Внуки красного атамана - Коркищенко Алексей Абрамович (читать книги онлайн TXT) 📗
- Я всегда любил донские казаченька и казачушка! - тут он взял за подбородок вдову Казарцеву, потрепал ее по щеке. - Это зер гут! Германски менш любит преданный слуга... Фюрер дайте... дает казаченька и казачушка донской республика, а вы волен-золен служийть фюреру, как... собака, как пферд, лошадь служийть казаченке. Поздравляйт вас новый германский порядок!
Масюта и Витоля заглядывали Штопфу в рот и беспрерывно кивали головами.
Офицеры и охрана пошли к Ненашковым. Впереди рассыпался бисером Масюта: открывал ворота, кланялся и всячески угодничал. Толстый Штопф шел, выпячивая грудь и надуваясь, точь-в-точь спесивый индюк, за ним вышагивали тощие офицеры, горделивые и презрительные.
Во дворе Ненашковых стояли длинные столы, уставленные графинами с вином и всякой едой. Масюта усаживал офицеров и рядом с ними - Казарцеву и других женщин, а также стариков. Представительного, но заморенного водянкой тестя Казарцевой посадил по-соседству с штурмбанфюрером Штопфом...
- Оцэ тебе и все, - печально сказал Гриня.
- Что - все?! Ничего не все! - гневно сказал Егор. - Не распускай нюни. Пошли, у нас с тобой есть хорошая работка.
До захода солнца Егор, Гриня и Даша украдкой собирали в степи оружие. Нашли много и разного: ротный миномет и целый склад мин к нему, противотанковое ружье, ручной пулемет Дегтярева, восемнадцать винтовок, шесть карабинов, много гранат, пулеметных дисков, ящиков с винтовочными патронами. Особенно Егор был рад двум ящикам патронов к немецкому автомату. Эти же патроны годились и для парабеллума.
Припрятали все это в Федькином яру.
Когда возвращались в станицу по забытой межевой дороге, где меньше было вероятности встретиться с немцами, Егор остановился, поглядел в сторону дальнего полевого стана, тающего в сиреневом сумраке.
- Знаете что, други, - сказал он, - вы шагайте, а я забегу на табор. Там трактор СТЗ бросили. Магнето надо снять и припрятать...
Совсем уже стемнело, когда Егор подкрался к табору. Не горел неторопливый кизячный огонек в кабыце под камышовым навесом, на котором обычно кипятил свой душистый чай из степных трав Степаша Евтюхов. Отвезли его вчера домой на подводе - совсем расхворался, перестали держать ноги. Егор на всякий случай посвистел тихонько, но никто не отозвался, и не взлаяла собака. Тогда он без опаски прямиком пошел к трактору. Магнето было на месте. Нащупал в ящике под сиденьем нужный ключ, выкрутил болт из ушек стального пояска, которым крепилось магнето. Снял его с гнезда и чуть не выронил: кто-то, высокий, громоздкий, закрывая звезды, надвигался к трактору с другой стороны. Егор инстинктивно присел и на согнутых ногах отступил за станину разобранного ЧТЗ. Тот, громоздкий, подошел к тому месту, где только что орудовал Егор, и, высвобождая руки, передвинул винтовку за спину. Брякнули концы стального пояска... "Он тоже за магнетой пришел! - ахнул Егор. - Кто ж такой?"
Тот ругнулся: "У-у, жуки-кузьки, уперли магнету!" - и Егор узнал по голосу кузнеца Кудинова, Семкиного отца. Вздохнул облегченно и засмеялся.
Кудинов резко обернулся, сдернул винтовку.
- Кто тут?
- Я тут, Егор Запашнов. - Егор поднялся. - Смотри не бабахни, дед Федосей... А то у меня тоже пистоля есть... - Он опять прыснул смехом.
- Чтоб тебя святой Мефодий оземь треснул, прокуда ты такая! Чего ржешь?.. Ты, небось, опять магнету взял?
- А то кто ж?
- Ты без магнеты просто жить не можешь! - теперь хохотнул Федосей.
- Вы тоже, вижу я. За ней ведь пришли?
- За ней, Егорий. Ты теперь сработал мозгами хорошо - нельзя допустить, чтобы трактор на оккупанта работал, молотилку крутил. Силов-то лошадиных в ём много. Косить и молотить пшеницу немец нас заставит - дело ясное. Скосить пшеницу надоть, это верно, а то перестоит - зерно осыплется... Скосить и в скирды сложить. А вот молотить надо погодить, своих подождем. Стало быть, Егорий, размонтируем мы зараз с тобой трактор и молотилку. Поснимаем с них самые тонкие детали и хорошенько припрячем.
