Юность Маши Строговой - Прилежаева Мария Павловна (книги онлайн .TXT) 📗
- А это что? - спросила Мария Кирилловна, увидев на батарее зеленый бумажный колпак.
Витя объяснил.
- Ты из-за Горчакова не пришел сегодня в школу? - неожиданно спросила Мария Кирилловна.
Витя возмутился. Будет он прятаться от Володьки Горчакова! Он не пришел потому, что утром кашлял.
Она смотрела на него испытующим взглядом:
- Как жаль, Витя, что ты не любишь школу!
Наступила его очередь изумляться. Откуда Мария Кирилловна узнала? Он никому не говорил, даже маме.
Он пробормотал бессвязно:
- А я что... Я и не думал. Мама принесет вечером брюки, я завтра приду.
- Смотри же, приходи, - сказала Мария Кирилловна.
Витя так и не понял, поставят ему единицу или нет.
Глава 34
"...Люди, влюбленные друг в друга, в эту жизнь, начатую ради другой жизни - красивой, бодрой, честной..."
Так Маша записала в тетради, когда готовила свою последнюю курсовую работу. Совсем недавно и в то же время очень давно.
Вечером, после встречи с Витей Шмелевым, она открыла старенькую тетрадку (сколько дум связано с ней!) и вновь пережила былое воодушевление. Горький! Он многому научил ее в ту трудную ночь, когда за окном, вдоль обледенелых улиц, со свистом летела метель, в постели чуть слышно дышала мать и голова кружилась от голода.
Люди, влюбленные друг в друга и в жизнь!
Пусть скорее приходит завтрашний день, школа! Маша знала, что скажет ребятам.
Институтский портфельчик выглядел в это утро обычно, он не стал толще оттого, что Маша положила в него лишнюю тетрадь.
Последним уроком у шестиклассников была история. Маше пришлось подождать один час. Не зная, куда девать себя на это время, она зашла в учительскую, где, как обычно, склонившись над столиком, все ящики которого запирались на ключ, Евгений Борисович ломал свою маленькую голову над расписанием, планами и всякого рода отчетами.
- Слушаю вас, - проговорил он, не видя, кто вошел.
Маша ответила: "Здравствуйте", а Борисов, который помнил все, что, согласно составленному им расписанию, следовало делать каждому учителю, сообщил:
- В вашем классе сегодня пионерский сбор.
- Да.
- О чем вы намерены провести беседу?
Не дожидаясь ответа, он сам изложил те вопросы, которые надобно Марии Кирилловне поставить перед классом: дисциплина, опрятность и благопристойное поведение на улицах. Так и сказал: "благопристойное поведение на улицах".
Все, что говорил или делал Евгений Борисович, было до такой степени правильно, что только чудовищная глупость отважилась бы вступать с ним в спор.
Маша поскорее оставила учительскую и, накинув пальто, постояла на крыльце, стараясь вернуть то высокое и вместе строгое чувство, с которым шла сегодня в школу.
Крупные хлопья снега летели с неба, падали на щеки и волосы, ложились на ветви деревьев, крыши домов.
Земля стала белой. Маша протянула ладонь и поймала летящую снежинку. Снежинка растаяла, а Маша, услышав звонок, поторопилась в класс.
В волосах ее и на ресницах блестели капельки - следы снега. Взглянув на учительницу, Витя Шмелев вдруг понял, что ему не поставят за поведение единицу.
- Ребята, - сказала Мария Кирилловна, - я хочу вам рассказать одну историю.
Сколько ни читала Маша методик и пособий, нигде, ни в одной книге не прочла бы она, как помочь не какому-нибудь мальчику вообще, а именно Вите Шмелеву подружиться с Володей Горчаковым.
"Зачем? Сантименты!" - сказал бы Борисов, привыкший во всех мальчишеских дружбах чуять что-то скрыто враждебное школьным устоям и ему, Евгению Борисовичу Борисову, лично.
Зачем? Маша знала. Нельзя, чтобы мальчик чувствовал себя в школе сироткой. Чтобы, входя в класс, втягивал голову и тоскливо бегал глазами, словно пойманный в клетку зверек. Как ей учить своих шестиклассников свободе и смелости, если кто-то таится в страхе и ждет тумака? Оттого только, что ко двору не пришелся. Скажите, как?
