Трещина во времени - Л'Энгль Мадлен (читаем книги TXT) 📗
Мэг подумала, что это напоминает то похожее выражение на лицах, которое появляется у людей, едущих в метро. Только в метро оно временное, а здесь, судя по всему, нет.
– Какую процедуру ты имеешь в виду? – уточнил мужчина, сверля Чарльза Уоллеса настороженным взглядом.
– Как нам попасть к кому-то из начальства? – спросил Чарльз Уоллес.
– Вы должны показать документы машине А. Вам следует самим это знать, – строго ответил мужчина.
– А где эта машина А? – тут же спросил Кельвин.
Мужчина показал на пустую стену.
– Но там же нет ни двери, ни окошка, – удивился Кельвин. – Как нам попасть внутрь?
– Вам нужно поместить бумаги С в гнездо В, – мужчина рассердился еще больше. – Послушайте, что за глупые вопросы? Или вы вообразили, что я не смогу ответить? Не вздумайте со мной играть, не то вас снова пропустят через Процессор, чтобы неповадно было!
– Мы нездешние, – ответил Кельвин. – И поэтому не знаем ваших порядков. Окажите любезность, сэр, расскажите нам, кто вы и что здесь делаете?
– Я управляю гипнотической машиной номер один для второго класса общеобразовательного процесса.
– Но тогда что вы делаете здесь сейчас? – спросил Чарльз.
– Я здесь с докладом о том, что одна из букв на моей машине западает и, пока ее как следует не смажет мастер F-класса, остается опасность дефектов в мозгах.
– А почему бы сразу не смазать им мозги? – пробормотал Чарльз Уоллес. Кельвин с тревогой посмотрел на малыша, Мэг лишь молча сжала ему руку, стараясь предупредить. Она была совершенно уверена, что Чарльз Уоллес и не думал грубить: просто он иногда рассуждает вслух, своими странными способами пытаясь разобраться в проблеме.
Но мужчина явно был иного мнения.
– Думаю, мне следует о тебе доложить. Хотя я люблю детей, иначе мне не доверили бы такую работу, но во избежание собственных неприятностей я лучше доложу о тебе.
– Может быть, вы правы, – согласился Чарльз Уоллес. – А куда вы доложите?
– Не куда! А кому!
– Ну, ладно, кому. Видите ли, я еще не учусь во втором классе.
Мэг все больше тревожила та самоуверенность, которую демонстрировал Чарльз Уоллес, и она все сильнее и сильнее стискивала его руку, пока он не вырвался, не желая терпеть боль. Но ведь именно об этом и говорила миссис Что-такое: не давать воли гордости. Она мысленно молила Чарльза Уоллеса тоже вспомнить об этом. Она гадала, замечает ли Кельвин эту напускную браваду.
Мужчина встал со скамьи: он двигался так неловко, как будто его конечности затекли от долгой неподвижности.
– Надеюсь, наказание не будет слишком суровым, – буркнул он, увлекая детей к четвертой стене. – Но мне однажды пришлось повторно пройти через Процессор, и этого более чем достаточно. И уж тем паче я не хочу быть отосланным к самому Предмету. Меня никогда не отсылали к Предмету, и я не собираюсь рисковать, чтобы это случилось.
Опять они говорят о Предмете. И что это за Предмет такой?
Из кармана мужчина вытащил папку с бумагами всех цветов радуги. Он внимательно просмотрел всю пачку, пока не извлек одну бумагу.
– У меня накопилось еще несколько докладов, но они могут подождать. Например, запрос на дополнительные формы А-21, – он приложил бумагу к стене. Она проскользнула сквозь мрамор, как будто ее всосало внутрь, и пропала. – Возможно, тебя заберут на несколько дней, – сказал мужчина. – Но я уверен, что ввиду твоей молодости к тебе будут снисходительны. Ты просто расслабься и как можно меньше сопротивляйся, и тогда все пройдет совсем гладко, – и он вернулся на свое место на скамье, а дети остались стоять перед стеной.
И вдруг стена оказалась вовсе не стеной: они увидели просторную комнату, загроможденную машинами. Они ничем не походили на вычислительные машины-компьютеры, о которых Мэг читала в книгах о науке и с которыми – как знала девочка – часто приходилось работать ее папе. Одни машины вроде бы были выключены, другие мигали многочисленными лампочками, третьи поглощали длинные бумажные ленты, а четвертые, наоборот, выплевывали карточки, пробитые дырочками. За машинами присматривали многочисленные служащие в белых халатах. Если они и заметили детей, то не подали виду.
Кельвин что-то пробормотал.
– Что? – переспросила Мэг.
