Боль - Погодин Радий Петрович (читать полную версию книги TXT) 📗
Он не сразу расслышал Верин голос.
- В том окне, где кресты не отмыты, Тося жила Клочкова. Помнишь? В третьем классе вы ей в рейтузы снегу натолкали, а потом принесли в школу, посадили на батарею, чтобы сохла. И еще кричали: "Тоська, сохни быстрее, а то простудишься и у тебя дети не родятся". В тех окнах Люба и Нюра - еще не приехали. Мы с ними к Сове ходили. Зря ты к Сове плохо относишься. Она учила нас не бояться темноты...
Совой прозывалась бывшая гадалка старуха Полонская-Решке, звали ее Савия Карловна.
Васька как-то встретил Сову на Смоленском кладбище у простенькой могилы Лидии Чарской, по которой девчонки с ума сходили. На могиле всегда лежали цветы. От девчонок всех возрастов. Со всего города. Говорили, что из других городов, даже из-за границы, приходили денежные переводы на кладбищенский храм с просьбой положить цветы на могилу писательницы.
Мальчишки все, как один, считали Чарскую "белой".
Сова перебирала цветы, истлевшие бросала в ведро.
- Мы с ней учились, - сказала Сова. - В институте благородных девиц на Знаменской улице. Лида считала - все дело в обряде. Если бы удалось придумать для всего человечества обряд, который бы всем пришелся, наступил бы порядок - Золотой век. Я считаю - все дело в том, чтобы было кого страшиться и кому сострадать.
- А я считаю, что завивать девчонкам мозги вы не имеете права, сказал Васька.
Но она как-то ласково махнула на него белой лавандовой рукой и хохотнула.
- Имею, имею...
Она научила девчонок гадать, чему они и предавались, сидя в темных углах двора.
Нинку Сова обожала - казалось, даже побаивалась.
- Там Коля жил Гусь, - грустно сказала Вера. - Ты Колю Гуся помнишь? Он за мной ухаживал. Правда, он был много старше. Коля мне письмо из госпиталя прислал. А я ему не ответила - зачем? Он и сейчас в госпитале я узнавала. У меня почти все знакомые по медицине. Скажешь, плохо поступила, что не ответила? А ты не знаешь, у меня тогда как раз сынок помер.
Васька смотрел на окна, за которыми когда-то жил Гусь - Коля Лебедев, тощий мечтательный миротворец. Его брат, драчун и смельчак Ленька, погиб. Анастасия Ивановна говорила, что Леньке посмертно присвоили звание Героя.
Прямо под Лебедевыми жил Женя Крюк. Старше их года на четыре и все равно их товарищ. Женя работал и всю получку проматывал с ними. Покупал сладких вин, лимонаду, конфет, колбасы, и накрывали они стол на пустыре за сараями, и угощал Женя всех. Отец его был сапожник, сутулый труженик. Мать, пышнотелая Даша, гуляла с инженерами и артистами. Мужа она презирала, кричала ему: "Счастлив будь, что я и с тобой живу, жужелица!" И он был счастлив. Шил модельную обувь. А Женя Крюк, их единственный сын, не хотел мириться с таким положением. Однажды он пристал к матери с кухонным ножом: "Чей я сын, говори!" - "Тут все в порядке, - ответила она ему. Когда я тебя родила, я была молодая - боялась молвы. А теперь я на любую молву плюю".
Приходя куда-нибудь, где был рояль - во Дворец культуры, в кинотеатр, в гости, - Женя непременно садился за инструмент и подолгу, если не гнали, играл нечто грустное и величественное, как закат. И музыкант со второго этажа Аркадий Семенович слушал его с замиранием сердца. Аркадий Семенович не пришел с фронта. И жена его, врач, не пришла с фронта. Мать осталась. Говорят, прописала племянницу.
- Я чай поставила. - Вера вошла в комнату умытая и подкрашенная. Считаешь?.. Я как стану к окну, так и считаю. Из нашего класса только ты пришел да Володя Вышка. В университет поступил. Ты его не встречал?
- Нет, - сказал Васька.
Внизу во дворе парни, которым, когда он уходил на войну, было лет по двенадцать, не вынимая рук из карманов, играли в мяч. Став кружком, они легонько перебрасывали мяч друг другу. Били пяткой из-за спины, били головой, но в основном легонько баночкой или носком. Девчонки линдачили у нагретой солнцем стены. Под окнами, где до войны жил Адам.
Длинный несуразный Адам.
Отец его был машинистом. Приехали они в Ленинград из Минска. Наверное, поменялись.
Сначала во дворе появился отец Адама в новой кожаной фуражке, осмотрелся, подвигал кадыком то ли в знак одобрения, то ли в знак грусти. Потом Адам вылез - руки его так далеко выпирали из рукавов, как ни у кого из мальчишек, хотя у всех рукава были короткими, - Адам, угловатый и меланхоличный, предтеча нового племени человеков, у которых главными на лице стали уши.
Дня через два он подошел к Ваське и спросил:
- Говорят, твоя матка курва?
Васька, не моргнув, выдал ему одну плюху за "матку" - это слово он считал оскорбительным, - другую за "курву" - это слово он тоже считал нехорошим, - да таких две, что за разъяснениями вечером к ним пришел Адамов отец и привел с собой сына с заплывшими глазами.
- За что? - спросил машинист.
Васькина мать коротко глянула на Ваську: к ней с такими разборами заявлялись часто, она предпочитала, чтобы Васька сам объяснялся.
- За вопросы, - ответил Васька.
- Какие?
- Спросить нельзя? - пробурчал Адам.
Машинист настоятельно попросил его повторить вопросы - мол, это нужно для справедливости.
Адам повторил уныло.
- Извините, - сказал машинист побледневшей, стиснувшей зубы Васькиной матери. - Мы домой спустимся. У него очи запухли, еще у него дупа запухнет...
Нужно отдать справедливость Адаму - не ревел Адам, кряхтел только.
А недели через две, к Адаму уже попривыкли малость, появился Барон, мослатый нахальный шестимесячный дог. Эти двое с первого этажа так громко стенали и скулили, угнетенные несправедливым разделением труда: "Сам на паровозе катается на юг и на Черное море, а мы с тобой дрова коли, как рабы Рима, полы скреби, кухарь, уроки учи..." - что женщины соседки, по большей части ответственные квартиросъемщицы, провозгласили Адама, а заодно и Барона, "бедными сиротками", поскольку Адам единственный во дворе рос без матери, и принялись ему все прощать. А он крутил на подоконнике патефон, учил Барона считать до ста, и оба не давали прохода девчонкам.
Как-то Адам остановил Нинку, она шла с этюдником, и потребовал показать картины. Он так и сказал: "картины". Нинка показала, она не стеснялась. Адам посмотрел, посопел, поднял ногу, чтобы ступить на порог квартиры, да так и застыл - задумался.
