Юность Маши Строговой - Прилежаева Мария Павловна (книги онлайн .TXT) 📗
"Бойцы тыла"?! Как хорошо, что Маша сюда пришла! Решено: остается работать на заводе.
Летучка кончилась. Гигант с седой головой обернулся; черные брови, как два косматых хребта, лежали над его колючими глазами.
- Откуда? Студентка? Эвакуированная? Куда вы хотите? На канцелярскую работу?
- В цех, - краснея, ответила Маша.
- Что вы умеете?
- Научусь. Вам нужны рабочие?
- Нет смысла. Не-ра-ци-о-наль-но. (Это слово директор завода выговорил по слогам.) А знаете, похоже на панику. Студентка третьего курса, не закончив, бросает учебу. Небось стипендию получали?
- Да. Но сейчас... я должна быть там, где нужнее.
- А разве мы не должны думать о завтрашнем дне? Нет, заканчивайте курс!
В сущности, он повторил то, что Маша услышала еще в Москве от Володьки Петровых.
Через несколько дней она пошла в институт. Там ее ждали неприятности, которые трудно было предвидеть заранее.
Когда она явилась в канцелярию местного института и сказала, что намерена продолжать образование на русской секции литературного отделения, ей резонно ответили:
- Подайте заявление и приложите документы.
Маша смутилась: ей нечего было приложить к заявлению. Она показала свой студенческий билет.
Заведующая канцелярией долго рассматривала Машин билет, поднеся к близоруким глазам, и вернула:
- Билет недействителен: фотография сорвана.
Маша растерялась. Этого еще не хватало! Она выждала длинную очередь в деканат: в институт поступали многие эвакуированные, то у того, то у другого что-нибудь не ладилось.
У декана было усталое, раздраженное лицо. Он торопил Машу, едва на нее взглянув: ближе к делу!
Маша не особенно связно рассказала, что институт выехал, все документы там... Она не решилась упомянуть о студенческом билете с оторванной фотографией.
- Чего же вы хотите? - спросил декан.
- Хочу, чтобы меня зачислили на третий курс.
Декан пожал плечами:
- Это невозможно. Вас на третий, кто-нибудь захочет на четвертый. Достаньте документы. Следующий! - крикнул он в дверь.
И вдруг, когда институт с его лекциями, семинарами, экзаменационными сессиями, с его читальными залами и диспутами оказался утраченным, Маша почувствовала упрямое желание учиться.
Она решила еще раз зайти в комсомольский комитет факультета. Там было людно, Маша села на краешек стула, рассматривая секретаря комитета Дильду Тажибаеву - ее блестящие черные косы и желтовато-смуглое лицо с продолговатыми глазами и широкими скулами.
"Красива или некрасива?"
Дильда о чем-то нетерпеливо рассуждала, в запальчивости стуча по столу крепким небольшим кулаком.
"Некрасива, - решила Маша. - И злая".
Дильда увидела ее и, узнав, приветливо махнула рукой.
"Нет, кажется, милая!" - обрадовалась Маша.
- Ну, как у тебя? - спросила Дильда.
- Все так же. Возьмите меня пока хоть на учет в факультетской организации...
- Сказано - нельзя, - возразила Дильда. - Пусть сначала зачислят. Идея! Приехал из Москвы ваш профессор. Сейчас на третьем русском будет читать. Поговори с ним.
Маша побежала разыскивать третий русский.
Студенты валом валили в аудиторию. Это была шумная девичья толпа. Никто не обратил на Машу внимания - должно быть, привыкли к новеньким.
Невысокая хорошенькая девушка с светлой челкой над крутым лбом суетливо хлопотала:
- Товарищи! Он известный в Москве профессор. Давайте устроим встречу.
Все захлопали: профессор вошел в аудиторию.
Это был Валентин Антонович. Он держал шляпу в руке, как тогда, в бомбоубежище. Редкие колечки волос стояли дыбом над лысеющим теменем, придавая профессору смущенно-взъерошенный вид, но, как всегда, он был тщательно выбрит, каждая складка костюма аккуратно разглажена, и в глазах Валентина Антоновича Маша не увидала смятения, испугавшего ее в бомбоубежище. Он кивнул в ответ на приветствия, поискал глазами, куда деть шляпу, и положил перед собой на столе.
