Наши собственные - Карнаухова Ирина (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
Сияющая "ярче солнца" кастрюля полна жиденькой горошницы - была она на завтрак, будет и на ужин. Но не стоит перечить расходившейся старушке.
Анна Матвеевна оставляет кухню лишь после того, как она приведена в образцовый порядок. Излучают сияние алюминиевые кастрюли. Пылают медные котлы. Привинчена к столу мясорубка. И девочкам начинает казаться, что вот-вот над котлами взовьется вкусный пар, из духовки потянет теплым запахом пирогов, и мясорубка бешено завертит ручкой, выпуская мясной фарш.
Но чудо не совершается - в кастрюле та же горошница.
Анна Матвеевна продолжает обход дома, несмотря на то, что солнце клонится к закату. Лиля и Таня сопровождают ее, как верные адъютанты, и бросаются исполнять каждое ее приказание, хотя не смотрят друг на Друга.
Анна Матвеевна уже не бушует, но она сурова: все не так! Койки заправлены плохо. Подушки не взбиты. На шкафах - пыль. На подоконниках пыль, на табуретках - пыль... Девочки стараются изо всех сил, и вот уже одна переставила кресла, другая поправила картину, малышки принесли букеты, и комнаты вдруг снова приобрели тот нарядный вид, который легким движением придает им любящая рука.
Анна Матвеевна искоса поглядывает на девочек: "Довольны... улыбаются... советуются... Ну, пронесло, прости господи".
Таня смотрит на себя в зеркало и смеется:
- Ну и чумичка!
- Ничего, вымоешься и чистый сарафан наденешь,- говорит дружелюбно Лиля.- Хочешь, я тебе дам? У меня есть ненадеванный.
- С удовольствием,- соглашается Таня.
Анна Матвеевна удовлетворенно улыбается.
* * *
Во время шествия по дому Лиля увидела, что дверь в комнату Геры приоткрыта. Она заглянула в щелку. Койка не заправлена, пол грязный, на столе - немытая тарелка. Лиля подошла к Анне Матвеевне.
- Анна Матвеевна,- сказала она,- а у Геры в комнате давно не прибрано. Его сейчас нет, надо привести комнату в порядок.
- Ну что ж,- сказала Анна Матвеевна,- надо так надо. Метелка вон там в углу. А совок в кухне за дверью.
Анна Матвеевна повернулась, чтобы идти дальше дозором, но Лиля подала ей метелку и совок.
- Пожалуйста, Анна Матвеевна.
- Спасибо,- сказала старушка растерянно и пошла в комнату Геры.
Анна Матвеевна мела и вытирала пыль, а Лиля стояла на пороге. И только она заметила, как Тишка забрался в комнату, как он залез под кровать и мягкой лапой выкатил оттуда что-то блестящее к самым ногам Лили.
Девочка нагнулась и подняла стреляную ружейную гильзу. Она лежала на узкой розовой ладони и пахла металлом, порохом, дымком и героизмом...
Лиля искоса взглянула на Анну Матвеевну и тихонько опустила гильзу в карман.
Анна Матвеевна ничего не заметила, она в это время энергично стирала какие-то грязные следы на подоконнике. Стерла, захлопнула окно, опустила шпингалет.
- Теперь порядок, можете быть свободными,- важно сказала она притихшим и усталым девочкам. Уходя, Лиля бросила пристальный взгляд на блестящий оконный шпингалет.
* * *
На рассвете разразилась гроза. Та неистовая летняя гроза, когда иссиня-черная туча надутым парусом грозно наползает на небо и вдруг лопается с треском, обрушивает на приумолкший лес звенящие молнии, водопады хлещущих струй, и треск, и гром, и ветер...
Деревья, только что замершие в боязливом ожидании, приходят в неистовое движение. Гнутся березы, рассекая воздух зелеными прядями ветвей, беспомощно машут рукавами ели, гудят дубы и трещат могучими ветвями. Сосны раскачивают пушистые головы, и стройные стволы их звенят, как струны.
А дождь сечет весь лес, всю землю, весь мир холодными острыми бичами.
В доме спят.
Спит уставшая Анна Матвеевна, спят ребята, Василий Игнатьевич, котенок Тишка и оса на окне, залетевшая вечером в комнату.
В доме - надежная крыша, в порядке громоотвод, крепко заперты двери, и ключи у завхоза под подушкой, можно не бояться грозы. Даже окна и те все закрыты на блестящие шпингалеты... Все, все...
