Лесной прадедушка (Рассказы о родной природе) - Скребицкий Георгий Алексеевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
«Жив, жив ещё, лает! Может, успею!» — проносились в голове обрывки мыслей.
Вдруг Сергей Иванович зацепился ногой за корень и со всего маху полетел лицом прямо в кусты. Он упал и, не чувствуя боли, опять вскочил, хотел бежать.
Но голос Пушка умолк. Значит, конец.
Сергей Иванович дико оглядывался по сторонам. Кругом болото, кочки, чахлые, полумёртвые сосенки. И здесь, где-то уже совсем недалеко, в последний раз взвизгнул Пушок.
Что это? Снова раздался визг и громкий лай.
Сергей Иванович рванулся вперёд, но тут же остановился. «Постой, да ведь Пушок не только визжит, он лает, и, кажется, на одном месте. Значит, никто его не преследует, не душит, значит, он сам за кем-то гнался с визгом и лаем».
Сергей Иванович даже рассмеялся от радости: «Вот это здорово!»
Однако радость тут же сменилась досадой. Но кого же тогда преследовал пёс? Конечно, лося. А на лосей охота запрещена. Сколько Сергей Иванович потерял времени, сил и трудов, чтобы отучить Пушка за ними гоняться, и вот непослушный пёс опять принялся за своё. Наверно, за лето забыл всю науку.
— Ну погоди, я тебе припомню! — проворчал Сергей Иванович.
В тайне души он был рассержен не столько поступком Пушка, сколько своей оплошностью: не разобрав, в чём дело, бежал куда-то, весь изодрался, весь в крови, а ещё старый охотник!
Успокоившись и отдышавшись, Сергей Иванович прислушался. «Так и есть, лает и взвизгивает на одном месте. Вон там, за болотом, на поляне. Значит, остановил лося и вертится возле него! — Сергей Иванович вынул из кармана перочинный ножик и срезал длинный прут. — Подожди, дружок, я тебя сейчас проучу. Живо у меня всю науку вспомнишь!»
Перейдя болото, Сергей Иванович выбрался наконец из густых зарослей на чистое место. Вот и поляна.
Ещё издали заметил Пушка. «А где же лось? Никакого лося и нет. Злобно взвизгивая и лая до хрипоты, Пушок носился вокруг старого дуба.
Сергей Иванович глянул на дуб. На суку, растянувшись, лежала огромная дикая кошка — рысь.
Даже ружьё затряслось в руках у охотника. Хочет раскрыть его, заложить другие патроны, с крупной дробью, а руки дрожат, не слушаются.
Как же теперь подойти, чтобы зверь не заметил? А то ещё спрыгнет и удерёт.
Сергей Иванович стал обходить так, чтобы зайти к рыси сзади. Нечаянно наступил на сучок. Тот громко хрустнул. Но рысь, следя за собакой, даже и не заметила, не обернулась.
Зато Пушок сразу глянул в сторону, приметил хозяина. И вот ведь какая умница — не стал больше носиться вокруг дерева, а сел прямо перед мордой зверя и давай лаять: «Смотри-ка, мол, на меня».
Сергей Иванович быстро подкрался. Теперь не уйдёт, только стрелять нужно наверняка, чтобы сразу наповал. А то, если ранишь, упадёт, с собакой сцепится, может когтями глаз вырвать.
Грохнул выстрел. Не копнувшись, упала с дерева огромная дикая кошка. С остервенением бросился на неё Пушок, вцепился в шею, начал трепать. Разом всю охотничью науку забыл.
Но Сергей Иванович не рассердился на старого друга — где тут сердиться? Сам подскочил к убитому зверю, еле поднял его.
Насилу успокоились оба — охотник и пёс. Стали рассматривать редкостную добычу. И тут вдруг Сергей Иванович вспомнил о растерзанном зверем козлёнке. «Вот ведь кто, а совсем не волк разбойничал здесь в лесу!»
Сергей Иванович взвалил на плечи тяжёлого зверя и направился прямо к дому.
— Молодец, Пушок! — ласково сказал он. — Выследил, брат, лесного разбойника. Теперь куда хошь без опаски ходить можно.
СЛАСТЁНА
Поздней осенью перед самым снегом иной раз бывает точь-в-точь как весной. Выглянет солнце, осветит голый, умытый дождями лес, влажную землю, чёрную слипшуюся листву в осиннике… А в это время где-то далеко в лесу на поляне вдруг забормочет тетерев, забормочет совсем по-весеннему. И не хочется верить, что до весны ещё так далеко, что впереди холода и метели и долгие тёмные ночи зимы.
