Лесной прадедушка (Рассказы о родной природе) - Скребицкий Георгий Алексеевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
Стена и толстые, как деревья, столбы, поддерживавшие колёса, — всё было покрыто зелёными водорослями. Они свисали вниз, к самой воде, как длинные бороды.
Вдруг огромные колёса дрогнули и заворочались. Сначала медленно, потом быстрее, быстрее, и с них с шумом и плеском начали стекать целые потоки воды.
Вода под колёсами запенилась, словно закипела, и побежала через омут и дальше, по речке вниз, бурлящим, кипучим потоком.
Я всё это видел первый раз в жизни и не мог оторвать глаз от чудесного зрелища.
От мощных поворотов колёс вздрагивала вся мельница, и мне казалось, что вот-вот она тронется с места и поплывёт по реке, как пароход.
— Хорошо, что мельница начала работать, — сказал папа, — вода из-под колёс пошла: в это время и рыба веселее ходит и на удочку лучше берёт. Надевай скорей червяка, начинай ловить.
Мы размотали удочки и закинули.
Возле нашего берега в заливчике вода, загороженная кустами ивняка, стояла спокойная.
Я сидел рядом с папой и внимательно смотрел на поплавки. А они тихо лежали на поверхности воды. Какие-то комарики, мошки весело толпились в воздухе над поплавками, постоянно присаживаясь на них и вновь взлетая.
Но вот поплавок моей удочки будто ожил. Он слегка шевельнулся, пуская вокруг себя по воде круги; шевельнулся ещё и ещё раз, потом стал медленно погружаться в воду.
— Клюёт! Тащи! — взволнованно шепнул папа.
Я потащил. Ух как тяжело! Удилище согнулось в дугу, а леска, натянувшись как струна, так и резала воду.
— Не торопись, а то оборвёт! — волновался папа. — Дай я помогу упустишь, крупная попалась.
Но я вцепился обеими руками в удилище и не отдавал его.
Сильная рыба, туго натянув леску, бросалась то в одну, то в другую сторону. Я никак не мог подтащить её к берегу. Наконец рыба показалась из глубины.
Я изо всех сил рванул удилище — раздался лёгкий треск, и в руках у меня остался обломанный конец. Другой конец вместе с поплавком и леской быстро понёсся по воде прочь от берега.
— Ушла, ушла! — завопил я и, забыв всё на свете, бросился за убегающим концом прямо в воду.
Папа едва успел схватить меня сзади за курточку:
— Утонешь! Глубина здесь!
Но я ничего не видел, кроме жёлтого бамбукового кончика удочки, который, разрезая воду, уходил всё дальше и дальше.
— Ушла, совсем ушла! — с отчаянием повторял я.
На мои вопли прибежала испуганная мама. Она тут же невдалеке собирала хворост для костра.
— Что, что случилось? — ещё издали спрашивала она.
— Не плачь, — успокаивал меня папа, — может, мы её ещё и поймаем.
Но я не верил. Слёзы так и текли из глаз, и мне казалось, что в целом свете нет человека несчастнее меня.
Наконец я немного успокоился.
Папа стоял на берегу и пристально вглядывался в противоположный конец омута.
— К кустам потащила. Только бы поближе к берегу подошла, — говорил он.
Я понял, что не всё ещё потеряно. И робкая надежда шевельнулась в душе.
Я тоже нашёл глазами тоненькую белую палочку, которая едва виднелась на воде ближе к другому берегу. Она всё удалялась.
— К кустам, к кустам идёт! — радостно повторял папа. — Не горюй, Юра: мы её ещё подцепим!
Мама тоже следила за удочкой.
— Ах, только бы к берегу подошла!
Наконец рыба подтащила удочку к кустам.
Тут мы все трое — папа, мама и я — со всех ног бросились через плотину на другой конец омута.
Вот и кусты. На воде возле них слегка покачивается сломанный конец удочки. И поплавок тоже спокойно покачивается на воде.
Может, удочка уже пустая? Может, рыба давно уже сорвалась?
Папа крадучись подошёл к берегу, вошёл по колено в воду и протянул руку к удилищу… и вдруг оно подпрыгнуло, как живое, и бросилось прочь. Папа за ним бултых прямо в воду. Весь мокрый выскочил на берег.
О радость, о счастье! В руках у него была обломанная удочка. Она сгибалась в дугу, и леска опять, как тугая струна, так и резала воду.