До полуночи работали они, снимая части с трактора и молотилки. Снесли их в Федькин яр, припрятали в ежевичных зарослях.
- Друзьякам своим, Егорий, покажешь нашу захоронку. Ежели с нами что станется - они будут знать, - сказал Федосей на прощание. - Ты, Егорий, вижу, от дедова, запашновского корня. Вырос ты не только фигурой... Тебе довериться можно. Так что, ежели что, заходи ко мне, покумекаем вместе.
- Ладно, Федосей Андреевич, - тепло ответил Егор.
Глава пятая
Второй день оккупации отметился новыми событиями. В станице объявились дезертиры - Афоня Господипомилуй, Гордей Ненашков и двое чужих. Они, видимо, где-то долго отсиживались: были очень худые и голодные. Как мокрицы на свет божий, откуда-то выползли кулаки Поживаев, Фирлюзин, Заморный. Они заняли свои курени.
Дезертиры и кулаки собрались у Ненашковых. Пауль о чем-то совещался с ними. Они вышли оттуда с немецкими винтовками и черными повязками на рукавах, на них четко, белыми пауками, выделялись изображения свастики. Новое слово "полицай" обошло станицу за несколько минут. К полудню полицаи стали сгонять народ на колхозный двор.
- Скорей! Не чухаться! - орали они. - Это вам не при Советской власти. И не советуем увиливать - дорого поплатитесь.
Из куреня в курень передалась еще одна страшная весть:
Афоня Господипомилуй выдал немцам раненого красноармейца, которого прятала его жена. Говорили, что красноармеец, раненный в обе ноги, плюнул в рожу Афони, а тот избил его, беспомощного, истекавшего кровью.
Афоне Господипомилуй не было больше нужды придуриваться приблажным. Он стал самим собой: спесивым и злым, как цепной пес.
- Теперь я посчитаюсь кое с кем, - говорил он. - Уж я отведу душу... Дурачком меня считали? Это вы дурачки, а я себе на уме.
Ребята тоже пришли на колхозный двор. Там уже собралась толпа. Люди угрюмо топтались на месте, пряча глаза друг от друга.
Егор неожиданно столкнулся с Афоней Господипомилуй, уперся взглядом в свастику на его рукаве. Афоня наступил ему на босую ногу тяжелым сапогом, крутнул каблуком, свозя на пальцах кожу.
- Не лезь под ноги, ублюдок. Раздавлю, кубыть козявку! - прошипел он.
Егор едва нашел в себе силы удержаться - не броситься на Афоню с кулаками.
Штопф, окруженный эсэсовцами, говорил с крыльца бывшего правления колхоза о "новом порядке", о непобедимой немецкой армии, о фюрере, о том, что Советской власти "капут" и коммунистам тоже "капут". Призывал беспрекословно подчиняться немецким властям и внедрять "новый порядок" у себя в станице. Пауль Ненашков переводил. Полицаи по-волчьи оглядывали собравшихся. Эсэсовцы держали автоматы на изготовку. Масюта и Витоля, вытягивая шеи, ели глазами Штопфа.
"Эх, ударить бы по ним из автомата! - подумал Егор. - Посыпались бы, как воробьи!"
Гриня подтолкнул его локтем:
- Глянь, этот кулак Поживаев, рябая холера, у них старшим полицаем.
- Господин Штопф является военным комендантом района, - возвещал Пауль. Я, Пауль Ненашков, - его помощник.
- Казаченьки и казачушки! - Штопф перешел на русский язык. - Немецкий командовайн поздравляйт вас новый порядок и дарит вам новый народный власть. Дарит атаман, хороший, зер гут атаман Гордеюшка Ненашков.
В толпе ахнули, загомонили.
Гордей, в галифе с голубыми лампасами и в кубанке с голубым верхом, выбритый старательно, высокомерно оглядел своих станичников. "Теперь вы у меня попляшете!" - казалось, говорил его взгляд.
- Казаченьки и казачушки, вы волен-золен... должны давать за это зер гут подарок фюреру Гитлеру от донской казак. Фюрер любит русский булка, ха-ха!.. Арбайтен на добрый совесть, как бык, ха-ха-ха! Лентяй - расстрел! Саботаж расстрел!.. Пу-пук! Капут советский лентяй! Ха-ха-ха! Масюта угодливо хихикал. Витоля вторил ему. Гордей поднялся на крыльцо, поклонился Штопфу, наверное, благодарил за оказанную честь и, подбоченившись, грубо сказал собравшимся:
