Новый Робинзон - Ружемон Луи де (е книги .txt) 📗
Я сказал туземцам, что «чудовище» очень велико и сильно, что избавить их от него я могу, но на это потребуется время.
— Вы должны помогать мне, — прибавил я, — и делать, что я скажу.
На следующее утро работа закипела. Я решил попытаться изловить эту рыбину большой сетью. Для этого были нужны не только сети, но и челнок. Я засадил за работу несколько десятков туземцев, они сучили веревки из древесных волокон. Ямба же занялась челноком. Она очень хорошо и быстро умела делать легонькие челноки из древесной коры.
Мы проработали три дня. Ямба сделала два маленьких челна. Только я и она могли уместиться в таком челночке. Огромная сеть была также готова. Ее кое-как связали из наспех изготовленных веревок, а для прочности прибавили туда еще и много длинных полос кожи кенгуру. Сеть была очень неуклюжа, но я надеялся, что она вполне выполнит свое назначение.
Мы перетащили на берег озера все наши припасы. Я и Ямба сели в челнок и потащили за собой сеть. Она быстро намокла и стала так тяжела, что мы едва справлялись с ней. Отъехав от берега, мы закинули сеть. Она уже успела намокнуть, а потому и потонула в воде очень скоро. Едва мы успели справиться с этим делом, как невдалеке от челна показалось «чудовище».
С страшным плеском раздалась вода близ челна. «Чудовище» бросилось на челн. Мы с Ямбой не стали дожидаться этого нападения — мы успели броситься в воду как раз вовремя. Миг спустя над водой показалось страшное оружие «чудовища» — огромная костяная пила.
Затем мы услышали удар, треск. Чудовище пробило своей «пилой» борты челнока.
Ох, что тут началось! Нос чудовища завяз в бортах челнока, а само оно запуталось в сетях. Оно билось в воде, поднимая такие волны, что мы едва могли бороться с ними. Кое-как мы добрались до берега.
Чудовище билось и подпрыгивало в воде. Оно высовывало из нее свою голову. Челн крепко сидел на носу-пиле «чудовища». Оно никак не могло освободиться от этого «врага» и приходило в все большую и большую ярость.
Туземцы, стоя толпой на берегу, с громкими криками наблюдали за этой борьбой «чудовища» с челном. Они размахивали руками, хлопали себя по бедрам и так бесновались, что непривычный человек испугался бы при виде всего этого. Но я-то — я уже привык ко всякого рода выражениям чувств у туземцев, и на меня вся эта сцена не производила особого впечатления.
«Чудовище» стало заметно ослабевать. Оно сильно запуталось в сетях. Двигаться ему становилось все труднее и труднее. Тогда мы с Ямбой сели во второй челн и поплыли к нему. Несколько ударов топора — и я справился с пойманным «чудовищем».
С помощью сетей мы приволокли добычу к берегу. Туземцы, не без понуканий с моей стороны, потащили сеть на берег. Едва мы вытащили на берег добычу, как я тотчас же узнал, кто было это чудовище. Это была громадная пила-рыба. Она была очень велика, один нос ее был около метра в длину.
Как она попала в озеро? Туземцы ничего об этом не знали. Я думаю (да иного и быть-то не могло), что ее занесло сюда с одним из «рыбных дождей». Здесь она выросла. Такая большая рыбина не могла остаться незамеченной в озере, ей было в нем тесновато. Понятно, что, сильно плескаясь, она должна была напугать туземцев, а ее оружие, которым она наносила ужасные раны, только увеличивало этот страх.
Я отрубил нос пилы-рыбы и взял его себе. Этот трофей я выставил напоказ. Целые толпы туземцев приходили посмотреть на это оружие «злого духа озера», побежденного «белым колдуном».
Сама рыба была кое-как поджарена и съедена на грандиозном корреббори.
Туземцы были так признательны мне за победу над «чудовищем» и так поражены моими «колдовскими» способностями, что тут же сделали мне очень лестное предложение.
— Будь нашим вождем!
Вот с какой просьбой обратилась депутация, состоявшая из храбрейших воинов племени.
Я поблагодарил их и отказался. Мне нравилось это озеро, нравились его красивые берега и прибрежные леса. Но я не хотел здесь долго оставаться. Я намеревался вернуться на берег моря, к племени Ямбы.