- Дорогие друзья! Я уезжал с тяжелым сердцем из Москвы. Там тридцать лет за одним и тем же столом я привык работать в одни и те же часы. В музее остались недочитанными рукописи... В Хамовниках фашисты пытались сжечь дом Толстого. Взрывной волной сброшен памятник Ломоносову - возле университета и Тимирязеву - у Никитских ворот... Поход варваров на культуру, - сказал Валентин Антонович и, заложив руку за борт пиджака, прошелся по аудитории. - Признаться, когда я ехал сюда и видел пески, несколько суток перед глазами пески, а потом эти ваши торжественные горы... Они слишком величественны, признаться. Смотришь на них и тоскуешь о ржаном поле. Но вот я пришел в институт. Я искренне рад встретиться с вами, мои уважаемые слушатели. Я снова дома. Лермонтов когда-то сказал: "Мой дом везде, где есть небесный свод, где только слышны звуки песен". А мы скажем так: где уважается человек, труд и культура, где каждый чувствует и мыслит так же, как и ты, - там наш дом. Итак, я дома и приступаю к работе. - Он откашлялся и заговорил спокойнее и суше: - В развитии русской культуры девятнадцатого века...
Студенты наклонились над тетрадями. Трудно представить студента, который не записал бы первой лекции курса. Но скоро некоторые из них оставили карандаши, не успевая улавливать мысли, и с недоумением и интересом внимали профессору, который с такой непринужденностью сообщал о событиях литературной жизни начала XIX века, как будто был их живым очевидцем.
Лекция кончилась. Маленькая студентка с белой челкой над крутым лобиком подошла к профессору и сообщила:
- Я из Киева.
- Да? - вежливым полувопросом ответил Валентин Антонович.
Он заметил Машу.
- Подите-ка сюда! Подите! - позвал он. - Милая моя землячка! - живо сказал он, беря ее за руку. - И вы здесь? По всему свету раскидало народ.
- Валентин Антонович, - спросила Маша, - вы недавно из Москвы? Как она?
- Стоит. Лютые стужи, не видно детей, время от времени падают бомбы, и всюду войска, войска! Москва выстоит! Издали любишь ее с тоскою ребенка, потерявшего мать... Вам не трудна была первая лекция? - полюбопытствовал он.
- Немного трудна, - созналась Маша и вспомнила, что ее не принимают в институт, не придется слушать Валентина Антоновича.
Она рассказала о своих неудачах.
- Ах, эти документы! - смеясь и досадуя, сказал профессор. - Я тоже их вечно терял и всю жизнь терпел всяческие бедствия. Ну, идемте к декану. Надо вас выручать!
Глава 5
Строгову зачислили на третий курс условно, до прибытия документов, с обязательством в месячный срок сдать оставшийся несданным в Москве экзамен по старославянскому языку.
Маша снова студентка!
В первый же день она отправилась после лекции в читальню, чтобы подготовиться к экзамену. Раскрыла учебник.
Зеленый абажур отбрасывал на стол мягкий свет. От легкого шелеста бумаги явственней тишина.
Помнит ли Митя тишину читальных залов, зеленые абажуры и этот особенный свет над столами, где лежат книги?
"Митя, Митя! - подумала Маша. - Я все время тоскую по тебе!"
Она закрыла ладонью глаза.
Едва она вспомнила о Мите, прошлое снова встало перед ней. Кто бы поверил, что так скоро все это будет прошлым!
...После переводных экзаменов в институте устраивался традиционный весенний бал.
Маша вошла в зал ровно на пять минут позднее условленного срока. Чтобы опоздать на эти пять минут, она постояла в вестибюле.
Свежий ветер врывался в окна и дверь. Маша жалась от холода в открытом платьице с короткими рукавами. Из фойе неслись звуки музыки, шум; где-то пели.
И вдруг ей стало жаль Митю за то, что он ждет, и она побежала.
Митя был один у окна, беспомощный среди веселья и шума: он не очень-то умел развлекаться, даже не умел танцевать. Может быть, за эти пять минут он вообразил, что несчастлив.
Маша пробиралась вдоль стены, мимо танцующих, к Мите, но Борис Румянцев перехватил ее на пути. Он загородил Маше дорогу и протянул веточку лиловой сирени, не сомневаясь, что польстит ей вниманием.