– «Нам нечего бояться, кроме самого страха», – повторил он. – Я цитирую, как миссис Кто. Это из речи Рузвельта. Мэг, мне очень страшно.
– Мне тоже, – Мэг крепче сжала его пальцы. – Идем.
Они вошли в комнату с машинами. Несмотря на немалую ширину, в длину она была еще больше. Ряды машин уходили так далеко, что как будто сходились вместе в перспективе. Дети отправились дальше, стараясь держаться как можно дальше от машин.
– Не думаю, что они излучают радиацию или еще что-то вредное, – сказал Чарльз Уоллес, – и не похоже, чтобы они собирались наброситься на нас и проглотить.
Кажется, они прошли не одну милю, пока не увидели, что у комнаты все-таки есть конец и что там что-то есть.
– Не выпускайте мои руки! – вдруг испуганно вскричал Чарльз Уоллес. – Держите меня! Он хочет меня захватить!
– Кто? – пискнула Мэг.
– Не знаю. Но он старается проникнуть в меня! Я его чувствую!
– Все, уходим! – и Кельвин попытался их развернуть.
– Нет, – возразил Чарльз Уоллес, – я должен понять. Нам надо что-то решать, и мы не можем принимать решения только из страха! – его голос звучал как-то странно и отстраненно, как у старика. Мэг, не выпускавшая его маленькую ладошку, почувствовала, что она повлажнела от пота.
Они замедлили шаги, оказавшись в самом конце комнаты. Перед ними находилась платформа. На платформе стояло кресло, а в кресле сидел человек.
Что-то в его облике вдруг напомнило детям холод и темноту, которые терзали их в те мгновения, когда их тащили через Темное Нечто по пути на эту планету.
– А я уже заждался вас, мои милые! – произнес человек. Его голос был добрым и ласковым – вовсе не холодный и не устрашающий, как ожидала Мэг. Она не сразу заметила, что хотя голос исходил от человека, он не открывал рта и не шевелил губами, что ни одного звука не достигло ее ушей, что он каким-то образом посылает свои слова прямо ей в мозг!
– Но почему вы оказались здесь втроем? – спросил человек.
Несмотря на все усилия сохранять невозмутимость, Чарльз Уоллес явно трясся от страха:
– Вы, наверное, имеете в виду Кельвина? Он присоединился к нам уже в пути.
– Ах, ну конечно, по чистой случайности! – на миг голос незнакомца приобрел остроту бритвенного лезвия, кромсавшего их мысли. Но тут же это ощущение схлынуло, и снова он заговорил мягко и учтиво: – Надеюсь, ему понравилось это путешествие.
– Да, очень познавательное, – ответил Чарльз Уоллес.
– Пусть Кельвин сам ответит за себя, – велел человек.
Кельвин долго откашливался, явно чувствуя себя скованно и неловко:
– Мне нечего добавить.
Мэг не спускала с человека взгляда, на нее накатывала новая волна страха. Так и есть: его глаза ярко светились красноватым светом. Над его головой тоже разливалось сияние, и оно имело такой же кровавый оттенок, как блеск его глаз, и при этом медленно, ритмично пульсировало.
Чарльз Уоллес крепко-накрепко зажмурился.
– Закройте глаза! – крикнул он Мэг и Кельвину. – Не смотрите на него! Не смотрите на свет! Вас гипнотизируют!
– А ты очень умный мальчик, не так ли? Конечно, самый простой путь – использовать зрение, – продолжал мурлыкающий голос, – но есть и другие способы, мой малыш. О да, есть много других способов!
– Только попробуй – и получишь от меня пинка! – воскликнул Чарльз Уоллес. Впервые в жизни Мэг услышала, чтобы ее брат грозил кому-то физической расправой.
– Ну конечно, ты запросто вышвырнешь меня вон, верно, малыш? – само предположение о такой возможности было смешным и нелепым, однако дети увидели, как четверо охранников, до этого державшихся в тени, немедленно выдвинулось ближе к ним.
– Полно, милые крошки, – голос продолжал убаюкивать, – я даже представить не могу, что мне придется прибегнуть к физической силе, но вам несомненно пойдет на пользу, если вы заранее поймете, к чему приводит сопротивление. Видите ли, вам очень скоро станет ясно, что и спорить со мной не о чем. У вас не просто не останется повода сопротивляться, вы вообще не захотите ни о чем спорить! Потому что глупо спорить с очевидным и пытаться противиться помощи того, чье сокровенное желание – спасти вас от любых тревог и неприятностей! И не только вас, но и всех остальных жизнелюбивых и деятельных граждан, населяющих эту планету! Ибо я со всей решимостью и присущей мне силой готов взять на себя всю тяжесть душевной боли, ответственности и необходимости принимать решения.