Лиля не спит. Всматривается в окно, на которое обрушивается дождь и ветер, вздрагивает, ослепленная молнией, и прислушивается. Трудно различить что-нибудь в этом вое и треске, грохоте и гуле. Но она все же слышит тот самый звук, который она ожидала: кто-то пробует открыть соседнее окно.
Лиля пытается найти тапочки, но они, как всегда, заползли глубоко под кровать, и, накинув халатик, затаив дыхание, она босая выходит из спальни. Надо пройти через столовую, повернуть направо... Тише, тише...Чтобы не скрипнула половица! Тише, тише, чтобы не запищала дверь! Еле ступая, чуть дыша, Лиля входит в каморку Геры, подкрадывается к окну и приникает к стеклу. Конечно, это он. Мокрый с ног до головы, захлебывающийся дождем, прячущий голову от порывов ветра.
Лиля медленно поднимает шпингалеты и распахивает окно.
- Ты? - спрашивает Гера удивленно, берясь левой рукой за подоконник.Почему ты здесь?
- Так,- спокойно отвечает Лиля. Она дрожит; ей холодно в легком халатике, а Гера почему-то медлит и не забирается в комнату. Вот он подтянулся раз-другой...
- Не могу,- говорит он вдруг, сжав зубы,- помоги мне.
И Лиля, перегнувшись наружу, сразу залитая дождем, ослепленная ветром, подхватывает его и помогает Гере перевалиться через высокий подоконник.
Рассвет разгорается, и в свете слабенького солнца Гера стоит перед Лилей бледный, взъерошенный, с красной ссадиной через всю щеку; губы его дрожат, вода стекает с него ручьями.
- Сейчас же,- сказал он хрипло,- разбуди Василия Игнатьевича, тетю Аню, Таню, ну и... Юру, пожалуй,- слышишь? Сейчас же!
- Слышу,- ответила Лиля и повернулась к двери,- только опусти шпингалет.
14. Василию Игнатьевичу пришлось понять
Василий Игнатьевич первый вошел в комнату. За ним, зябко поеживаясь, спешили Анна Матвеевна и Таня. Юра никак не мог окончательно проснуться. Увидев Геру, Анна Матвеевна и Таня бросились к нему.
- Что с тобой, Гера? Что с тобой? Почему ты такой мокрый? Где ты был?
- А-а, это потом... Сейчас вот... Я достал... Прочесть надо.
Гера протянул Тане какой-то конверт из плотной желтоватой бумаги.
Рыжая полоса пересекала конверт, и сломанная сургучная печать осыпалась с него на пол.
Осторожно Таня взяла конверт, повертела в руках:
- Это по-немецки, Гера, я не умею.
- Дай-ка,- сказал Юматик. Он вынул из конверта письмо с незнакомым и странным грифом, с ползучим жутким пауком свастики и попытался прочесть.
- Гегейм бефель... Что такое "бефель"? - спросил он беспомощно.
- Это непременно, непременно нужно прочесть...- бормотал Гера, закрывая глаза.
- Неужели никто не может? - в отчаянии спросила Таня.
Анна Матвеевна и Василий Игнатьевич только молча с ужасом смотрели на бумагу, как будто бы чувствовали, что она несет с собой горе и кровь.
- Позовите Лилю...- хрипло сказал Гера, все больше бледнея.- Куда она делась?
Лиля быстро пришла на зов. Взяла бумагу, взглянула на нее раз, другой, оглядела всех - испуганных стариков, взволнованную Таню, недоумевающего Юматика, задержалась взглядом на Гере и тихо проронила Юре:
- Последи, чтобы никто не вошел в комнату. Читать сразу в переводе? спросила она спокойным, как всегда, голосом.
Никто ей даже не ответил.
- "Приказываю всем военным чинам вверенной мне армии: первое стрелять в каждого русского, приблизившегося к... местонахождению...- Нет.К расположению германской воинской части ближе чем на пятнадцать шагов, независимо от того мужчина это, женщина или ребенок..."
- Что? - спросила, не понимая, Таня.
- "...женщина или ребенок".
- Господи, что же это такое?..- прошептала Анна Матвеевна, силясь унять дрожь в руках.
- "Выспрашивать...- то есть нет,- выведывать у населения всеми доступными средствами... о местопребывании и семьях... большевиков, комсомольцев и евреев и ферванден"...- ах, да...- применять при этом подкуп, унд если нотвендиг, не останавливаться ни перед какими методами физического воздействия... Терроризировать население, не подчиняющееся приказам германского командования, массовыми... тодесуртайль... смертными приговорами".
