Инженеры - Гарин-Михайловский Николай Георгиевич (чтение книг TXT) 📗
Из опасения, чтобы не было погони, ехали без остановки. Когда подъехали наконец на рассвете к станции, все та же пара прекрасных лошадей, когда-то гордость Неручева, дрожала от утомления, и кучер Петр с грустью говорил:
- Пропали кони, загнали коней.
Поезд, с которым ждали Неручеву с детьми, приходит в шесть часов.
Выехали встречать Зину все.
Ее увидали уж в окошко, и Маня, Аня и Сережа побежали с криком:
- Зина, Зина!
Красивое, суровое лицо Зины смеялось; она улыбалась и кивала головой.
Когда остановился поезд и появилась Зина и детки с бонной и няней, на них накинулись и стали целовать сразу по два - один в одну щеку, другой в другую.
Пока старший шестилетний мальчик радостно подставлял свои щечки, младший трехлетний Ло, кличку которого дал ему его старший брат, не обнаруживал никакой радости, начал огорченно и озабоченно рассказывать Мане о своих невзгодах.
Маня завизжала от восторга, вслушивалась в его воркотню и только отмахивалась от остальных, крича:
- Постойте, постойте!
Мальчик удивительно чисто и гладко, совершенно ровным и как падающая дробь голоском рассказывал, как он себе ехал и никого не трогал, и как тем не менее к нему приставали и один пузатый и один лохматый, и одна женщина его поцеловала.
- И у нее губы были толстые и мокрые, и она замочила мне лоб, и теперь у меня лоб мокрый! - Ло, с чудными черными глазенками, тип малоросса, снял свою шляпу и, окруженный восторженными лицами своих тетей и дядей и близких, усердно тер ручонкой свой лоб.
- Ах, ты мой бедненький, ах, мой миленький, - умирала над ним Маня, в то время как Зина, пренебрежительно махнув рукой, сказала:
- Вот уж немазаная арба - вечные жалобы, и все виноваты!
Их сестра, двухлетняя Маруся, маленькая красавица с остановившимися сияющими глазенками, восторженно смотрела на всех, на Ло, няню, бонну, мать.
- Дядя Тёма, а помнишь, в прошлом году ты обещал мне...
- Май! - возмущенно перебила его мать.
- Помню, помню! - отвечал Карташев, - и вот что: я с тобой сейчас же и пойду прямо к игрушкам.
- Ну, ради бога! - взмолилась было Зина.
Но Карташев настоял. Ло тоже пожелал с ними ехать. Ло Карташев посадил к себе на колени. Май сел рядом, и они поехали.
Их не ждали и пообедали без них.
Наконец появились и они, нагруженные игрушками.
Май, не снимая шапки, присел на стул, скучающими глазами обвел комнату и спросил:
- А теперича куда?
- Что куда, голубчик? - наклонилась к нему Маня.
- Куда опять поедем?
Все рассмеялись, а Зина говорила:
- Ведь мы все время из имения в имение, с железной дороги в экипаж, из экипажа на железную дорогу - совсем разбештались.
- Теперича, голубчик, никуда больше, теперича вы кушать будете! объяснила ему Маня.
Май ел с аппетитом, широко раскрывая рот и громко чавкая, и в это время его раскошенные слегка глазки закрывались нежными, почти прозрачными веками, и во всем лице, во всей фигурке чувствовалось что-то беспомощное, слабое.
Аглаида Васильевна сидела над ним, гладила его тонкие, как шелковинки, каштановые волосы и приговаривала:
- Голубчик мой, шутка сказать, два воспаления мозга перенести.
- А дифтерит еще, баба! - напомнил Май.
- Да, да, и дифтерит.
Ло сидел, сдвинув черные брови, и в упор куда-то смотрел острыми глазенками.
Маруся переходила с рук на руки, с восторгом принималась опять и опять целоваться и радостно, неподвижно смотрела на всякого нового, кто брал ее.
- Солнышко! - говорил Сережа. - Будь и всегда такой: грей, свети, кружи головы. Бог даст, и я еще поухаживаю за тобой. А тот, - он показывал на своего брата, - тот уж нет, тот и теперь старый. Плюнь на него и разотри. Вот так, - Сережа плевал, и Маня, нагнувшись, тоже плевала.
- А теперь вот так ножкой разотри.
Ло слез, никем не замеченный, со стула к важно направился на террасу.
Маня первая схватилась его и бросилась за ним.
Ло уже успел в это время перелезть через ограду и расхаживал по плоской железной крыше подвального навеса. До земли было больше сажени, и каждое мгновение Ло мог полететь вниз.
Маня так и замерла, увидев это.
Она заговорила жалобно:
- Ло, миленький, иди назад.
Но Ло даже не ответил, делая вид, что не замечает ее.
Маня продолжала упрашивать его, а сама незаметно подвигалась к перилам. Но как только она хотела тоже перелезть на крышу, Ло встрепенулся и быстро побежал к противоположному краю крыши.
Совсем жалобно, замирая от ужаса, она быстро заговорила:
- Не полезу, не полезу, вот - даже отойду!
Она отошла и стала ломать голову, как уговорить упрямца возвратиться на балкон.
- Я к вам больше никогда не приеду, - начал сам Ло переговоры.
- А почему, голубчик? - робко спросила Маня.
- А потому, что вы никто со мной не хотите разговаривать, вы любите только Мая и Марусю, а меня не любите. Никто меня не любит, ни мама, ни вы, никто...
- Ой, голубчик, я тебя так люблю, так люблю!
- Нет, нет, не любишь, а я знаю одну песенку и умею играть ее.
- Сыграй же мне, мой миленький, дорогой.
Ло еще подумал и ответил безнадежным голосом:
- Нет!
- Ну, хотя отойди от края!
Ло еще подумал и, уставившись в свою тетю потухшими глазенками, ответил еще безнадежнее:
- Нет.
- Почему же все нет, золото мое?
- А зачем ты ко мне пристаешь все?
В это время на террасу вышел Сережа. Маня прошептала ему:
- Спаси его, я сейчас в обморок упаду.
Сережа с напускной суровостью накинулся на Маню:
- Зачем ты пристаешь к Ло? Зачем ты обижаешь его? Постой же, я сейчас выброшу тебя через перила!
И Карташев потащил Маню к перилам.
- Ло, голубчик, спаси меня! - закричала Маня.
Ло бросился, мгновенно перелез через перила и с отчаяньем ухватился за фалды Сережи.
- Ах, ты не хочешь, чтоб я ее бросил! Ну, бог с тобой - держи ее!
- Ах, он спас меня, спас! - обнимала и целовала Маня Ло. - Ты знаешь, Сережа, он знает новую песенку и умеет ее играть.
- Да не может быть!
- Он тебе не верит, сыграй ему!
Ло снисходительно усмехнулся и пошел в комнаты. За ним пошли Маня и Сережа.
Ло подошел к роялю, вскарабкался на стул, и, пока собирался, Маня уже успела шепотом рассказать, что было.
