Книжка про Гришку - Погодин Радий Петрович (книги регистрация онлайн .txt) 📗
- Партизаны же! - крикнул Гришка. - В дыму и в огне!
Дядя Федя отвернулся от Гришки и от картины, в окно уставился. Загрустил, что ли?
- Тут нарисовано все, что перед глазами. Я впереди шел. Дым, стало быть, кочки те, вода, огонь... Дышать нечем - гарь.
- И все-таки что они значат?
- Гномы! - догадался Гришка.
- А где это вы видели гномов? - спросил Аполлон Мухолов. - Если мы даже перейдем на рассмотрение темы в мифологическом плане - и то.
- Что "и то"? - грустно спросил дядя Федя.
Аполлон Мухолов приосанился.
- Вам, как начинающему художнику, следовало бы знать, что гномы, тролли и эльфы водятся лишь в заграничной мифологии. В русской жизни и в былинах таких существ не замечено.
Дядя Федя посмотрел на воробья терпеливым, тоскующим взглядом.
- А кто же, по-твоему, вокруг нас бегает в красных шапочках?
Аполлон Мухолов от неожиданности икнул.
- Как, - спросил он, - бегают?
- Просто бегают, - ответил дядя Федя. - И шмыгают. А также шныряют. В красных шапочках.
- Ну, знаете! - Аполлон Мухолов перья распушил. - С вашим воображением! Впрочем, наверное, к старости все вокруг начинает шнырять и шмыгать.
- А я всегда заявлял, что ты, Аполлошка, начетчик и формалист, сказал дядя Федя. - Если ты в живописи не понимаешь, зови художника Мартиросяна.
Аполлон Мухолов вздорно чивикнул и полетел в деревню.
Гришке очень нравилась дяди Федина картина, поэтому он с тревогой ожидал прихода художника. Но Аполлон Мухолов пришел не с художником, а с милиционером товарищем Дудыкиным и его замечательной розыскной собакой по кличке Акбар.
- Ты кого привел? - спросил дядя Федя.
- Кого надо, - заносчиво ответил Аполлон Мухолов. - Художник Мартиросян сам синих лошадей рисует. Вы с ним заодно. А этого не бывает!
- Паршивый ты воробей, - сказал дядя Федя. Уселся к окну, сделал скучное лицо и скомандовал: - Дудыкин, Яшка, давай. Критикуй картину.
Милиционер товарищ Дудыкин долго на картину смотрел, щурился, бровью дергал. Воробей Аполлон Мухолов скакал по верху подрамника, суетился и все сказать что-то хотел.
- Справедливости ради я промолчу, - наконец сказал он, словно уже одержал победу.
- А что? - Милиционер товарищ Дудыкин взял табуретку, сел на нее крепко. - Дядя Федя, нам нравится. Нам думается - это неплохо.
- Ты за себя говори, - проворчал дядя Федя, смягчаясь.
- Факт чувствовал, - сказал Акбар.
- Про меня картина... Ранним утром я один на один с браконьером по кличке Глухарь. У него двустволка. Я без оружия. Поздней осенью дело. Холод и сырость. Не предполагал я, что у меня воспаление легких, думал, так себе - кашель. Взяли мы его, черта. Силен был, силен. Ему бы железо на стадионе бросать, побивать мировые рекорды, а он - душегубец. Не только взрослых лосей - лосят не жалел. Вот он, - милиционер товарищ Дудыкин погладил Акбарову голову, - он из кустов в самый критический миг выскочил. Он меня искать пошел самостоятельно, потому что без меня скучал и мою болезнь чувствовал.
- При чем тут это? - чивикнул Аполлон Мухолов.
- Оно и есть, - ответил ему милиционер товарищ Дудыкин. - Потом меня в райбольницу отправили - температура у меня оказалась критическая.
- Согласен. Но зачем тогда эти мелкие человечки? Нет их! Не только в натуре, даже в русских народных сказках они отсутствуют!
- Разве! - Милиционер товарищ Дудыкин посмотрел сначала на своего верного пса Акбара, который ухмылялся едва заметно, потом обвел глазами дяди Федино жилье. - А кто же тогда бегает вокруг нас в красных шапочках? - спросил он.
- Никого нет! Никого! - закричал Аполлон Мухолов. - И не может быть! - И сам себя клюнул в палец, не справившись с нервами. Клюнул и снова в деревню понесся.
- Наверное, за живописцем, - сказал Гришка.
