Конец секача - Марз Ф (книга бесплатный формат txt) 📗
Но бриз, поднимаясь, всегда едва дышит, - порыв прошумел и стих. И в наступившей тишине новыи запах растворился среди сотни знакомых и исчез. Тогда секач успокоился; он опустил морду и мелкой рысцой побежал дальше. Однако смутное раздражение все еще не замирало в нем; бесшумно переступая черными копытами, он все время чутко прислушивался.
Глухое бешенство охватило тигра, когда он увидел, что кабан вдруг очутился у него под ветром и заметил его присутствие. Но он был слишком хорошим охотником, чтобы прямо продолжать преследование: он сделал большой крут назад, сам зашел под ветер к кабану и только тогда ринулся догонять его. Секач тоже может бежать скоро; нападая, короткие расстояния он пролетает прямо невероятно быстро для такого на вид неуклюжего, тяжелого зверя, - но ему все-таки не сравниться с тигром Низко припав к земле, вытянув хвост, хищник, как желтая змея, скользил между кустов кындырки, и ветер говорил ему, что добыча близится и близится. Охотничья горячка так захватила этого еще молодого зверя, что в пылу преследования он стал забывать об осторожности - то его лапа с громким плеском погружалась в холодную лужу, то камышина трескалась под ней, и уже не раз пугливые табунки уток и нырков с громким шумом крыльев срывались перед ним. Но ветер, раз выдавший кабану следовавшего за ним тигра, теперь равнодушно относил в море эти предостерегающие звуки; только крики птиц доносились до секача, и опыт шепнул ему на ухо: "Кто-то идет за тобой"...
Вот впереди, шагах в сорока, на фоне светлой лужи, мелькнул силуэт кабана. Тигр, вспомнив об осторожности, бесшумно скользнул в сторону, словно легкая тень, пробежал вперед, перегнал секача и залег на его дороге. Теперь кабан не мог уже миновать засады.
Минута - и между зверями остались только роковые двадцать пять шагов. Тигр сжался в комок, и вдруг стальные мышцы его разом напряглись, и, словно подброшенный пружиной, он взлетел на воздух. Первый прыжок его покрыл десять шагов Мгновение - и во второй раз он распластался над кындыркой...
Но осторожный и рассерженный секач невольно ждал нападения. Едва шум, с которым тигр коснулся земли после первого прыжка, коснулся его настороженных ушей, он бросился вперед, разом остановился, врезавшись копытами в грязь, круто повернулся и сам ринулся навстречу неизвестному врагу. Безумная отвага!.. Секач не знал, не видел того, кто дерзко преследовал его, но и теперь, когда перед ним очутился тигр, присевший для последнего, третьего прыжка, страх ни на мгновение не задержал его стремительного налета. Словно остроконечный камень, брошенный катапультой, он ринулся на тигра. Поздно! Хищник уже прыгнул. Бойцы встретились на полдороге. Клыки кабана прорезали воздух, но и тигр промахнулся. Когти его передних лап впились в бедра задних ног кабана, голова очутилась над его хвостом, и, что хуже всего, задние лапы скользнули по крепкой глиняной скорлупе, покрывавшей бока кабана; еле удержавшись на месте, тигр грузно упал на хребет секача.
Одинец присел от страшной тяжести, навалившейся на него, но тотчас оправился. Непривычный наездник взбесил его; необузданный, полный сознания своей силы и достоинства, теперь он пришел в ярость. Но у него не было достаточно ловкости, чтобы сбросить со своей спины ужасного всадника, и невольно он метнулся в камыши, где было его царство, где каждая битва кончалась его победой.
Ближний остров был недалеко. С грохотом врезался кабан со своей ношей в гущину стеблей, бешенство, красным туманом застилавшее глаза, дало ему небывалые силы. И камыши стали на его сторону: словно тысячи маленьких рук, цеплялись упругие стебли за тигра и тащили его прочь со спины секача. Еще никогда не приходилось огромной кошке бывать в таком положении; она растерялась и, чтобы лучше держаться, вонзила зубы в спину кабана, но слабо, нерешительно. Новая боль еще сильнее раздражила одинца. Все ломая, давя и громя на пути, он понесся среди заросли.
Есть места, где камыш, выросший слишком высоким, под ветром гнется и падает ряд за рядом. Тут образуются площадки, выстланные слоем стеблей, скользкие и неудобные для ходьбы: нога порой проваливается и глубоко уходит в тину. На такую прогалину вылетел, наконец, разъяренный секач.