Напуганная рыба тянула вглубь и никак не шла к берегу.
Но папа и не пытался пересилить её. Он то отпускал леску, то вновь слегка подтягивал.
Папа старался утомить рыбу. А мы с мамой затаив дыхание следили за этой борьбой.
Наконец утомлённая рыба показалась на поверхности и даже немного повернулась на бок, блестя серебряной чешуёй.
Тогда папа осторожно передал мне обломок удилища:
— Тащи, только потихоньку, не торопись.
Я схватил в руки удочку и, забыв всё на свете, изо всех сил потащил на берег.
— Тише, тише, оборвёт! — закричал папа.
Рыба бросилась в глубину. Я потянул к себе.
У берега в густой траве что-то сильно зашлёпало, завозилось.
Папа и мама кинулись туда. И тут я вновь почувствовал в руках какую-то лёгкость. «Оборвалась, ушла!»
Но в тот же миг папа выкинул далеко на берег сверкающую чешуёй рыбу.
Она тяжело шлёпнулась в траву и забилась, запрыгала в ней.
Мы подбежали к добыче. Подминая зелёные стебли, в траве лежал крупный голавль. Я схватил его обеими руками и начал с восторгом разглядывать.
Спина у него была тёмно-зелёная, почти чёрная, бока серебряные, а голова большая, широкая. Потому, наверное, эту рыбу и назвали голавль.
— Ну, поздравляю тебя: теперь ты — настоящий рыболов! — радостно говорила мама.
— Да, да, рыболов! — добродушно смеялся папа. — Опять чуть не упустил. Он уж с крючка сорвался, я его еле успел в траве схватить.
— А что же ты от него хочешь, ведь это его первая настоящая добыча, защищала меня мама. — И всё-таки он её сам вытащил.
— Конечно, конечно, — согласился папа. — Идёмте скорее к удочкам может, там без нас ещё что попалось.
Тут мы с мамой взглянули на папу, да так и ахнули. Он был мокрый и весь в грязи. Хорошо ещё, что погода стояла жаркая.
Папа отжал немного одежду и весело махнул рукой:
— Ничего, до вечера всё высохнет!
Мы вернулись к нашим удочкам. Действительно, на одной из них у папы сидел большой окунь.
Папа дал мне из своих ещё одну удочку, вместо моей сломанной, и мы продолжали ловить. Но я уже не столько ловил, сколько всё бегал к соседним кустам, под которыми в густой траве, прикрытый от солнца лопухами, лежал мой голавль. И каким же он мне казался огромным и красивым!
Мама тоже то и дело подходила к голавлю, трогала его рукой, качала головой и улыбалась. Наверное, она радовалась моей удаче не меньше меня.
И папа всё поглядывал на меня и говорил:
— Что, брат, доволен, а?
Весь этот день я чувствовал себя самым счастливым человеком.
Я поймал ещё двух ершей. А папа наловил много разной рыбы и даже поймал щуку. Вообще день вышел на славу.
Мама развела на берегу костёр, приготовила обед и чай.
Потом мы опять ловили рыбу. Мама тоже ловила с нами и вытащила окуня.
Наконец, когда уже начало темнеть, папа с мамой собрались ехать домой. А мне ужасно не хотелось уезжать. Кажется, так всё лето и просидел бы здесь, у реки, под старыми вётлами, глядя на поплавок. Но делать было нечего.
Уложили в тележку удочки, рыбу и все пожитки, запрягли лошадь и поехали домой.
Вечер был прохладный, ясный. На западе уже догорала заря. В полях громко кричали перепела, словно выговаривали: «Спать пора, спать пора!»
Слушая их, я и вправду немножко задремал. А перед глазами всё рябила вода и поплавки на ней…
Вдруг мама тронула меня за плечо:
— Смотри, Юра, смотри скорей!
Я очнулся. Мы проезжали через берёзовый лесок. В воздухе пахло свежей берёзовой горечью. Я поглядел в глубь леса, куда указывала мама.
«Что это? Будто крохотный голубой огонёк светится в тёмной ночной траве… А вон, немного подальше, ещё и ещё. Или это в каплях росы отражаются звёзды? Нет, не может быть…»
— Видишь, светлячки, — сказал папа. — Хочешь — набери их в коробочку, а дома выпустим в сад. Пусть у нас живут.
Папа остановил лошадь, и мы с мамой принялись собирать этих светящихся жучков, которых в народе так хорошо прозвали Ивановым червячком.
