Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек - Усачева Елена Александровна
Ника спрашивала у Витька, что у них ночами происходит.
– Ругаются друг с другом, – Кед криво ухмылялся, – и еще мелкий не спит.
– Может, Димка потому и не спит, что родители шумят?
– А кто их знает? Может, и так.
– А как же ты спишь? – удивлялась Ника.
– Так вот и сплю, – отвечал Витек. – Привык, Дымова. И ты бы привыкла, когда скандалы – обычное дело.…Отдохнет мама в Эмиратах, а потом все продолжится. Надо бы эту семейку в Эмираты отправить… Да не на неделю, а навсегда. Кеда только можно оставить, он не мешает. Нике его жалко. В той семейке он один нормальный. Да и то – слегка. Не верить в любовь – это нормально?После «раздачи слонов» начался концерт. В последний раз выпускники показывали школе свои способности.
Два человека из 11-го «В» не остались на концерт. Медалиста Вадима родители увезли в ресторан отмечать его первое в жизни «золото». Вместе с родителями уехал с вечера и Виля Вельс.
11-й «В» только сегодня узнал, что через два дня Вельсы навсегда покидают Россию и переезжают в Германию. Сам Виля знал об этом давным-давно, но почему-то не считал нужным сообщать одноклассникам. Всем стала понятна отстраненность Вильгельма от всех классных дел. И тетрадь с четвероклассным диктантом Вельс оставил на столе в классе. И шарик его беспомощно тыкался в потолок.Бедная Катя! Может, она и не была виновата в том, что Виля перестал приглашать ее в кафе. Он узнал, что покидает Россию, и мысленно нажал на Delete всего, что связано с ней. А значит, и с Катей.Выплыли на сцену девчонки 11-го «В». Все, кроме одной. Кроме Ники. Ее тоже звали участвовать в номере, но она заартачилась: петь не умеет, да и вообще ничего не умеет.
– Никто не умеет, – уговаривала Наташа, – продемонстрируем солидарность! Давай, ты что? – и тянула подругу за руку.
– Нет. Нет и нет, – твердила Ника.
– Да не уговаривайте вы ее, – сказала Катя, скривив хорошенький ротик. – Покапризничать захотелось ребенку – не ясно, что ли?
И вот сейчас, глядя на одноклассниц, Ника чуть не расплакалась. Так ей хотелось быть тоже там, на сцене, среди своих.Девчонки вольно расселись на стульях – кто где, как в гостях у задушевной подруги. И пели так, словно песня застала врасплох: услышали музыку и запели по зову души. Геля – руку положила на спинку стула, Лада – сложила руки на груди, Саша с Надей сидели обнявшись, Катя глядела вдаль, у Наташи в руках был плюшевый мишка, тот, который для уюта на сцене сидел.К уху Ники склонился Толик Корабликов из одиннадцатого «Б», сидящий сзади.
– А ты почему тут? – спросил Кораблик. – Почему не поешь?
– Горло болит, – соврала Ника, горько усмехнувшись.
Да потому что она Ворона! Белая ворона. Хочет со всеми петь – и отказывается. Хочет, чтобы Зимин на нее смотрел, – а сама отводит глаза. Хочет, чтобы мама во время экзаменов была рядом, – говорит «уезжай».
На нее оглянулся Аким. Он сидел на два ряда впереди, с Елисейкой на коленях. Тоже, наверное, удивляется, почему Ника не на сцене. Вроде не безголосая. А Нике хотелось заполучить к себе Елисейку. Брат только пять минуточек посидел спокойно, потом стал дергаться, теребить Кимкины уши – почему-то Елисейка любил у всех уши трогать. Аким прилагал тонну усилий, чтобы удерживать на месте маленького непоседу. Нике было неудобно, что Зимин возится с ее братишкой. Надо Елисейку к себе забрать, но это ведь опять выбираться из середины ряда, а вдруг она снова споткнется на виду у всех… В этом платье она такая неуклюжая! Зря они купили длинное. Все девчонки пришли в коротких, все ножками хвастаются, все порхают туда-сюда. А она бродит, как привидение из девятнадцатого века.
Зазвучала песня. Ника ее не раз слышала, когда девочки репетировали. И выучила все слова. И сейчас внутри себя повторяла их вместе с одноклассницами:
Кораблик «детства»
Уплывает в детство.
Белые большие
Трубы скошены назад.