Вскоре после возвращения из этой славной экспедиции я узнал от своих соседей, что неподалеку от нас живет девушка-метиска, рожденная от белого и туземки. Я стал разузнавать подробности и скоро выяснил, что отец этой девушки был действительно белый. Он прожил довольно долго в этих глухих местах.
Однажды я совершенно случайно набрел на пирамидку, сложенную из отдельных плоских камней. Она была около 1 1/2 метров высотой. Я сразу увидел, что она сложена не туземцем. На некоторых из камней были заметны какие-то полустершиеся знаки, надписи и изображения. Разобрать их не было никакой возможности. Но на одном из камней, находившемся в более защищенном месте, мне удалось разобрать кое-что. Я ясно прочел инициалы «L. L.».
Я стал расспрашивать туземцев об этой пирамидке. У стариков мне удалось в конце концов узнать, что здесь, лет 20 тому назад, жил такой же белый, как и я. Он появился неизвестно откуда в этих местах. Ему, как водится, дали жену-туземку. Прошло несколько месяцев, и белый умер. Его жена родила, позднее, девочку, ту самую метиску, о которой я уже говорил.
Воспоминания об этом племени туземцев у меня сохранились особенно ярко может быть потому, что я прожил с ними довольно долго — около двух лет. А может быть и потому, что мне казалось: эта девушка — дочь Людвига Лейчардта, без вести пропавшего австралийского путешественника. Это был врач и прекрасный ботаник, удачно проведший экспедицию от залива Мортон до порта Эссингтон.
О том, что случилось с Лейчардтом в центральных областях Австралии, не имеется никаких достоверных сведений. Он бесследно исчез. И вот я думаю, что его-то следы я и нашел на берегу этого озера — инициалы на камне пирамидки соответствовали как раз его инициалам.
Я продолжал жить на берегу озера. Я надеялся, что мой больной в конце концов оправится настолько, что мы сможем тронуться в путь на берега морского залива.
Прошло уже два года, а я все еще не научился понимать лепет моего больного. Он постоянно твердил одни и те же имена, одни и те же названия местностей. Бормотал о какой-то экспедиции, о каких-то исследованиях. Меня он никогда ни о чем не спрашивал, с туземцами никогда не разговаривал. Туземцы смотрели на него, как на какое-то высшее существо, его болезнь делала его таковым в их глазах. Они относились к нему очень почтительно.
Вскоре я начал замечать, что мой товарищ, вместо того чтобы поправляться и приобретать силы, заметно слабеет. Его настроение становилось все более и более подавленным. Иногда он по несколько суток подряд не выходил из своего шалаша.
Однажды, когда я вернулся с охоты, длившейся несколько дней, ко мне подбежала Ямба и сказала, что с больным плохо. Я поспешил к нему. Войдя в шалаш, я увидел, что он лежит на земле, весь вытянувшись. Я тотчас же сообразил, что с ним какой-то припадок. Когда припадок прошел, я повернул больного на спину. Я уже несколько дней не видал его и потому был очень поражен видом больного. Его лицо было мертвенно бледно, он так похудел, что кроме костей, казалось, ничего у него не осталось. Я понял — смерти этого человека нужно ждать с часу на час.
Я как сейчас помню, все мы стояли вокруг него, выжидая момента, когда он откроет глаза. Он медленно поднял веки. Его взгляд остановился на мне. Этот безмолвный взгляд сильно потряс меня. Я понял, что на меня глядит разумное существо, человек в полном рассудке.
— Кто вы такой? Где я? — чуть слышно прошептал он.
Дрожащий и взволнованный, я опустился на колени подле него и подробно рассказал, как я нашел его два года тому назад в пустыне. Я сообщил ему, что сейчас он находится в самых дебрях центральной Австралии. Потом я послал Ямбу в свой шалаш за тем письмом, которое мы когда-то нашли в песках. Я прочитал это письмо больному. Сначала он слушал меня с большим удивлением, затем удивление сменилось утомлением, а потом — сильным упадком сил. Он попросил нас вынести его из шалаша на солнышко. Под открытым небом он как будто немножко ожил. Я прилег около него. Тут он сказал мне, что его зовут Гибсон и что он участник экспедиции Жиля 1874 года.
