Три горы над Славутичем - Хотимский Борис Исаакович (книги без регистрации полные версии txt) 📗

Потомки западных римлян к тому времени давно выродились и были покорены свирепыми готами. А эти, восточные… В их жилах текла греческая кровь, смешанная с кровью многих прочих народов, они говорили и писали теперь не столько по-латыни, сколько по-гречески, и не Рим был теперь их главным городом. Но все их законы и указы звучали только на латинском языке, и они гордо называли себя римлянами, а всю свою империю и ее столицу — Вторым Римом.

Раб был продан немолодому Хозяину, возглавлявшему гарнизон одной из пограничных цитаделей на правом берегу Истра. Крепость эта то и дело отбивалась от участившихся нашествий славинов и антов, родственных меж собой и говоривших на почти одинаковом чудном языке. Хозяин не слишком обижал своего раба, даже позволил жениться на приглянувшейся рабыне. Теперь жена вот-вот должна была родить. Где она сейчас, жива ли? Удалось ли ей спастись? Не дай бог — плен…

О ней, о жене своей, и подумал первым делом Раб, когда очнулся и увидел перед глазами бурую траву, забрызганную кровью, своею собственной кровью, когда-то свободной, а ныне рабской…

Брызги на траве стали быстро расти, будто приближаясь, превращались во множество красных светил, прозрачных и заслоняющих друг друга, покуда все не застлало сплошь прозрачно-красным, огромным и так тоненько звенящим. Нарастала, вместе с красным и звенящим, нестерпимая боль в глазах и ушах, накатывала непривычная, пугающая дурнота… Затем не стало ни боли, ни краски, ни звука.

2

РЕКС

Рекс — предводитель полянской дружины антов — ликовал. Победа! Большой полон, богатая добыча. Радость безмерная!

Теперь он не жалел, что примирился с соседними антами — россичами, северянами, даже с неуживчивыми древлянами… — все они пошли с ним на Истр. К ним примкнули спустившиеся к Горам по рекам из полуночных лесов дреговичи и кривичи, радимичи и вятичи… много антских племен пошло в этот поход. Иные, не имея достаточно челнов и коней, на полпути отстали и сели на свободных землях, прельщенные их плодородностью. Зато уже в степной полосе прибавились дружины дулебов, уличей и тиверцев. А подойдя к болотистому устью Истра и поднявшись по левому берегу, антские дружины соединились со множеством славинских племен, которые не первый год уже подходят к Истру из горных лесов, из лесных топей, оседают целыми родами на левобережье и все настойчивее, все чаще переходят на правый берег, разоряя пограничные ромейские земли. Набеги эти славины нередко затевают вместе с антами. Так было и на сей раз. Славный поход, славный набег! Нет, Рекс не жалел, он был доволен.

До рассвета горели костры на левобережье. Победители пировали, празднуя успех и поминая каждого, кто отдал свою жизнь за этот успех. Поляне сидели среди сдвинутых своих возов на снятых с усталых коней кожано-деревянных седлах перед большими кострами, озарявшими их светлые одежды и медно-смуглые усатые лица. Пили из ковшей и турьих рогов захваченные ромейские вина, шумели непринужденно. Иные весельчаки прыгали через огонь либо, забыв утомленность, пускались в лихой пляс под дружные хлопки остальных, взмахивая руками, взлетая выше плеч и выбивая крепкими сапогами дух из этой чужой земли. Устрашающе вскрикивали, с пронзительным присвистом. Отплясав, снова возвращались — кто на свое седло, а кто и мимо. Тут же были музыканты, звенели под крепкими пальцами жилистые струны, звучали рожки и дудки. Сотни дружных мужских глоток гремели в ночи, спугивая пламя костра, — то грозную походную, то удалую застольную. И снова подхватывались — теперь уже не по одному, а все разом, — переплетались положенными друг другу на плечи сильными руками и двигались единым кольцом вокруг беснующегося пламени, молча и сдержанно пританцовывая.

Рекс ликовал и веселился вместе со всеми.

К утру, утомленные дневным боем и ночным пиром, сморились и уснули — кто где и как попало. Лишь немногие, включая вожаков и дозорных, все еще держались.

Рекс подозвал своего томно-игреневого коня — с хвостом и гривой такими же ковыльно-седыми, как чуб и усы хозяина. Взнуздал, оправил нарядное, в серебряных бляшках, оголовье. Оседлав, проверил и подтянул подпругу. С неутерянной легкостью поднял и плавно опустил свое тяжелое тело меж передней и задней лукой, каждая — в серебре. Огладил, лаская, сильную темно-рыжую шею боевого товарища, тронул каблуками упругие конские бока.

