Улунь - Покровский Сергей Викторович (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Песец взобрался на вершину песчаного холма и стал тщательно обнюхивать появившиеся на ней проталины. В прошлом году здесь были его норы. Некоторые входы еще не вышли из-под снега или завалились землей. Но все-таки норы сохранились, и скоро можно было приняться за поправку старого жилья.
IV
Белые совы, или по-сибирски "улуны", покинули лесные опушки, когда солнце растопило в лесах сугробы и древесные почки стали наливаться и пухнуть. Тяжелые белые куропатки с мохнатыми толстыми ногами и загнутым клювом заспешили целыми стаями к своим родным местам, прячась по зарослям тундровых ивняков.
Совы перелетали за ними, передвигаясь вперед небольшими перелетами, пока не добрались до сопок. Здесь собралась целая стайка этих удивительных хищников, которые нисколько не боятся лучезарного солнца, невыносимого для других сов.
Первое время они вели себя беспокойно и часто ссорились. Они любили жить просторно, поодаль друг от друга, а тут приходилось тесниться на немногих оттаявших склонах холмов и сталкиваться из-за скудной добычи. Кроме того, это было время, когда совы, как и другие птицы, делятся на пары, чтобы начать семейную жизнь, вьют гнезда и выводят птенцов. Но разделиться мирно и без споров им никак не удавалось. Часто можно было видеть, как два самца вступали в ожесточенную борьбу и как более сильный прогонял слабого.
Среди улуней, прилетевших на сопки, была одна самка, огромная птица с громадными золотисто-желтыми глазами и крепкими, как сталь, когтями. Она была самой сильной изо всей стаи, собравшейся на песчаных холмах. Там, где садилась она, не смела появиться никакая другая сова. Зоркие глаза совихи издали замечали робкую мордочку пеструшки, выглядывающей из-за моховой кочки, покрытой листьями морошки. Тихо взмахивала улунь крыльями и, расстилаясь белым лоскутом над землей, припадая за буграми, вдруг появлялась над пеструшкой; как снег на голову, падала она на бедного зверька. Острые иглы ее кривых когтей вонзались в его исхудалое за зиму тельце. Зверек испускал дух, не успев даже жалобно пискнуть перед смертью.
Поймав добычу, она всегда возвращалась на любимую круглую вершину холма, откуда можно было далеко видеть вокруг во все стороны. Здесь не спеша разглядывала пойманную пеструшку. Потом она хватала ее за голову и глотала целиком, не давая себе труда хорошенько расклевать добычу.
Через несколько часов она нагибалась и выкидывала изо рта вон шкурку. Внутренности и мясо его начисто вываривались удивительным совиным желудком.
Там, где охотилась Большая сова и где совершала свою молчаливую трапезу, она считала себя полной хозяйкой. Если какой-нибудь другой хищник появлялся на кочках ее участка, она поднималась и, распушив перья, направлялась навстречу. Чаще всего враг исчезал без сопротивления. Если же дело доходило до битвы, противник скоро узнавал силу ее крыльев, остроту ее когтей и крепость клюва.
Как только стало теплее и снег в низкой тундре понемногу стаял, большинство улуней покинуло сопки и разлетелось парами во все стороны.
Большая сова осталась одинокой, и никто не пытался теперь спорить с ней за ее владения.
V
Была вторая половина мая, а весна только еще начиналась. Всюду по северным склонам холмов лежал глубокий снег. Ущелья и русла недавно вскрывшихся рек были окаймлены огромными залежами снега, и вся тундра пестрела рябью бесчисленных сугробов, притаившихся за теневой стороною кочек.
Северный ветер приносил с океана стужу, облака и туманы. Воздух наполнялся весь мелькающими хлопьями снега, который снова застилал собою только что освободившуюся от него землю. Зима возвращалась, и белая пелена ее одежд так ослепительно сверкала под яркими лучами солнца, что даже узкие глаза ко всему привычных самоедов щурились и делались еще более похожими на щелки.
Но приходил южный ветер и с ним тепло. Зима опять уступала солнцу. Вылезала зелень из-под только что сбежавшего снега. Желтел мох у самого края намокших сугробов В солнечные ясные дни с вершины сопок можно было оглядеть тундру на десятки километров, с ее бесчисленными озерами, холмами, долинами рек, гладкими низинами и бугристыми торфяниками.