Маше казалось, она точно знает, что надо делать сейчас, на сборе.
Она вынула из портфеля старую тетрадку.
"Буря! Скоро грянет буря!"
Маша прочитала ребятам дневник тети Поли. Ребята узнали историю дружбы, которая началась с борьбы против инспектора Златопольского и окрепла в борьбе за Советскую Родину. Маша рассказала ребятам, как еще гимназистами, прячась от инспектора Златопольского, друзья читали революционные книги, как в семнадцатом году сражались за Советскую власть, как Аркадий Фролович вынес из боя раненого друга, как вторично все они ушли воевать против фашистов. Иван Никодимович вернулся без рук, и не осилить бы ему своей беды, но тетя Поля сказала: "Верность в счастье, верность в беде".
Это был девиз их дружбы и юности. Они помнили его всю свою жизнь. Помнила учительница Пелагея Федотовна.
Маша рассказала, что случилось с Сергеем Бочаровым в лунную ночь на опушке осиновой рощи.
В одиночку встретил врага, не дрогнул, не отступил, отстоял рубеж, не бросил товарища! "Верность в счастье, верность в бою!"
На улице стемнело, когда она кончила. В классе тоже темно. Кто-то повернул выключатель. Комната озарилась тусклым светом.
Вдруг Шура Матвеев, отличник, который всегда чем-нибудь отличался, сказал:
- А я знаю Сергея Бочарова.
Все обрадовались, закричали, захлопали крышками парт.
Ребята шумели потому, что Сергей Бочаров есть на самом деле, значит все, что рассказывала Мария Кирилловна, не выдумано, а было в действительности, и это было очень радостно.
- Откуда ты его знаешь? - кричали ребята. - Какой он?
- Я собираю портреты и статьи из газет о Героях Советского Союза. О Сергее Бочарове тоже вырезал из газеты. Завтра принесу показать.
Шура Матвеев гордился; ему представлялось, что из всех Героев больше всего он любит теперь Бочарова.
- Где сейчас инспектор Златопольский? - спросил Володя Горчаков. Расправиться бы с этим гадом! Вырвать усы!
Ребята страшно досадовали, что инспектор Златопольский скрылся и никто ему не отомстил. Тут тихий и застенчивый Леня Шибанов, который за уроком никогда с первого раза не понимал объяснения, вдруг заявил:
- Я видел инспектора Златопольского.
Это было уж чересчур. Все, конечно, догадались, что Шибанов сочиняет из зависти к Шуре Матвееву.
Шура видел портрет Сергея Бочарова, Шибанову тоже захотелось увидеть хоть кого-нибудь - вот он и вообразил, что видел инспектора Златопольского.
- Наверно, во сне, - посмеялся Володя Горчаков.
- Нет, в жизни, - настойчиво ответил Шибанов. - Один раз в начале войны, когда еще были бомбежки, я иду по улице и вдруг вижу человека с длинными усами. Он спросил, где здесь газовый завод. Я говорю: "У нас в Москве нет". Я сразу понял, что инспектор Златопольский стал шпионом.
- Ха-ха-ха! - захохотал Володя Горчаков. - Ведь ты только сегодня услышал про инспектора Златопольского!
Леня Шибанов смутился. Он не знал, как оправдаться.
- Все-таки так могло быть.
Наступил вечер.
- Пора домой, - сказала наконец Маша.
Но ребята толпились возле учительского стола.
Только Володя Горчаков, перекинув через плечо сумку, вышел из класса. Он вспомнил вчерашнюю историю и нехотя побрел домой.
Вчера после школы, катаясь на коньках в своем переулке, Володя нечаянно выехал на улицу Горького и там увидел зенитки. Их куда-то везли. "Значит, салют", - понял Володя, удивившись, почему до сих пор не попробовал пробраться в то место, откуда пускают ракеты. Он развязал конек и бросился догонять зенитки. Их не было и следа, когда он примчался на площадь Маяковского. Менять решение было не в характере Володи Горчакова. Он мигом спустился в метро и приехал на станцию "Динамо".
Здесь он долго блуждал, разыскивая батарею. Вдруг совсем в противоположной стороне загрохотали зенитки, над крышами взлетели ракеты. Володя забрел так далеко, что целый час разыскивал обратную дорогу в метро. Дома ему порядком влетело. Мать сказала.
