Кто не верит — пусть проверит - Гофмейстер Адольф (чтение книг txt) 📗
В этом самом высоком доме, на самом верхнем этаже он устроил себе самую роскошную квартиру. Когда дом достроили, он поднялся на электрическом лифте, который был самым быстрым лифтом в городе, на самый верхний этаж. Он поднялся бы еще выше, но выше уже было некуда. Выше был только воздух, облака и изредка пролетала какая-нибудь пташка. Воробей или чайка. Самый богатый человек подошел к самому большому окну самой большой квартиры на самом верхнем этаже самого высокого дома в Нью-Йорке и усмехнулся с самым самодовольным видом, на какой только был способен. Затем он посмотрел вниз на самый большой город Америки, бесчисленные трубы которого дымились под ним. Город был гораздо ниже его достоинства. И богач свысока посмотрел на него.
Обычно говорят — «посмотреть свысока», но это было с высоты сто пятого этажа, с самого верхнего этажа из всех этажей вообще, с самого «свысока», с какого в то время мог кто-либо на что-нибудь посмотреть.
— Но это какая-то новая сказка, дядя!
— Да. Это современная сказка. Настолько современная, насколько современна была квартира этого самого богатого человека на свете на самом верхнем этаже самого высокого дома в Нью-Йорке. Это была полностью механизированная квартира, обставленная по самой последней американской моде, летом прохладная и зимой теплая. В квартире была одна светонепроницаемая, другая звуконепроницаемая спальня. Один бассейн с пресной водой и второй — с соленой и три водонепроницаемые ванные комнаты.
— Почему три?
— Потому что двух для такого богатого человека слишком мало. У него было девять входов и девять выходов. И, хотя никакая опасность ему не угрожала, он имел два запасных выхода.
— Говори серьезно, папа! Ты превращаешь сказку в шутку!
— Вовсе нет. В этой сказке все правда, и эта правда смешна. Ну, и этот самый богатый человек на свете, что жил на самом верхнем этаже самого высокого дома в Нью-Йорке, имел в своем кабинете — кабинет вообще был ему не нужен, ведь этот человек был так богат, что никогда не работал, — телеграф, фонограф, кинематограф, проекционный фонарь, радиопередатчик, приемник, диктофон, граммофон, микрофон и телефон. Собственно, телефонов на столе было двадцать два, но, поскольку звонили все сразу, он вообще ни одну трубку не снимал. Да, чтобы не забыть: куда ни взглянешь, везде стояли телевизоры. Были в квартире также планетарий, дендрарий, террарий и солярий. Само собой разумеется, что были тут термометры, электрометры, барометры, гигрометры, манометры, шагомеры, газомеры — в общем, всего не перечтешь. В салонах находились: бар крепких напитков, пивная, винный погребок, увлажнитель для сигар, аквариумы, операционный зал, рентгеновский кабинет, кафе, зубоврачебная амбулатория, горное солнце, солнечные часы, каток, сцена, зрительный зал и танцплощадка. В кухне имелся комплект электрических холодильников, электрических и газовых плит, мешалок, пылесосов, стиральных и утиральных приборов и роботов. От сушилок, холодильников и пекарен, кондитерских, уксусных и дрожжевых складов маленькая железная дорога с вагонами вела прямо к залам перед столовой. В самом дальнем зале, где ради безопасности вообще не было дверей, стоял стальной несгораемый недоступный сейф с сигнализацией. Короче, Кнопка, эта квартира старого холостяка походила на клетку. Только библиотеки там не было.
— Почему?
— Она была ему не нужна. Он не читал. Теперь, когда вы знаете, как выглядела самая американская, самая механизированная квартира, вернемся к ее владельцу — самому богатому человеку на свете. Как я уже говорил, он стоял у окна и свысока смотрел на весь мир. Вдруг в комнату влетел секретарь с выпученными глазами и, не сознавая, что отрывает своего хозяина от созерцания лежащего под ним мира, не переводя дыхания и заикаясь выпалил ужасную весть.
— Какую?