Дайте наглядеться,
На прощанье наглядеться,
Дайте мне наслушаться,
Как они гудят…
От песни защемило в груди. Снова захотелось плакать. Застеклило глаза, в них погорячело, хорошо, что беленький носовой платок всегда с собой у нее. Закончились школьные годы. Жалко их. Ах, как жалко! Вот и на сцене загрустили девчонки. А Эля Устинова вдруг разревелась. Вскочила со стула, сбежала со сцены, выскочила в коридор… Все подумали, что так и нужно, что это по сценарию. Но Ника знала – нет, это спонтанно. И на уроках с тихой Элькой случалось: вдруг заплачет и выскочит из класса… Ника спрашивала ее на перемене: «Что случилось?» «Ничего», – отвечала Элька, уже улыбаясь. Затихла песня, ушли со сцены – не торопясь, спускаясь по ступенькам по одной, – девчонки. Ушли, растворились в зале, как будто в будущем. На сцене осталась Геля Титова. Обняла мишку, которого Наташа передала ей, и прочитала стихи. Свои стихи. Геля их с десяти лет сочиняла.
Пятнадцать лет, шестнадцать лет,
Какие годы роковые.
И не спасут от разных бед
Родных глаза сторожевые.
Пятнадцать лет, шестнадцать лет,
И смех и боль, и грусть и радость…
Святая первая любовь
На эти годы доставалась.
В начале жизни жизнь сама
Бросала нас на дно измены.
Но как былинка ты вставал
И ждал от жизни перемены.
И шум дождя, и луч звезды
Будил в нас смутную тревогу.
Нам говорят, жизнь впереди.
А мы уже давно в дороге…
И снова они в родном классе. Объявили перерыв на пятнадцать минут перед дискотекой и банкетом.
– Ходим-бродим, – ворчал Кед, – в самом деле экскурсия. Когда главное-то начнется?
– Ты имеешь в виду дискач? – спросил Папуас.
– Я имею в виду шампанское, если нельзя покрепче! Ох, как же мне это стойло надоело! – с этими словами Кед ввалился в класс.
Вот это уже точно последний сбор. Больше в таком составе они никогда не соберутся. Никогда не говори «никогда»? Но ведь верно же! Одноклассники будут приезжать на встречи выпускников через год, через пять, через десять лет, но ведь не все. В разные годы – разные взрослые солидные люди. Кто-то толстый, кто-то тоненький… Кто-то бедный, кто-то богатый. Кого-то в Америку занесет, а кто-то на всю жизнь останется в родном городке. А всем составом уже никогда . Впрочем, и сейчас 11-й «В» уже не полный – Вадим и Вильгельм отчалили от школьного берега.
Расселись как-то странно. Классная Лилия села на стул в третьей колонке ногами в проход. Перед ней на столе – букет белых хризантем, который подарили ей признательные за дочку родители Наташи Кругловой. Наташа не отличница, она просто хорошая. Спокойный характер, на лице вечная доброжелательность. Ника удивлялась: как ей удается никогда не злиться? Родители думали, что это школа воспитала ее такой доброй, и благодарили классную. А классная Лилия родителей благодарила за хорошую ученицу.
Это так здорово, что последние три года Ника сидела с Наташей!
И классной своей Ника тоже была довольна.
Лилия Игнатьевна преподавала историю. Но она была близка ребятам больше даже не как преподаватель, а как товарищ. На всех вечерах и дискотеках – вместе с ними. Даже когда все учителя пили чаек, отделившись от учеников, классная Лилия не отделялась. Даже когда старшеклассникам хотелось, чтобы она ушла, она этого не замечала и оставалась с классом. Не для того, чтобы «присматривать», нет, ей хотелось с ними слиться, ей хотелось к ним в друзья. Она этого почти добилась!
Все вокруг учительницы расселись, некоторые – на столах, рядышком. Не урок же… Урокам конец! Девчонки тушь на ресницах подновляли, кто-то шариками баловался, как Елисейка. Карапуз перебегал от шарика к шарику и тискал те, до которых мог дотянуться. И пыхтел и надувал щеки, словно сам хотел превратиться в воздушный шар.
– Уже все знают, куда будут поступать? Отправили заявления в институты? – спросила классная, нюхая цветок. – Ох, люблю, как хризантемы пахнут!
Краткие ответы вразнобой: «Да», «Нет», «Да», «Нет».
– Поросята мои, только не огорчайтесь, если у кого-то не получится с институтом, – сказала классная. – Высшее образование – не главное в жизни. Иногда хороший рабочий важнее инженера. Смотрели же фильм «Москва слезам не верит». Помните Гошу? Без него ни один инженер не мог обойтись.