Объехав без торопливости дозорных — не уснули бы! — направился к реке.

Дажбог, румяный и великий, выбрался из своего ночлежного жилья за окоемом, прогнал туманы над водой и окрасил оранжевым цветом видневшиеся вдалеке на правобережье верхушки крепостных башен. Нет, не взять их. Никто еще не брал крепостей ромейских. Надо не ждать, не оглядываться на остальных, уводить полон и увозить добычу. Торопиться надо. Скорей к себе, на Днепр, к Горам, где на одной из правобережных высот, в родовом дворе, за частоколом на валу над яром, ждет его жена… Сыновья Рекса в стычках с соседями полегли да из походов дальних не воротились. Лишь самый молодший, Кий, в живых остался. И не погиб в этой первой своей сече. То добрый знак. А вот и он сам, на помине легкий!

Кий подъехал на рыжей кобыле-шестилетке с недолгим и негустым хвостом. Высокий, тонкий в поясе, а плечи — как у отца, усики на чуть скуластом лице. Под карими, как и у Рекса, глазами зеленоватые тени — с непривычки, молод еще, не окреп. Над глазами — двумя дугами края островерхого шелома с пластиной над носом. Такой же и у Рекса, только с пучком крашеных перьев. На обоих поверх расшитых цветными нитями белых сорочек — железные кольчуги, перехваченные в поясе широкими ремнями в круглых бронзовых бляхах, на бронзовых пряжках. Просторные шаровары, у Рекса — красные, у Кия — синие, стянуты по животу под сорочками тонкими кожаными очкурами, заправлены в кованые сапоги из прочной кожи молодого бычка, смазанные кабаньим жиром. Темные шерстяные плащи на каждом схвачены у плеча золотыми с каменьями пряжками. Нож и меч на поясе у Кия, пожалуй, еще наряднее отцовских. А брови под шеломом хотя сейчас не видны, но Рекс знает: они — крыльями, материнские.

Отец и сын ни слова не промолвили друг другу — для чего слова лишние? — только кони встали рядом, да сапоги соприкоснулись. Оба глядели за Истр, на безмолвную крепость, озаренную встающим солнцем, на все еще дымящиеся окрестности. Утренний ветер прилетел от реки, взбодрил гривы и хвосты коней, пошевелил края плащей и остудил лица всадников, прогоняя сонливость.

— Как там полон? — спросил Рекс, не поворачивая взора.

— Двое померли за ночь, — ответил сын, также продолжая глядеть за реку.

— Меньше возни. В Истр их!

— Уже там. Остальные — добрый полон. Всех к Горам пригоним, продавать не станем.

Рекс кивнул одобрительно. Еще помолчали, прежде чем Кий добавил:

— Одна рабыня там… не нынче-завтра родит.

— В Истр!

— Жалко же…

— Обуза в походе. В Истр, немедля!

— Отец!

— Что-о?!

У актов не было принято так долго спорить со старшим, тем более с отцом, и не просто с отцом, а с князем [1], да еще в походе. И Кий никогда прежде не позволял себе подобного. Но сейчас — какой черный дух овладел им? Брызнул огнем из-под шелома, дернул повод — рыжая кобылка заплясала под ним на месте.

— Дозволь молвить, отец! Вспомни, моя мать тоже ждет, там, на наших Горах… Тебе — сына, мне — брата… Эту утопим — Перун покарает. Что тогда будет с матерью? Побойся Перуна!

— Перун знает, кого карать. В Истр ее! Я сказал.

— Отец…

— В Истр ее!! — рассвирепел Рекс. — А ты… Ты вчера мне больше нравился!

Кий смолчал, стиснув челюсти, круто развернул свою кобылу, поднял ее свечкой и с места пустил в скок.

Рекс поглядел вослед сыну, вздохнул хрипло. На душе осталась неспокойная тяжесть. И тут он заметил, что Истр переменился, потемнел весь, покрылся рябью. А из-за зубчатых башен крепости навстречу восходящему солнцу, над озаренным камнем, выплыла невесть откуда взявшаяся угрюмая черная туча. И в ней — Рекс отчетливо увидел — раз и другой сверкнули ослепительно ломаные стрелы.