С тобой все ясно (дневник Эдика Градова) - Васильев Владимир Петрович (читать книги полностью txt) 📗
- Дрался за честное дело? - спросили меня напоследок.
- Не знаю, - ответил я.
Меня приняли. Я и сейчас не знаю, честным ли было дело. У Ани Левской лицо белое, как экран перед началом кинофильма. Я шепнул Минусу: "Руслан, наша Анька на невесту похожа, вся белая..." Шепнул!
А он как заорет на всю школу: "Невеста, невеста!" А та на меня смотрит, красная, как кровь, которой через минуту я умылся, да еще чуть не плачет. По кюровским понятиям я должен был дать ему по шее1 С другой стороны, из-за девчонки в "Группе АБЭР" ссора:
Минус мне губу разбил, я ему синяк поставил. Пришлось А и Б нас мирить.
С тех пор я с Русланом не дрался. И ни с кем. Вообще решил: никогда больше драться не буду. Никогда.
На уроке истории возникла такая мысль: что, если написать "Историю нашего класса в драках и войнах"?
Начать можно с того же Руслана Филиппова, который, правда, пришел к нам во втором, но зато сразу взял класс в ежовые рукавицы. Начальная школа это Минус с его культом грубой физической силы. Потом была эпоха военных союзов, которые возникали и лопались чуть ли не на каждой перемене. Одновременно с этим шла длинная серия драк "один на один".
Каждую четверть, каждое полугодие мы точно знали, кто в классе сильнейший. Мы с Борей сначала считались слабаками, потом Матюшин рванулся вперед.
Андрей же в шестом и в начале седьмого даже Минусу мог врезать. Потом мы -объединились в "Группу АБЭР"
и уже редко кому уступали. "Англичане", "французы", "шведы" - все отведали силу нашего кулака.
В седьмом вдруг обнаружилось, что воюем мы...
из-за девочек. Зимой было целое ледовое побоище на катке - за право нести портфель Оли Савченко, которая считалась первой красавицей (хотя я не помню никаких разговоров на эту тему - просто считалось, и все).
Девчонки изо всех сил делали вид, что они против драк, но я не очень верю в их искренность. А вот кто уж был по-настоящему, всей душой за мирное сосуществование - так это наш директор. Он то и дело брал к себе в кабинет заложников, пока ребята не шли каяться, чтобы выручить товарищей.
Урока нет, каждый занят чем хочет. Андрей с Борей. гоняют мяч на баскетбольной площадке. Макешкина скатывает, нет, сдирает, опять нет списывает у меня алгебру. Когда я научусь литературно выражаться?
Бывает, что и я перерисовываю задачки по химии у Ани Левской. Она всегда краснеет за меня и говорит чуть ли не шепотом: "Эдик, давай я тебе лучше объясню". Не потому шепчет, чтоб никто не услышал, а просто у нее голос такой. Она вообще тихоня. Мышка-норушка.
Химию я вчера не успел сделать, потому что битый час просидел перед зеркалом. Все старался понять: какой я? Как выгляжу? Каким меня видят со стороны?
И каким видит меня одна...
Нет. Чего трепаться! Кто хочет увидеть, все увидит.
Пишу на литературе. Собственно, у нас классное сочинение - что-то про "луч света" и "темное царство".
Эх, знал бы Добролюбов, какое это сложное физическое явление обыкновенный луч обыкновенного света! Квант и волна одновременно? Черт ногу сломит - в современной физике. Запродал бы ей душу, если б не математика.
Так вот, делаю вид, что пишу сочинение. Но я уже его закончил и строчу в дневник. Сегодня я совершил открытие, которое в истории современной шпаргалки по праву будет называться "градовский з^кон левой руки". Суть его такова: всякий шпаргалящий (кроме левши) действует одной левой. У всех, кто списывает, левая рука в парте. И работают они считанные мгновения, когда учительница отвернется. Скоро Мария Степановна отвернется от нас совсем...
Не подхожу к ней и не здороваюсь, но каждый день вижу. Мне даже химия начинает нравиться, потому что химкабинет находится рядом с пионерской.
Попробовал ее нарисовать - не получается. Не умею. Она летит по коридорам - кончик вытянутого носа впереди. А какой угол наклона! Как она не падает? Потому и не падает, что летит. Как фигуристка, которая тем устойчивее, чем выше скорость.
