Лето в Михалувке и Вильгельмувке - Корчак Януш (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗
А было это так.
Маленький Адамский, как известно, старший по полотенцам; он следит, чтобы на каждой кровати полотенце висело точно посредине спинки, и перед обедом выносит на веранду три полотенца — вытирать руки. Маленький Адамский заслужил, чтобы его уважали, ведь он «старший», а колонисты его уважать не хотят: то один, то другой нарочно возьмет да и повесит криво свое полотенце, чтобы посердить малыша и задать ему лишнюю работу, или не смоет как следует песок с рук и грязными руками хватается за полотенце.
— Никто меня не слушается! — жалуется маленький Адамский.
Однажды, чтобы завоевать уважение ребят, он рассказал им очень интересную историю: будто бы он был с отцом у фельдшера и видел, как там намыливали господам подбородки и потом брили их бритвой.
Старшие не поверили.
— Это ты все сам придумал, — говорили они, — и вовсе ты не был у фельдшера.
— Ей-богу, был.
— Ну, может, у фельдшера и был, но не видел, как там намыливали мылом подбородки.
— Нет, видел.
— Но уж бритвой-то их не брили!
Маленький Адамский уверял, что все, что он говорит, истинная правда, но мальчики ни за что не хотели верить, смеялись над ним и продолжали не слушаться, да еще дразнили его всей этой историей с фельдшером, мылом и бритвой.
И вот однажды после обеда маленький Адамский увидел, как Гешель Грозовский подошел к колодцу и напился воды. А пить воду из колодца запрещено.
— Вот погоди, я воспитателю скажу, что ты воду пил!
Маленький Адамский думал, что Гешель испугается, станет его просить, чтобы он никому не говорил, и после этого всегда будет его уважать. А если его будет уважать Грозовский, то уж, конечно, и все ребята станут слушаться.
Но Грозовский не только не стал его ни о чем просить, но еще принялся лупить холщовой шапкой, а старшего Адамского, который прибежал брату на помощь, опрокинул на землю и ушиб ему больной палец. У старшего Адамского палец завязан тряпочкой, он давно у него болит и никогда уж, наверное, не заживет.
Обо всем этом узнал прокурор и отдал Грозовского под суд, а суд вынес несправедливое решение: освободил виновного от наказания.
— Как вы могли вынести такое пристрастное решение? — допытывался удивленный прокурор.
— Потому что он наш товарищ, — ответили судьи.
— Вы могли не согласиться его судить, и тогда для этого выбрали бы других судей.
Наконец сам Грозовский потребовал, чтобы его дело пересмотрели и чтобы судили его те же самые судьи.
— Господа судьи, — начал прокурор свою длинную речь, — перед вами трудная задача. По вашему решению должен быть наказан человек, который пользуется вашим расположением. Но, может быть, вы и второй раз захотите его оправдать? Помните, что несправедливый приговор подрывает доверие к суду. Подумайте, что скажут те, кому придется потом предстать перед нечестными судьями. Они скажут: «Мы им не верим. Выходит, если у человека есть скрипка и он хорошо играет, то ему можно делать то, чего нельзя другим?» Напоминаю вам, что Грозовский два дня назад отнял у одного из ребят мячик, вчера насыпал за шиворот Шатковскому песку, а сегодня обидел братьев Адамских. Не они — я его обвиняю, и обвиняю по требованию самого Грозовского. Грозовскому неприятно, что вы пожертвовали для него своим добрым именем, неприятно, что его теперь все могут заподозрить в том, что он испугался наказания и сам попросил вас вынести оправдательный приговор. Вы сделали ошибку, и ваша задача — исправить эту ошибку. Еще раз повторяю: заслуженное наказание будет обвиняемому приятнее, чем несправедливое оправдание.
На этот раз приговор гласил: десять минут «карцера».
В доказательство того, что он не сердится, Грозовский обещал вечером дольше обычного играть на скрипке, а так как он сам осознал свою вину, отсидел присужденные ему десять минут заключения и не обиделся, то это был самый лучший его концерт в колонии.