Но Аполлон Мухолов привел в дяди Федин дом председателя колхоза Подковырина Николая Евдокимовича, известного на весь район трезвыми, продуманными суждениями. Николай Евдокимович долго смотрел на дяди Федину картину. Потом головой потряс.
- Память у тебя, старик, беспощадная. Один жеребенок сгорел. Остальных лошадей мы успели вывести. Ведь успели же!.. Зачем укоряешь? - И замолчал.
Он так долго молчал, что Аполлон Мухолов не выдержал, спросил:
- Кто вокруг в красных шапочках бегает?
- Как кто? - Председатель поднял на Аполлона усталые от забот глаза. - Мормыши бегают... Иногда их называют шнырями.
Аполлон Мухолов упал с подрамника, хорошо, на спину Акбару, который все так же едва приметно ухмылялся.
Гришка принялся таращиться по углам, но ничего, кроме предметов обихода, не разглядел.
"Аполлон их не видит, и я не вижу, - подумал Гришка. - Аполлон понятно: он теперь зловредным стал, ироничным. А я почему не вижу? Наверно, зрение у меня еще слабое".
ЧЕГО ЖЕ ТУТ ИНОСКАЗАТЕЛЬНОГО?
Когда дядя Федя и Гришка остались в избе одни, дядя Федя сел на табуретку напротив своей картины и принялся скрести бороду пятерней.
- Тяжелое, оказывается, дело - изобретательное искусство. Мозги у меня прямо кипят от творческих размышлений. Я столько красок извел, а яркости не добился... Но ничего, перейдем речку вброд.
- Вы в каком смысле говорите, в прямом или в иносказательном? спросил Гришка.
- Чего же тут иносказательного? Всякое дело - жизнь. Иначе дело не дело и время тратить на него не нужно. А жизнь - река бурная. Некоторые физкультурники, конечно, вплавь метят. Но вплавь течением сносит. Нацелился в одно место, а выплыл где? То-то и оно... Некоторые хитроумные на лодочке норовят, да еще так, чтобы за них другие гребли. А вброд хоть и медленнее, зато все чувствуешь: и камни подводные, и ямы, и мели. И в полную силу ощущаешь течение струй.
- А как повалит? - спросил Гришка.
- Что ж, иногда и повалит. Дак ты вставай прытче и снова вперед. Красок мне, чувствую я, не хватит для новой картины, придется в Новгород ехать. Ты гулять пойдешь, к художнику-живописцу зайди. Пусть алой краски даст в долг для начала.
На высоком берегу реки Лиза стояла в красивой позе. Очень серьезная девушка в очках фотографировала ее на фоне заречной природы.
- Здесь, глядя на свой родной край, я мечтаю стать круглой отличницей, - говорила Лиза.
- А ты перейди речку вброд, - посоветовал ей Гришка.
Лиза ему ничего не ответила, но так выпятила губу, чтобы всем наблюдателям стало ясно, что она даже глядеть на него не желает.
Девушка в очках была корреспонденткой из Новгорода.
- Восхитительно, - сказала она и навела фотоаппарат на Гришку. Но Лиза загородила объектив своей головой с тремя бантами.
- Он нетипичный. К тому же нездешний. Здешние все хорошие... кроме Валерки.
КАК ВЫЛИТЫЙ
Художников дом был пустой и светлый, стены и печка расписаны темперой. Каждая комната имела свой мотив, как песенка. В комнате, где на диване лежал художник и размышлял, на стенах по белому фону нарисован золотой лес с золотыми плодами.
- Когда я совсем маленьким был, пожалуй, еще поменьше тебя, объяснил Гришке художник, - и когда меня в этой комнатушке спать укладывали, я всегда видел сны, которые казались мне золотыми. И теперь, когда мне хочется поразмышлять или вообразить нечто красивое, я всегда в этой комнате располагаюсь. Садись, я твой портрет рисовать начну.
Захар Петросович Мартиросян повел Гришку в другую комнату с большим окном, посадил на табуретку и принялся рисовать его прямо кистью на полотне. Гришка сидел, смотрел на картины. На одной была изображена ледяная погода, пронизанная изломанными солнечными лучами, такая яркая, как снежный блеск. На других картинах были нарисованы другие мотивы. Все яркие, но все с грустью. Или идет лошадь по трамвайным рельсам. Или попугай на морозе в клетке сидит, а люди, обнявшись, идут куда-то в тепло. Тревожно Гришке от таких картин.
Напротив Гришки портрет пожилого человека с таким спокойным лицом, словно этот человек дедушка, а у него на коленях внук, и у внука нет никаких болезней и никаких печалей, только здоровье и радостная жизнь.
