Наши собственные - Карнаухова Ирина (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
- Ничего не узнала. Я двадцать раз подряд перечитываю и ничего не могу выбрать.
- А почему же не можешь?
- По симптомам у них что угодно может быть... Сразу и тиф, и скарлатина, и корь.
- Опомнись, что ты говоришь, Танечка! - замахала на нее руками Анна Матвеевна.
- Ну посмотрите, посмотрите сами. И там тошнота, и тут тошнота. И там головная боль, и тут головная боль. Нет, я не могу больше...
Анна Матвеевна решительно отняла у Тани книжку и положила на столик.
- Ну вот что, Танечка, довольно. Успокойся, ляг поспи. А потом опять почитаешь,- может, и сообразишь, что к чему. Мы сейчас всех больных в одну комнату перенесем, и Лиля, может быть, с ними посидит. А я тоже пойду прилягу.
Гера в этот день никуда не ушел из дому и не сидел запершись у себя в комнате. Вместе с Костиком и Хорри они перенесли кровати с Юрой и Пинькой в комнату Муси, тут же поставили койку для дежурного. Втроем нести кровати было тяжело, но Леша помочь им наотрез отказался.
- Может, у них что-нибудь заразное. Еще и я слягу. Вам же хуже будет. Лишний больной - лишняя нагрузка. Это будет антиобщественный поступок с моей стороны! Здоровым нужно быть побольше на чистом воздухе,- сказал он и ушел в сад.
Лиля осталась дежурить, а Таня прилегла на кровать - хотела уснуть, но усталый мозг продолжал работать; переворачивались перед ней страницы книг, названия болезней, пузырьки с лекарствами. Одна мысль не давала покоя:
"Вот мама всегда говорила - в трудные минуты спокойствие прежде всего. Какое же может быть спокойствие, когда ребята умирают, а я ничего не умею! Я должна уметь, я должна их выходить - больше некому".
Таня дремала, просыпалась, снова мучительно думала и снова засыпала. Сквозь неглубокий сон она слышала, как Анна Матвеевна посылала Лешу в огород за зеленым луком и малиной. Проснувшись через несколько времени, она опять увидела Лешу; он стоял перед Анной Матвеевной, зажав в кулаке горсть луку, который только назывался зеленым. Он уже пожелтел и обмяк. В другой руке у Леши был стакан малины.
- Все,- говорит Леша,- в огороде больше ничего нет.- Но до Таниного сознания уже не дошли эти слова. Она повернулась на другой бок и заснула, наконец, крепким сном очень уставшего человека.
Лиля осталась дежурить около больных.
В доме было тихо.
За окном шагало по саду золотое пестрое лето. А здесь, в комнате, пахло какими-то лекарствами, бормотал что-то непонятное Пинька, слабо стонала Муся и изредка всхлипывала во сне Таня.
Лиля, опустив руки, стояла посредине комнаты, не зная за что взяться. Что-то щемило и щемило сердце. Какая-то глухая тревога, то ли недоумение, то ли недовольство собой не давали покоя, мешали всегдашней выдержке. Она бесцельно отодвинула стул, взяла книгу, снова положила ее... Нет, что-то не то она делает, не так... Лиля нервно отошла к окну.
В комнату, тихо ступая босыми ногами, вошел Гера. Он подошел к Мусиной постели, дотронулся до лба девочки и покачал головой. Потом взял из тазика с холодной водой тряпочку, выжал ее, помахал ею в воздухе и положил на лоб больной. Его большие сильные руки с обломанными ногтями, со множеством ссадин и синяков двигались удивительно легко и ловко. Ласково, даже нежно он повернул Мусю на другой бок и заправил вокруг нее одеяло. Тут он поймал удивленный взгляд Лили.
- Вот так,- сказал он чуть сконфуженно,- я всегда Петьке делал... Они ведь, маленькие, часто болеют... Правда, Лиля?
Лиля кивнула, хотя она никогда не думала о том, часто ли болеют маленькие дети.
- Ты не забывай им тряпочки менять,- продолжал Гера,- это облегчает. Я уж знаю...
Тихонько уходя из комнаты, он остановился у порога и, взглянув на Лилю посуровевшими глазами, уронил:
- Жалко их... Наших всех...
И ушел.
Вот, Лиля, слово найдено - это-то и щемило твое сердце.