В один из таких дней над вершиной сухого холма возле высокой сопки и невдалеке от озера летали и кружились две большие белые совы. Они то гонялись одна за другой, то взлетали высоко, то опускались вниз, пока, устав, не уселись рядом на холм между двумя высокими буграми в ямке, устланной мягким мохом и пахучими ветками багульника. Уже давно выбрали они здесь укромное местечко для своего гнезда. Оно было незаметно со стороны и достаточно высоко, чтобы видеть далеко кругом.
Здесь присели белые птицы, тесно прижимаясь друг к другу.
Это была Большая сова, сильная владетельница сопок, и ее молодой супруг, который недавно был избран ею в тихий утренний час. Он был так же крепок, силен и ловок, но все же уступал ей и по величине, и по силе. На сопки он прилетел позднее, когда все другие совы уже разлетелись. Оставалась одна только одинокая Большая сова, с которой вместе стали они делить свою молчаливую жизнь.
Белое озеро тихо светлело в лощине. Его вода еще не очистилась от последних остатков ледяной кровли и была холодна и чиста, как стекло. Там и сям на его глади всплывали и разбегались водяные круги.
Это играла рыба.
Совы глядели на них зорко, но спокойно. Они были сыты и теперь занимались больше собой, чем окружающим миром.
Вдруг самец насторожился. Он услышал звуки, которые не мог бы расслышать ни один человек.
Обе совы повернули головы и стали прислушиваться. Звуки усилились. Совы взмахнули крыльями и тихо уселись на вершинах двух соседних бугров. Оттуда молено было смотреть вдаль и вовремя заметить приближение опасности.
Но тундра не степь. В степи гладко; видно все до самого горизонта. В тундре перемежаются высокие и низкие места. Песчаные холмы в несколько метров высотой сменяются узкими болотистыми низинами, покрытыми осокой и пушицей.
Гладкие места (или по-самоедски - "ерсеи") летом также просочены водой и местами были бы непроходимы, если бы внизу под ними не было оледенелого мерзлого слоя, растопить который не в силах теплые летние лучи. Ерсеи обыкновенно узки и извилисты и часто напоминают долины исчезнувших рек, которые вьются среди торфяных берегов.
Один из таких ерсеев проходил мимо совиных бугров. В густом ивовом кустарнике, разросшемся здесь на добрые два километра, раздавались звуки, к которым прислушивались птицы. Слышались шорох, шум, треск сучьев и крики испуганных куликов. Прошло немного времени, и вот всеобщая тревога стала еще яснее и заметнее. Видно было, как шевелились ветви и как над ними с жалобным писком метались птицы.
Еще через несколько минут не только совиный, но и человеческий глаз разглядел бы в густой еще неолиственной ере (5) волнистый поток серых и белых оленей, которые с треском ломились по ивняку, вскидывая и колебля шерстистые рога, похожие на качающиеся ветви.
Вот уже близко тяжкое дыхание напряженных звериных морд, шлепанье широких копыт, густое похрапывание важенок (самок), окрики самоедов и позвякивание бубенчика. Семь или восемь лохматых собак скакали по сторонам каравана, пугая куликов, коньков и других птичек и поднимая куропаток, которые с шумом разлетались вокруг.
Это двигался длинный обоз оленевода Бобрикова, стадо которого считали в несколько тысяч оленей. Когда его спрашивали, как велико его стадо, он говорил всегда одно и то же: "А кто знает-то? Никто не считал, сколько оленей. Есть мало-мало".
Все, что имело крылья, разлеталось кто куда при виде этой лавины живых серых тел. Только белые улуни сидели неподвижно и спокойно. Издали они были похожи на мраморные изваяния таинственных существ. С высоты своего холма они невозмутимо следили круглыми желтыми глазами за стадом и прислушивались к треску кустарников и щелканью тысяч оленьих ног.
VI
Молодой парень без шапки, с длинными черными волосами, ехал на передних нартах. Он то и дело вставал на сани и вглядывался вперед, куда идет "ворга". "Воргой" самоеды зовут след от полозьев. По ним кочевники узнают свои проторенные пути.