— Какую? Ужасную! Представь себе, что другой старый господин, тоже страшно богатый, но все же не так страшно богатый, как этот самый богатый человек на свете, осмелился выстроить на другом конце города дом на десять этажей выше, чем был самый высокий дом в Нью-Йорке, который принадлежал самому богатому человеку на свете. И вышло так, что самый высокий дом в Нью-Йорке уже перестал быть самым высоким домом в Нью-Йорке и самым высоким стал теперь тот дом, который был на десять этажей выше самого высокого до этого дома в Нью-Йорке. Самый богатый человек на свете перестал смотреть свысока на мир и побледнел. Он тяжело опустился в самое мягкое кресло в своем кабинете, где никогда не работал, потому что был так богат, что мог не работать, и сказал: «Выстройте для меня в самое кратчайшее время дом на десять этажей выше того дома, который теперь на десять этажей выше дома, до сих пор бывшего самым высоким домом в Нью-Йорке, чтобы мой дом был опять самым высоким домом в Нью-Йорке». И так каждые два года самый богатый человек на свете строил новый дом, самый высокий в городе, потому что всегда находился кто-нибудь, кто наперекор ему строил дом хотя бы этажом выше, чем тот его последний самый высокий дом в Нью-Йорке. Каждые два года переселялся самый богатый человек на свете в новую самую роскошную квартиру на самом верхнем этаже самого высокого дома в Нью-Йорке, и, когда он впервые подходил к самому большому окну и начинал свысока смотреть на мир, прибегал запыхавшийся секретарь с известием, что кто-то позволил себе выстроить где-то на другой стороне города дом по крайней мере на этаж выше.
И вот возникла игра богатых, называемая «самый высокий», и город рос в высоту, становился все выше, выше, так что богатые жильцы самых высоких этажей утратили всякую связь с более бедными жильцами нижних этажей; и каждый, кто жил наверху, уже не знал, что делается внизу, потому что между ним и тротуарами улиц простирались туманы и тучи. Эти дома стали называться небоскребами. И вот однажды, когда самый богатый человек на свете переселился в самый новый и самый высокий дом в Нью-Йорке и подошел к самому большому окну, произошла необыкновенная вещь. Его секретарь не прибежал запыхавшись, потому что в этот день никто не выстроил небоскреба на десять или даже на один этаж выше. Самый богатый человек на свете был сам не свой, он не знал, что ему сегодня делать, и решил пойти прогуляться. Он спустился на самом скором лифте со своего сто шестьдесят пятого этажа, вышел из дома и направился через улицу в Центральный парк кормить голубей. Он шел пешком, потому что считал себя демократом. Было так чудесно! Непрерывный поток машин, фырча, несся по асфальту. Воздух благоухал бензином, резиной и дегтем. «Нет ничего лучше прогулки на лоне природы!» — сказал себе самый богатый человек на свете. Ему приходилось быть в одиночестве, потому что самому богатому человеку на свете, который не имеет себе равных по богатству, не с кем было встречаться, и, если ему хотелось с кем-нибудь поговорить, он должен был разговаривать сам с собой.
Освеженный, он вернулся в свой самый высокий дом на свете и нажал кнопку самого быстрого лифта. Никакого результата. Дверь лифта не открывалась. Молчание. Он пошел к другому лифту. То же самое. И двери следующих лифтов и двери шестьдесят шестого лифта — столько лифтов было в этом самом высоком доме — не открывались. «Что происходит?» — растерянно спросил он привратника. «Служащие лифтов бастуют, господин. Все лифты в городе бездействуют». — «А как я попаду в свою квартиру на самом верхнем этаже?» — «По лестнице, пешком», — ответил привратник и пошел по своим делам. Самый богатый человек на свете был уже не молод. Пожилой, с пороком сердца, глуховатый, он страдал одышкой, у него было плохое пищеварение и подагра. Он вышел на улицу и посмотрел вверх, туда, где в облаках скрылся самый верхний этаж самого высокого дома. Всюду на улицах толпились люди и с завистью и тоской смотрели на окна своих квартир, находившихся где-то высоко в небоскребах. И чем богаче был человек, тем безнадежнее смотрел он вверх, потому что тем выше он жил. Люди не могли попасть домой в свои квартиры, служащие — в канцелярии, продавцы — в магазины, почтальоны не могли доставить почту, торговые агенты были лишены возможности предлагать пылесосы, врачи не могли попасть к больным, больные — к врачам. Никто не мог ничего ни купить, ни продать, ничего устроить, потому что лифты упрямо стояли и не поднимались. Хуже всего пришлось тем людям, которые забыли деньги дома и теперь бродили тут с детьми, и у них от голода сосало под ложечкой, и тем, у которых были назначены важные заседания, деловые встречи, свидания, свадьбы и совещания. Даже на собрания нельзя было поехать, потому что лифты упрямо стояли и не поднимались. Словом, все население города, если оно не застряло в своих квартирах, стояло перед домами. Улицы были полны людей.
