Тельняшка - моряцкая рубашка - Ефетов Марк Симович (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Но зато потом, когда мне довелось стоять на мостике рядом с капитаном Гегалашвили, я хорошо понял, что самое главное для командира корабля.
Это было, когда Самсон Георгиевич командовал большим пассажирским пароходом. Такой пароход отшвартовывается не сразу: подъёмные краны проносят над палубой огромные тюки, иногда лошадей, автомобили, рояли мало ли что. Гремят якорные цепи, снуют блоки, в сплошной гул сливаются голоса уезжающих и провожающих. Этим провожающим здорово надоедает стоять на пристани и руками изображать всякое: помни, пиши, не забывай... Слов-то почти не слышно за шумом.
Отплытие большого пассажирского корабля - это событие. А катерок диспашора собирался быстро, как пожарный автомобиль. Вот только что отец разговаривал с Самсоном Георгиевичем и узнал, что "Диспашор" идёт в море, - и уже корабль капитана Гегалашвили закручивает у носа седые усы и, чуть накренившись, огибает волнолом.
Теперь два дня отца не будет дома. День и ночь он на мостике рядом со своим другом Самсоном Гегалашвили.
Диспашор проверит, по какой причине произошла авария корабля, какие от этого убытки, кто виноват, кому платить и сколько. Диспашор - это такой морской судья. Его вызывают чаще всего в самые жестокие штормы. Девять баллов для диспашора то, что для обычного капитана лёгкая зыбь. Вот что такое диспашор!
ОШИБКА КАПИТАНА
Железный человек Самсон Георгиевич, твердокаменный. И мне довелось стоять с ним рядом на мостике корабля - не такого, как катер "Диспашор", а большого, трёхпалубного, с мачтами, иллюминаторами, салонами. Что говорить!.. "Карелия" была в то время самым большим и самым красивым пассажирским пароходом Черноморского флота. Корабль этот был высотой с трёхэтажный дом, а длиной - в добрых два квартала. И командовал этим пароходом до своего диспашорства Гегалашвили - отважный капитан, смелый и настойчивый человек. Настойчивый! Да, может быть, чуть больше, чем надо. Ведь настойчивость иногда переходит в упрямство. Настойчивость - это хорошо, а упрямство - плохо. А с капитаном Гегалашвили произошёл вот какой случай. В нашем порту пришвартовался новый тогда ещё пароход "Карелия". О нём писали в газетах и журналах. Пароход этот был темой дня.
Первый пробный рейс "Карелии" был назначен на воскресенье. Был ясный солнечный день. Тысячи людей собрались на Приморском бульваре посмотреть, как будет разворачиваться в порту огромная "Карелия", как поведёт её сквозь узкий проход волнолома капитан Гегалашвили. Так красиво и плавно, как Самсон Георгиевич, никто не мог выводить корабль из порта. Это ведь не так-то просто.
Как я уже сказал, тысячи людей смотрели, как отдавала концы "Карелия". С берега на пароход этот были направлены бинокли и даже подзорные трубы. Самсон Георгиевич стоял на мостике в очень белом кителе, на котором лучились медные пуговицы. Он был красив. И он знал, что на него смотрят - в бинокли, в подзорные трубы и просто так. А невдалеке от капитана Гегалашвили, на том же мостике, стоял мой отец и держал меня за руку. Да, так оно было. Самсон Георгиевич пригласил отца на первое торжественное плавание "Карелии". С отцом попал и я. И на меня тоже смотрели в бинокли и в подзорные трубы. Я так думаю.
Гегалашвили отдавал команду, и его помощник - молодой блондин повторял слова команды в ярко начищенный медный рупор. Рупор этот был как бы телефоном вниз - в машинное отделение.
Я любовался капитаном. Он смотрел, как у носа "Карелии" закручивались белые пенистые усы, и командовал:
- Полный вперёд!
И помощник тут же повторял в рупор:
- Полный вперёд!
Потом капитан приказывал:
- Полный назад! И блондин снова наклонился к рупору:
- Полный назад!
За кормой бурлило и пенилось море. Белые кружева окружали пароход. Мостик дрожал. Солнечные зайчики от медного рупора прыгали мне на плечи, на голову, на руки.
- Вперёд! Назад! Полный! Самый полный!
Откуда он всё это знает, Самсон Георгиевич?
Он говорит "Вперёд!" и "Назад!", а получается точно по курсу извилистой линией между десятков кораблей вдоль волнолома, прямо в узкий проход мимо маяка к открытому морю.
Но вот капитан приказывает: "Полный вперёд!", а блондин-помощник, вдруг побледнев, не повторяет эти слова в рупор, а, вытаращив глаза, шепчет: "Полный назад!"
Да, да, да! Он прав, помощник. Тысячу раз прав. Капитан ошибся. "Карелия", можно сказать, уткнулась в волнолом. Конечно же, сначала назад, а потом вперёд, и мы будем в открытом море.
Долго я вам об этом рассказываю. Ведь произошло всё куда быстрее. Капитан посмотрел на помощника, и вот что я прочёл в его глазах: "Я отдал приказ: "Полный вперёд!" Какое ты имеешь право вмешиваться? Выполняй! Немедленно выполняй! А если я ошибся, я сам исправлю".
И помощник, у которого бледные щёки вдруг стали красными, нагнулся к рупору и сказал:
- Полный вперёд!
И сразу же капитан крикнул:
- Полный назад!..
Помощник повторил в рупор приказ капитана, но поздно: "Карелия" чиркнула носом о гранит волнолома и высекла из него искры. Получилось, как в пословице говорится: "Не досмотришь оком - заплатишь боком".
Давно это было. Теперь и медных рупоров нет: команда передаётся в машинное отделение по судовому телеграфу. А мне не забыть случай с капитаном Гегалашвили. Как только попаду на командный мостик корабля и услышу: "Полный вперёд!" или "Полный назад!", так сразу же вспомню, к чему привело пренебрежение осторожностью капитана "Карелии".
Ошибка Самсона Георгиевича и его упрямство привели к тому, что новенькая "Карелия" чуть сплющила нос. А это позор для капитана. С тех пор капитан Гегалашвили перестал командовать огромными трёхпалубными кораблями и перешёл на маленький катерок "Диспашор", где было всего пять человек команды, а пассажиров в лучшем случае один человек - мой отец, друг капитана. Хотя, простите, был ведь случай, когда пассажиров было двое: отец и я. И об этом случае я хочу рассказать. Он многое изменил в моей жизни.
НА ПАРУСНИКЕ "ТОВАРИЩ"
Я давно просил отца взять меня на корабль - в море. У меня была беспокойная страсть к путешествиям и приключениям на море; это, мне кажется, бывает со всеми парнями приморских городов. Я завидовал матросам чудесного парусника "Товарищ" - эти матросы по возрасту были почти что моими сверстниками. Разницу год-другой я не считал. У ребят этих с "Товарища" лица были совсем бронзовые, походка медвежья, вразвалочку, талии, как у балерин, и бицепсы, то есть мускулы, под рукавами тонкого синего свитера, точно дыни. Я и мои товарищи, завидев в порту или на бульваре парня с красными нашивками "У. С", что означало "Учебное судно", шли за ним, как овцы за своей головной овцой с колокольчиком.