Сбывается предсказание моей покойной бабушки:
"У тебя все не как у людей..."
А иногда я сомневаюсь: разве все у человека должно быть как у людей? Все-все?
Афанасий Андронович сегодня лично проверил наши прически. Зашел на урок и осмотрел все головы. Снаружи, конечно. Мимо моей прошагал - не остановился.
Видимо, парикмахерша сработала мне "канадку" на уровне мировых стандартов, и на затылке горит Знак качества. Вот Роман-Газете и Карапетяну не повезло.
Под нож их вихры! Вернее, под ножницы.
Потом Ангелина Ивановна стала нас пересаживать "из стратегических соображений", как она выразилась.
Нам, смертным, не дано было при этом знать, о чем думает классный руководитель. Мы глухо роптали.
Один Боря был спокоен. Что бы Ангелина ни сделала, все для него о'кэй.
Как это надоело! Взрослые мы? Не знаю. Но не дети уже, не дети. Понимаете, не дети!
Или все же дети?
Дома ссора. Томка сварила свой первый борщ. Настоящая бурда. Я бы, может, и промолчал, да мама ела и нахваливала, а Томка меня сдуру спросила:
- Ну как?
- Ничего, - сказал я. - На собаку плеснешь - шерсть облезет.
Томка в рев и в другую комнату!
Что я такое сделал? Сказал правду - ни больше ни меньше. Куда там! Римма Николаевна стала меня воспитывать: "Это же первый борщ, понимаешь, первый!
Как же ты мог? Ведь это безжалостно, жестоко. Неужели ты такой бессердечный? Неужели в тебе ни капли доброты к родной сестре? Ты ведь не такой".
Дальше я слушать не стал - хлопнул дверью. Ушел в читалку. Для отвода глаз взял "Войну и мир", включил настольную лампу. А сам думаю и вот пишу.
Иногда кажется, что дневник помогает мне разобраться в самом себе. Иногда он меня мучает. Когда-нибудь сожгу на большом костре. Разведу громадный костер - и полыхай, мое прошлое! Гори огнем!
Что-то я совсем расклеился. Ни с чего стал психовать. Хотя я знаю с чего - да что об этом писать!
Воля ни к черту, надо взять себя в руки.
"Ведь ты не такой..." Только это и слышу. Как мне нужен сейчас человек, который сказал бы: "Эдик, ты вот какой!" Как нужен! Товарищ Градов, слышите ли вы меня там, в Москве, это я к вам обращаюсь. Слышите?
- Люди, тихо! Люди!
- Не выступай!
- Сам раэвыступался!
У нас комсомольское собрание. Андрея Босова бюро обязало выступить, проявить активность, и он мямлит что-то: мол, жизнь в классе была бы хорошая, да девочки уж очень грубы (это он по результатам нашего давнего "социологического обследования"!). И выдвигает теорию, что мы, парни, оказываем облагораживающее влияние на...
- Ну и нахал! - перебивает его с места Оля Савченко.
- Вот, слышите, - не теряется Андрей. - Что и требовалось доказать.
Мы с Борей аплодируем, и Андрей подсаживается на нашу парту третьим. За учительским столом председатель и секретарь собрания, но Ангелина Ивановна подает голос с последней парты и сразу возвращает нас к реальной действительности.
- Вы о шпаргалках хотели поговорить...
О шпаргалках хочет поговорить, оказывается, Макешкина- Она предлагает внести в проект решения пункт о недопустимости списывания, которое приняло такие угрожающие размеры, что... А я думаю: где же у тебя совесть, Макешкина? Намедни не ты ли у меня перерисовывала алгебру?
- А давайте объявим мораторий на шпаргалки? - предлагает Роман-Газета. - Хотя бы на неделю.
А там посмотрим. Слышите, люди?
Но люди слышат, что звенит звонок с шестого урока, и ропщут: "Закругляйтесь. Скорее. В кино опаздываем".
Ангелина Ивановна помогает нам проголосовать, и собрание закрыто.
И я понял: как выгодно нам быть (или казаться)
детьми! Какой с нас спрос, если нас стригут как хотят, рассаживают как пожелают, готовят и ведут за нас собрания? И только твердят нам по сто раз на день: "Вы уже не маленькие!" С нас же ничего не спрашивают!
И еще я понял. Все время мы говорим: "Слушайте, люди!" А каждому, наверное, хочется, чтобы к нему обратились: "Слушай, человек!"