Однажды в такой светлый осенний день шли мы с товарищем по лесной тропинке. Я глядел на прозрачный лес, на синее небо и шутя просил солнышко: «Не прячься за тучи, посвети хоть ещё часок!»
Мой приятель Сергей, тоже ещё молодой охотник, только посмеивался надо мной.
— Ты лучше гляди не на небо, а вниз под кусты. Заяц к зиме уже вылинял, белый весь. Его теперь легко заприметить.
Вдруг Сергей остановился и стал присматриваться к земле. «Вот чудеса-то!»
Я тоже посмотрел вниз и удивился не менее товарища. По блёклой траве, по опавшим листьям ползали пчёлы, да не две, не три, а целые десятки, может быть, сотни. Они были совсем вялые, по-зимнему полусонные, даже не пытались взлететь, только еле-еле переползали с одного листка на другой. Тут же на земле валялись обломки трухлявого дерева, облепленные воском.
Мы взглянули вверх. Перед нами росла старая полусухая осина. Чёрный дятел-желна когда-то выдолбил в её стволе большое дупло. Теперь края его были кем-то обломаны. Дупло помещалось невысоко. Сергей решил заглянуть туда. Я подсадил его до первого сука, и он взобрался к дуплу.
— Э-э, да тут целый улей! — воскликнул он, быстро спускаясь на землю. — Понимаешь, должно быть, рой из деревни улетел летом, в дупле и обосновался. Мёду пчёлы натаскали пропасть, а теперь к зиме вход в дупло залепили, чтобы не дуло. Только кто-то всё им разломал. Эх, жалко пчёл, добавил Сергей. — Ночью как подморозит — крышка им будет.
— А кто же это наделал? — спросил я.
— Наверное, ребята баловались. Заметили дупло, начали палками внутрь совать — вот и разломали.
Придя в деревню, мы рассказали о том, что видели, Ивану Ивановичу старому пчеловоду и охотнику.
Дедушка поохал, погоревал о пчёлах, да ничего не поделаешь: в лес идти уже поздно, пришлось ждать до следующего дня.
Ночью, как и думали, крепко приморозило. Все лужи льдом затянуло, землю, траву выбелило. Утро настало яркое, всё в разноцветных огнях. Заиндевевшая трава и тонкий ледок на лужах так и сверкали.
Сергей в лес идти не смог, пошли мы вдвоём с дедушкой. Иван Иванович взял с собою ведро для мёда, ружьё, захватил и свою охотничью собаку Стрелку.
— Она нам живо разыщет грабителя, — сказал старичок.
Вот и осинник, и старое дерево у самой дороги. Мы подошли поближе.
Вдруг Стрелка насторожилась, потянула носом, изо всех сил рванулась вперёд. Иван Иванович отстегнул поводок, и собака помчалась прямо к дуплистой осине. Мы — за ней.
Под деревом на земле ещё больше, чем вчера, валялось обломков, трухи и мёртвых замёрзших пчёл. Стрелка, обнюхав землю, бросилась дальше в лес, и скоро где-то вдали послышался её громкий лай. Мы поспешили на голос собаки.
Она лаяла, прыгая и вертясь под густой елью.
Иван Иванович внимательно оглядел дерево, поманил меня и передал своё ружьё.
— Видишь на суку у самого ствола гнездо темнеет? Это беличье гайно. Ну-ка, стрельни в него.
— Зачем стрелять?
— Делай, что говорю.
Я прицелился и выстрелил. Сверху посыпались сухая хвоя, сучки… Но из гнезда никто не выскочил. Зато Стрелка, подзадоренная моим выстрелом, ещё пуще залилась лаем.
Старик одобрительно кивнул головой, присел на корточки и стал рассматривать на земле упавшие ветки, сучки… Я ничего не мог понять.
— Поди-ка сюда, — позвал дед, — погляди хорошенько.
Я пригляделся к земле. Рядом с упавшими сучками и ветками что-то краснело вроде ягодки. Тронул пальцем. «Да это же свежая кровь!» А вот и ещё откуда-то сверху капнуло.
— То-то и есть, что кровь, — весело ответил Иван Иванович. — Полезай на дерево да сковырни гайно, мы его тут исследуем.
Я мигом взобрался на ель, спихнул беличье гнездо и сам спустился на землю.
Стрелка так и кинулась к гайну, но окрик хозяина её сразу остановил.
Сброшенное гайно очень походило на гнездо сороки. Оно было заплетено сучьями не только снизу, но и сверху и с боков, а с одной стороны оставалось круглое отверстие. Старичок осторожно ткнул туда прутиком, но в гнезде никто не шевельнулся.
