Кошачья история - Подольский Наль Лазаревич (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Нелепое существо... загребает руками воздух, как рыба плавниками... а может и не воздух... вместо воздуха жидкость, горячая прозрачная жидкость...
Опять чепуху сочиняешь. Смотри лучше вниз под ноги, а то нос разобьешь!
Смотрю, смотрю вниз... под ногами красная почва, под ногами много следов... козьи, птичьи, собачьи, медвежьи... ага, вот они, вот следы чугунного человека... глубокие черные лунки... одна... две... и там, за воротами, тоже...
Стоп, я сошел с ума... идти по таким следам... зачем мне этот чугунный... лучше уйти отсюда... уйти подобру-поздорову.
Толпа всколыхнулась и втащила меня в ворота.
Гробы уже плыли к могилам, рядом с ними мелькала лысина Одуванчика.
Казалось бы, в этот день ему лучше бы вести себя тихо -так нет, он из кожи лез, чтобы быть на виду, и добился в этом успеха.
По дороге на кладбище он, то забегая вперед, то отставая к хвосту колонны, и используя школьников как посыльных, заставлял часть публики убыстрять шаги и собираться в тесные группы, а других, наоборот, идти медленнее. Невзирая на бессмысленность его приказаний, они выполнялись, и еще до вступления на кладбище, Одуванчик, по сути, единолично заправлял церемониалом, полностью оттеснив и председателя райсовета, и партийных секретарей, которые, в общем, и не хотели официально руководить похоронами, но время от времени пытались командовать исключительно по привычке.
Места, где кому стоять у могил, распределял Одуванчик, и выступающих объявлял тоже он, выкрикивая имена высоким отчаянным голосом, иногда срываясь на хрип.
Ораторы выступали один за другим, и с какого-то момента я перестал их слышать, словно им кто-то выключил звук, как надоевшему телевизору, чтобы они не тревожили мертвых своими выкриками.
Взамен криков проступило обычно неслышимое. Звуки толпы -шепоты, вздохи, всхлипывания, отдельные негромкие фразы -стали слышны отчетливо, приобрели особую значимость.
Каждый звук не случаен... у каждого есть объем, есть своя форма... звуки-кубы... звуки-шары... воздух их не уносит вдаль, и они громоздятся кругом... невидимо, плотно заполняют пространство... растет, растет все выше невидимая постройка из звуков... поднимается к самому небу... все глубже уходит под землю... осторожней дыши... бесшумней... как громко шелестит ткань... не шевелись... затаись...
Закрытый гроб Крестовского гипнотизирует зрителей. Сотни глаз глядят на него неотрывно, ждут: вдруг зашевелится крышка... у каждого есть это "вдруг"... а вдруг и вправду в гробу пусто... и майор тут, в толпе, где-нибудь в задних рядах, и граненый его подбородок что-то высматривает, выщупывает... вон стоит у решетки ворот... неподвижный, чугунный... продавливает под собой землю...
Плывут лиловые пятна, и прячется в них чугунный... пятна, это от солнца... слишком яркое солнце... где же чугунный... исчез...
Это глупости, сам ты чугунный. Подними-ка правую ногу. Видишь: круглый глубокий след. След большого ослиного копыта. Ты и есть чугунный. Ты чугунный осел.
Нет, нет, я не чугунный... во мне течет кровь... вот, бьется пульс... меня можно ранить, убить... разве можно убить чугунного...
Много ты понимаешь, комок протоплазмы! Кровь! Нашел, чем гордиться. Это химия, только химия. А есть кое-что поважнее.
Потом подходил редактор. Странно: такой неуклюжий и так легко идет сквозь толпу... как рыба меж водорослей... может быть, он скользкий, как рыба... намазан какой-нибудь слизью...
Он печально колышет лицом:
-- Ай-ай-ай, какой темный народ! Вот что значит провинция. Вы слышите, что они говорят? Будто майор не умер, и сейчас их всех проверяет. А что проверять-то -- и сами не знают... Никому ведь худого не сделал, а как боятся, после смерти и то боятся... Ай-ай-ай!
Заключительную речь Одуванчик взял на себя, и тут уж бесновался вовсю, орал истошным голосом, тряс над головой кулаком, и в паузах между выкриками раздавалось бряканье его медалей.
Содержание его речи передать невозможно; ибо она была совершенно безумной. Выходило, что он, Одуванчик, вместе с покойным майором, два соратника, два героя, раскрыли чей-то коварный заговор, и враги убили майора. И это одна только видимость, что враги уничтожены -- их еще много, они везде, их полно даже здесь, на кладбище, и им нужно мстить.
А почему бы и нет... кошки сжили со света врага своего, и хоронят его, и радуются... как похож на кота новый майор, на кота флегматичного, хитрого... холеный и чистенький, и как будто все-таки липкий, словно он не водой умывается, а вылизывает себя по-кошачьи... и другие тоже, как вылизанные... и как они радуются, даже у гроба не могут скрыть удовольствия... кошки, кошки, прав Одуванчик, отовсюду глядят кошачьи глаза, и топорщатся кошачьи усы...
Ветер утих окончательно, солнце палит, и в воздухе влажно. Струйки горячего воздуха рисуют над нами изогнутые стволы. Текучие, красноватые, они уходят наверх, переплетаются и слегка покачиваются, как водоросли от подводных течений. А выше скользят, медленно перебирая гигантскими щупальцами, студенистые призрачные медузы, иногда они делаются невидимы, и потом проступают снова на фарфоровой голубизне неба слабым тисненым рисунком, солнце тускло отблескивает на их куполах.
Одуванчик не унимался, я ждал, что его остановят, но городские власти молча переминались с ноги на ногу, а новый майор делал вид, что все это его не касается, и только его маленькие глазки любопытно и, пожалуй, несколько плотоядно косились на Одуванчика. Тот же к концу речи осатанел совершенно и, несмотря на ее бессвязность, ухитрился насколько-то наэлектризовать толпу. Его шея и лысина стали морковного цвета, и я боялся, что завтра будут еще одни похороны.
-- Мы клянемся,-- выпучивая глаза, орал Одуванчик,-- за тебя отомстить! -- он поднял кулак, и группа школьников, наученная им, видимо, заранее, дружно гаркнула:
-- Клянемся!
-- Клянемся... клянемся... -- нестройно прокатилось в толпе.
Секретарь райкома сделал шаг к Одуванчику и беспомощно остановился.
-- Спи спокойно, дорогой товарищ! -- взвыл тот из последних сил и, тяжело перегнувшись через живот, наклонился и бросил в могилу ком земли.
