Повести и рассказы - Сахарнов Святослав Владимирович (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
Лодка и белуха разошлись, едва не задев друг друга, карбас проскочил вперёд, Гриша заглушил мотор. Тут же пронзительно заскрипел о камни окованный железом киль. Пришедшая следом волна приподняла нас, и карбас, перемахнув через камни, закачался на тихой воде.
Мы подгребли к белушонку. Здесь было совсем мелко, Гриша перевалился через борт, по пояс в воде, подошёл к животному. Белушонок лежал обессилевший, на боку, изредка ударяя хвостом.
- Верёвку давай! - крикнул мне Гриша.
Он накинул петлю на хвост белушонку, вдвоём мы подтащили коричневое обмякшее тело к борту, привязали. Вторую петлю пропустили под плавники. Дождавшись волны, столкнули карбас с мели и, часто работая вёслами, погнали его назад к камням.
Белуха была тут. Она вертелась у самых бурунов, то и дело выставляя из воды голову. Нижнюю челюсть она ободрала о камни - тонкие красные струйки бежали к горлу.
Нам повезло: лодка попала между двумя большими камнями, мы проскочили в щель между ними и очутились на открытой воде. Прежде чем очередной пенный вал успел швырнуть нас назад, мотор взвыл и карбас понёсся от камней.
Белуха плыла следом, не погружаясь.
Я увидел, что верёвки, которыми был привязан белушонок, натянулись втугую.
- Стой! - закричал я. - Стой, Гриша! Мы задушим его.
Ардеев сбросил обороты и вырубил винт. Мотор работал теперь вхолостую. Блеснул нож - Ардеев перерезал верёвки, дельфинёнок очутился на свободе.
- Мы, кажется, убили его.
Гриша пожал плечами. Невдалеке от нас всплывало огромное белое тело мать спешила к сыну. Он стал тонуть, она поддела его лбом, удерживая у поверхности воды.
Ветер относил нас. Привстав, мы смотрели во все глаза - что будет? Наконец мне показалось, что белушонок шевельнулся. Мать ещё раз подтолкнула его, затем они погрузились и всплыли уже в стороне.
- Будет жить, - сказал Ардеев.
Когда они показались в следующий раз, белуха выставила из воды голову, и до нас донёсся неторопливый, низкий, похожий на гудок паровоза свист.
Потом они поплыли - мать впереди, детёныш чуть поотстав. Плыли и становились всё незаметнее.
- Пошли домой?
- Пошли.
Карбас повернул и небыстро, вместе со слабеющими волнами побежал к берегу.
В избе наше отсутствие не прошло незамеченным.
- Чего это тебя в море носило? Бензин лишний? - спросил бригадир.
- Да так... - нехотя ответил Гриша.
Из окна, около которого лежал на нарах бригадир, были хорошо видны и берег и море. Бригадир недобро посмотрел на Ардеева, хотел что-то добавить, но не сказал ни слова.
Я тоже молчал: я знал, что охотники не одобрят нашего плавания такая огромная белуха была хорошей добычей...
Осенью я вернулся на Большую землю, а ещё через год охота на дельфинов была запрещена.
Но сперва ей изменили такие люди, как Гриша Ардеев. И я рад, что был свидетелем его измены.
З В Е Р И М И К У М И
ГОСТИНИЦА
Изогнутое в виде подковы здание гостиницы на вершине холма. Внизу, прямо под окнами, небольшое озеро.
Здание обнесено оградой. Столбы, проволока. На проволоке металлические пластинки. Ветер шевелит их, пластинки ударяются о проволоку и звенят.
Я подошёл и тронул пальцем пластинку. Сторож, подметавший асфальт, крикнул:
- Осторожно, бвана!
Я отдёрнул руку.
- Нельзя! - сказал сторож и обвёл рукой пространство вокруг дома. Звери - там, мы, люди, - здесь!
Он был стар, этот служащий африканского заповедника, и весь блестел. Блестела узкая бритая голова. Сверкали чистые крепкие зубы. Мигали медные пуговицы на форменной куртке. Морщинистое чёрное лицо светилось весельем. Он стоял, опираясь на метлу, у его ног тихонько наигрывал перевязанный верёвочкой транзисторный приёмник, который он то и дело переносил на новое место. Он шёл, размахивая метлой, - музыка брела следом.
Перед гостиницей на бетонной площадке стоял укреплённый на тумбе большой бинокль. Рядом табличка: "Три минуты - шиллинг". В тумбе щель. Я бросил туда монету. В тумбе что-то щёлкнуло, открылись стёкла бинокля. Строгий часовой механизм начал отстукивать секунды.
Я припал к окулярам. На поверхности жёлтого озера чернели две точки. Коряги? Берег был пуст. Я повернул бинокль - ни в лесу, ни на равнине никого не было. Никого.
НОЧЬ
Наступил вечер, мой первый вечер в Микуми. Солнце упало за горизонт. Небо как-то вмиг потемнело, в нём вспыхнули огромные, как фонари, звёзды. Они залили землю голубым светом. Снова стала видна белая, словно облитая молоком, дорога, чёрные холмы с редкими, похожими на зонтики деревьями, стеклянное блестящее озеро.
С озера грянул лягушачий хор.
В ответ ему в кустах заскрипели цикады, пронзительно вскрикнула птица.
Звёзды светили вниз и скользили к закату - небо, неторопливо поворачиваясь, сваливало их за горизонт.
На востоке разгоралось жёлтое зарево - всходила луна.
Я стоял на дороге.
Кто-то невидимый, маленький прошлёпал по асфальту. Должно быть, лягушка. А вот ещё одна...
И вдруг я услышал, что неподалёку от меня кто-то дышит. Громко и неторопливо: "Пф-фф-фф! Пф-фф-фф!"
Дышало какое-то крупное животное. Может быть, корова или бык?
Мне даже показалось, что дышат не за оградой, а в ограде.
На всякий случай - кто их знает, этих африканских животных? - я ушёл в гостиницу, в номер. Мало ли что...
ДЖОН ПАНТАЛЕОН
Когда я поднялся, раннее утро гасило в лиловом небе последние звёзды. У небольшого, открытого, выложенного кафелем бассейна перед гостиницей стоял сторож. В руках у него вместо метлы теперь был сачок.
Сторож опускал сачок в воду и доставал оттуда лягушек.
- Доброе утро, - сказал я. - Как работа?
Сторож кивнул. Оранжевые лягушки шлёпались на асфальт и уползали в траву.
Из травы грянула музыка - приёмник стоял теперь там.
Я присел на борт бассейна.
- Джон Панталеон, - сказал старик и постучал себя пальцем по груди. Меня зовут Джон Панталеон. Я работаю здесь уже семь лет.
- Долго. А из каких вы мест?
- С севера.
Старик улыбнулся.
Ещё одна лягушка сорвалась с сачка, ударилась об асфальт и заковыляла прочь. Я понял: когда проснутся люди и придут купаться - бассейн должен быть чист.
