать, мы сидим с Игорем за столом и занимаемся рисованием. Я рисовал ему первобытных людей в пещере. Вокруг были разные звери и птицы и, конечно же, мамонт. Один доисторический человек стрелял в мамонта из лука. Увидев это, Игорь сказал:
— Не надо!
Отняв у меня карандаш, нарисовал, как стрела обогнула мамонта, полетела в стоявшего на пригорке оленя, но и у него перед самым носом свернула вверх, полетев в утку, которую он тоже пожалел, в результате чего стрела обогнула утку и полетела вниз. Падая, она опять-таки попадала в мамонта, но обогнула в конце концов его еще раз и упала на землю.
Игорь сидит в задумчивости. Вдруг громко смеется:
— Знаешь, это я думал про фашиста, как он прыгал в кино со второго этажа и кости себе переломал.
Шли по улице. Навстречу нам шла группа ребятишек, построившихся парами.
Игорь говорит:
— Детский садик идет.
Я заметил, что ребята были постарше.
— Школа, — говорю.
Он говорит:
— Первоклашки.
Таня рассказывала Игорю про художников-абстракционистов: как один художник в Америке, вместо того чтоб нарисовать картину, взял поломанный грузовик, набил его гнилыми помидорами, тухлыми яйцами, обмазал томатным соком… (Игорь слушал с несвойственным ему недовольным видом.) Грузовик не влезал в двери музея, поэтому художник поставил его не внутри помещения, а снаружи, у входа на выставку. Все это он сделал вечером, а утром пришли дворники. Говорят: «Какая гадость! Еще и воняет!» Прицепили грузовик к тягачу и увезли на свалку. Тут только Игорь в первый раз улыбнулся и сказал:
— Ты мне не про глупости, а про что-нибудь настоящее рассказывай.
— Дедушка, а ветер и воздух — это все равно?
Смотрели по телевидению отрывок из «Трех сестер».
Входит Игорь. Только взглянул на телевизор:
— Это что, Горький?
— Нет, Чехов. Тоже хороший писатель.
— А!
Лида рассказывала Игорю историю об одном глупом мальчишке, который прыгал с крыши на крышу.
— Понимаешь, такой дурак! — время от времени вставляла она.
Что-то помешало продолжению рассказа, и Игорь сказал:
— Ну давай рассказывай дальше, чтоб я дураком не был.
— Лекарство от кашля пил? — спрашивает Игоря Таня.
— Пил.
— Сколько? Ложку?
— Больше.
— Разве ты не из ложки пил?
— Нет. Из бутылки.
— Ты бы еще из ведра пил!
Смеется.
Игорь рассказывал содержание фильма про индейцев, который недавно смотрел с отцом.
Потом мы с ним стали играть в индейцев, повторяя содержание фильма. Но когда дошли до слов «краснокожая собака», Игорь сказал:
— Не будем играть. Это нехорошо он сделал, что назвал его краснокожей собакой!
— Дедусь, ты какое дерево больше всего любишь?
— Пальму.
— А я березку. Знаешь, почему? На березке больше всего майских жуков бывает и муравьев.
Игорь пришел к нам и сразу спросил:
— Дедушка, что сегодня по телевидению будет?
— Комедия, — говорю. — Знаешь, что такое комедия?
— Знаю. Это когда смеются.
— А драма?
Махнул рукой:
— Знаю: когда ругаются.
Играли в войну. Строили из кубиков крепости. Игорь свою крепость построил покрепче, а я свою сделал с украшениями. Говорю:
— Вот положи еще эти кубики для красоты.
А он:
— На войне не бывает для красоты.
Испачкал синей краской руку и сказал с досадой:
— Обсинился!
Игорь рассказывает:
— Старик был старый такой, престарый, вот с такой бородой. Двадцать лет ему уже, наверно.
— Да разве двадцать лет — старый?
— Ну, ему уже сто лет, наверно.
Играет в солдатики. Говорит:
— Из этой точки зрения вылетает самолет.
В другой раз сказал:
— Самолет, в конечном счете, полетел за игрушками.
— Знаешь, какие змеи противные? — говорит Игорь. — Они без шерсти! Ящерицы лучше. Они небезногие и небезносые.
Таня читала Игорю стихи. Спрашивает:
— Ты стихи любишь?
— Нет.
— Почему?
— Да у нас в детском садике что ни праздник, так обязательно стихи учить!
Научился у кого-то вставлять между словами «это самое»:
— Что, комары тебя не за… это самое… не закусали?
— Юрий Никулин здорово умеет играть роль жуликов, правда?
— Игорь, а у тети Оли на даче какой лес, сосновый?
— Сосновый и елочковый.
В лесу выкопали с Игорем два кустика земляники и посадили их я цветочный горшок. Увозя горшок домой, Игорь сказал, что у него вырастет много земляники.
— Вот поешь своей земляники! — говорю я.
— А я и вам привезу. Знаешь, как с молоком вкусно!
Поймали в пруду пиявку. Игорь говорит:
— Брось ее лучше под корягу, а то какой-нибудь маленький ребенок придет и схватит.
Игорь говорит отцу:
— Папа, а давай с тобой поспорим, что самая сладкая дыня — это «колхозница».
— А чего спорить? Я и так с тобой согласен, что самая сладкая дыня — это «колхозница».
— Нет! все-таки поспорим! Ну, давай!
Когда дынька была куплена, ее порезали на кусочки, и Игорь разделил кусочки на части: что будет съедено сейчас, что оставлено на вечер, что — на завтра. Потом он сел и съел все за один присест.
Шли с Игорем и Сережкой в лес, надеясь увидеть белок. Игорь расфантазировался: принялся уверять Сережку, что у него завтра же могут быть две белки.
— У папы есть знакомый в уруситете (университете). Он заведующий всех зверей. Там есть всякие звери. Там даже тигр есть. Настоящий. Только неживой. Чучело. И даже крысы. Звери вылезают и могут бегать по уруситету.
Искал в парке божьих коровок. Я разрывал палкой сухие листья. Игорь нашел одну божью коровку, но она оказалась раздавленной.
— Это, наверно, я палкой задел, — говорю.
Прошло некоторое время. Игорь говорит:
— Дедусь, ты не думай, что это ты раздавил божью коровку. Может быть, это я ботинком.
— Может быть, на нее кто-нибудь давно наступил, — говорю я. — Тут много народу ходит.