Раздвоенные копыта его разошлись и мгновение поддерживали его на этой предательской почве, но затем вдруг он разом провалился обеими передними ногами. От резкой остановки тигр сорвался и, перекувырнувшись через голову, откатился к краю полянки.
В одно и то же мгновение оба зверя стали на ноги. Секач, тяжело поводя боками, расставив упругие ноги, наклонил морду; бешено храпя и фыркая, он яростно стучал клыками. Тигр прилег и, положив голову на передние лапы, в упор глядел на кабана холодными, расширенными ночью зрачками. Кривые когти на его лапах то показывались, то скрывались, мышцы, словно волны, переливались под кожей, кольчатый хвост извивался, как змея, громко хлопая по камышу. Тигр готовился к прыжку.
А безлунная ночь тихо накрывала бойцов серым, тусклым полумраком.
Угадывая намерение врага, секач бросился первым. Тигр хотел ответить прыжком, но его задние лапы скользнули по камышу, и вместо того чтобы взлететь на воздух, он растянулся и покатился по земле. Грозой налетел на него секач. Вцепившись в камыш когтями, хищник в последний миг успел протащить немного вперед свое длинное туловище, чтобы спасти бок от удара, и тут жгучая боль в задней лапе заставила его бешено рявкнуть. Секач ударил; его левый клык по корень вонзился в тело тигра. Могучий поворот головы вверх и назад, и длинная рана - сквозь все мышцы до кости - открылась и заструилась широкой полосой крови.
Но бешенство боя охватило зверей. Кабан, не зная, как сильно ранен его враг, и опасаясь нападения сзади, быстро повернулся; тигр ждал его. Он не мог больше хорошо прыгать, он почуял, что теперь битва идет для него не ради добычи, но ради самой жизни, и безумный гнев за неудачу овладел им. Он собрал весь запас сил, его движения стали коротки, точны и отрывисты, свою кошачью ловкость он противопоставил дикой силе кабана.
И поединок начался снова. Налеты кабана были прямы и стремительны, тигр короткими прыжками ускользал от них. Задачей секача было вонзить клык в бок тигра, задачей тигра - вспрыгнуть кабану на спину. Уж раз, и два, и три встречались враги на середине полянки, но неудача преследовала секача - его клыки бесполезно резали воздух, а тигр, увернувшись от нападения, становился рядом с ним и успевал нанести удар передней лапой. Под этими ударами трескалась и отлетала кусками глиняная скорлупа, и железные когти длинными полосами бороздили кожу. Толстый слой жира спасал до сих пор кабана: как ни глубоко, врезались когти тигра, но ни одна важная мышца не была еще разорвана. Кровь частыми струйками бежала по бокам секача, незаметно стали подкрадываться слабость и утомление. Казалось, победа клонилась на сторону тигра; но потеря крови, лившейся из глубокой раны, ослабляла и его, а поврежденная лапа отказывалась служить. Кто же раньше устанет?..
Как копье, брошенное сильной, но уже усталой рукой, мелькнул кабан мимо тигра, и новый удар обрушился на его израненный бок. Удар более слабый, чем раньше, но секач пошатнулся от него.
И этот признак грозящего поражения впервые после долгих лет наполнил его холодным ужасом смерти. Мелькнула мысль о бегстве, но тотчас исчезла. Старый боец не уступит! Бешеная ярость сменила страх; дикое стремление биться, биться до смерти, охватило храброго зверя, и, на минуту снова бодрый и сильный, он нанес следующий удар. Опять промахнулся. Но затем, повернувшись с небывалым проворством, он с такой быстротой ринулся на тигра, что тот не успел увернуться. Звери столкнулись; от удара тигр опрокинулся на спину, и это спасло его от клыка, но, отброшенный к краю полянки, он очутился между стеной камыша и секачом. Мгновенно перекинувшись, хищник стал на ноги, хотел перевернуться лицом к врагу... Не медля ни мгновения, кабан бросился на упавшего противника, налетел на него и, низко опустив морду, поймал его на клык. Опять тот же мощный поворот головы вверх и назад, и новая рана - смертельная - вскрыла живот тигра. Но кошки живучи. Передними лапами тигр обхватил спину секача, впустил в нее зубы и, впившись словно пиявка, замер в этом прощальном объятии.