Маленький Адамский примирился, наконец, с мыслью, что он слишком мал для того, чтобы его слушались старшие, и с той поры играет только с малышами, которым история о намыленных подбородках очень понравилась.
Маленький Адамский понял, что лучше пользоваться уважением среди равных, чем забираться слишком высоко и терпеть насмешки.
Глава двадцать вторая
Лучший в мире праздник и могущественная пряничная сила. — Турчанка рассказывает сказки. — Живые картины.
Ах, какой это будет праздник!
Такого праздника еще не было на свете! Он состоится через неделю — через шесть дней, теперь уже всего через пять — через четыре — три — уже послезавтра — завтра!
Беговая дорожка аккуратно посыпана песком. По обе стороны дорожки — голубые, красные и белые флаги.
На веранде — занавес из одеял, сделанный так искусно, что, если потянуть за шнурок, он раздвигается сам, как в настоящем театре.
Только бы дождь не пошел, только бы занавес не украли, только бы за ночь не исчез лес вместе с беговой дорожкой, только бы не случилось ничего, что может помешать празднику!
Но ничего не случилось. После первого завтрака — купание, после второго начался кросс.
Один воспитатель подает сигнал старта, другой стоит у финиша и отмечает, кто пришел первым.
Каждая четверка, прежде чем стартовать, потирает ладони, а некоторые даже плюют на руки, чтобы бежать быстрее.
После кросса — бег с завязанными глазами, самый смешной. Каждому хочется прийти первым и страшно: как бы не налететь на дерево.
Потом — бег с препятствиями. И наконец — перетягивание веревки. Десять мальчиков тянут вправо, десять — влево. Тянут так сильно, что, когда побежденные не могут больше удержать веревку и внезапно отпускают ее, победители летят со всего размаха на землю.
— Смотри, как я тянул! — И все показывают друг другу красные ладони со следами веревки.
Четыре победителя в беге бегут еще раз: тот, кто прибежит первым, будет королем, второй — королевой, третий и четвертый — пажами.
Жаль, что нельзя подсмотреть, как переодевается королевская чета: экономка завесила окно платком. Но уже известно, что даже у пажей будут короны, а король получит саблю и трубу господина Станислава и сможет трубить сколько захочет.
Перед верандой стоит трон необычайной красоты, разукрашенный одеялами и флагами.
— Ура!
Король ведет под руку королеву; на королеве красная в белую крапинку юбка и белая блузка, которую пожертвовала прачка. Пажи несут шлейф королевы. Золотые короны сверкают на солнце. Триумфальный марш открывает конница; вот тут-то генералу Корцажу, героическому защитнику крепости, и пришлось быть лошадью.
Воистину неисповедимы пути твои, Господи!
За конницей выступает пехота. Все салютуют королю; господин Герман выбивает барабанную дробь на ведре, оркестр играет вовсю — гремят крышки от кастрюль. Король в знак благодарности за оказанные ему почести трубит что есть сил, а потом приглашает всех на веранду, людей и лошадей. Туда же переносится трон, и господин Мечислав имеет честь выступить со своим представлением перед королевской четой и гостями.
Занавес поднимается.
В волшебном ящичке показываются и исчезают две карты; перерезанная ножом веревка срастается от прикосновения волшебной палочки; из волшебной рюмки исчезает красный шарик и оказывается за воротом у пажа. Но интереснее всего последний фокус.
Королева собственноручно кладет в деревянный ящик два медных гроша, и господин Мечислав произносит заклинание:
— Фокус-покус, черная сила, сменяй медь на серебро!
Но черная сила слишком слаба.
— Черная сила, возьми на помощь белую силу и сменяй медь на серебро!
Но черная и белая силы слишком слабы.
И зеленая, и красная, и синяя силы недостаточно могущественны, чтобы сделать такое чудо.
Наконец кому-то приходит в голову мысль вызвать пряничную силу
— Фокус-покус, возьми на помощь пряничную силу…
Два гроша исчезли, зато в ящичке появилась серебряная монетка — сорок грошей! Королева удивленно качает головой, король от восторга засунул палец в нос.