Девочка огляделась вокруг, затаила дыхание и вдруг увидела все иными глазами. Она увидела дом, не "учреждение", не "здравницу", а свой, пусть временный, дом, который берег ее. Она увидела ребят, своих ребят, которые вместе с ней плакали и радовались, боялись и недоедали, увидела стариков, своих стариков, которые заботились об ее безопасности и удобствах, и Таню, глубоко затаившую свое горе и постоянно думающую о ребятах.
Да, Лиля, все оказалось не так просто. Жизнь повернулась к тебе горькой и злой стороной; и какое счастье, что в это время ты оказалась не одинокой, с тобой друзья, свои, наши!..
Лиля вдруг вздохнула полной грудью - теперь она знала, что надо делать. Надо быть вместе со всеми, надо помогать Тане, надо взять на себя часть общего груза. И может быть, чем-нибудь... помочь Гере?
Юматик застонал во сне, Лиля переменила ему компресс; он слабо улыбнулся и прошептал: "Спасибо". Лиля напоила Пиньку, укрыла получше Таню и остановилась около Муси.
Сжавшись в комочек, лежала девочка, и дыхание со свистом вылетало из ее груди, а из-под опущенных ресниц медленно выползали слезы. Лиля осторожно вытерла их, чуть слышно приговаривая:
- Не надо плакать. Все будет хорошо... Маленькие ведь часто болеют...
* * *
К вечеру Таня проснулась от тихого звяканья. Посреди комнаты стояла Лиля, склонившись над ведром с водой; подол пестрого платья был у нее приподнят и засунут за поясок, в руках белела пыльная тряпка.
- Что это ты собираешься делать, Лиля?
- Хочу помыть пол в комнате.
- Помыть пол? - Таня вспомнила сцену в прачечной и про себя тихонько улыбнулась.- Ты?
- Да, наш доктор говорил, что в комнатах больных должно быть особенно чисто.
- Правильно. А тряпка эта для чего?
- Надо же чем-нибудь тереть.
- Возьми лучше тряпку, которая в кухне, такая большая, из мешка, той будет удобней.
- Хорошо,- сказала Лиля неожиданно покорно.- Только я, Таня, не знаю как это делать. Вот мама хотела, чтобы я классиков в подлиннике читала, а пол мыть не научила.
Таня вскочила с кровати и так же, подоткнув подол, стала учить ленинградскую "принцессу" мыть пол.
19. Страшное открытие
У больных появилась сыпь, и всем стало ясно - это корь. Ребята болели по-разному. Пинька становился с каждым днем все более несносным. Он все время хныкал, плакал, требовал неусыпного внимания. То он заявлял, что ему хочется клюквенного морса, и слезы градом катились у него по лицу, когда Юра пытался доказать ему, что клюква на болотах еще не созрела.
А то вдруг Пинька жалобно и настойчиво требовал крепкого бульону.
Бульон! Само это слово давно забыли ребята. Давно сидели на жидкой ячневой каше, которую для больных Анна Матвеевна тщательно протирала через дуршлаг. Уже исчезли со стола и лепешки, и редко-редко появлялся жиденький кофе со сгущенным молоком. А Пинька требовал мясного бульона. Он начинал не терпящим возражения, приказывающим тоном:
- Дайте мне бульона.
Потом переходил к просьбам, умолял и, наконец, начинал рыдать, как маленькая нервная девчонка.
- Бульону, хочу бульону. Бульону дайте!
Юрины уговоры на него не действовали. Он иногда поворачивался и бросал в Юру подушкой.
- Молчи ты, правильный какой! - шипел он на него злобно.
Пинькины вопли производили очень тяжелое впечатление на Таню и Анну Матвеевну. Ведь дать-то ему было нечего. Старушка почему-то чувствовала себя виноватой, думала, думала, прикидывала, но придумать ничего не могла.
Таня просто уходила из комнаты.
Юра действительно был "правильный". Болел он труднее Пиньки. Температура у него то подскакивала вверх - и он пылал и бредил, то стремительно падала - и он лежал бледный, в холодном поту, но никогда не жаловался.
Слабо улыбаясь, он глядел на Таню, которая хлопотала около него, и шептал тихонько:
- Ничего, Танюша, все уже прошло, не беспокойся.
Но все-таки Юра и Пинька шли на поправку. А вот с Мусей все еще было плохо. Она лежала безучастная, безразличная ко всему, глядя невидящими глазами, кашляла, дышала с хрипом и слабела с каждым днем. Тревога за девочку все больше охватывала ребят.
