Синие пташки-пикушки (рассказы) - Юровских Василий Иванович (бесплатные книги полный формат txt) 📗
- Что случилось? - встревожился Егор Иванович.
- Шишки, дедушка, шишки нашли!
- Шишки? - заволновался дед, хотел вскочить с лавки, но деревяшка была отстегнута и валялась на полу.
Больше нашего радовался Егор Иванович шишкам своего кедра.
- Всем по штуке! - молвил он и все повторял: - Спасибо, спасибо, робятки! Не думал я дожить до шишек, а вот дождался...
Дома я положил шишку в печь, как советовал дед, она подсохла и ощерилась чешуйками. Из-под каждой выглянули бурые орешки. Их мы поровну поделили между собой. Мама ахала и дивилась:
- На-ко, у нас в Юровке орехи растут! Ране-то на базаре и покупали их к праздникам, из Сибири их возили к нам.
А мы с Вовкой загадали: на будущую осень родится много шишек, можно будет сказать ребятам и угостить всех кедровыми орехами.
...Когда в колхозах начали молотить рожь, в Юровке впервые за войну появились грузовые машины.
Одну из них мы приметили на мосту через ручей возле сада. Почему она шла с Одины - непонятно. И нам еще издали стало не по себе. Неспроста она там остановилась.
- Васька! А если машина застряла на мостике, он же худой, по нему и на конях-то никто не ездит, - догадался дружок, и мы побежали под горку к саду.
В саду мы увидали мужика, он со всего плеча рубил топором не тополину, а ...кедр. И не успели мы рта открыть, как кедр зашумел вершиной и грохнулся на прясло.
Нет, нам не верилось, что среди белого дня кто-то может срубить кедр дедушки Егора, один кедр на всю Юровку!
Мы с дружком остолбенело глядели, как мужик быстро отрубил от кедра два коротыша и поволок их к машине на мостке. И был это не какой-то приезжий из города, а зять Никанора Глызенка. Только жил он теперь не в Юровке, а в райцентре. Заехал он на Одину к тестю, видно, со стороны соседней деревни Макарьевки, напировался, поди, досыта - вишь, шатается, еле на ногах стоит, вот и понесло его на худой мостик...
...Эх, скорей к дедушке Егору!..
Дед лежал хворый на лавке под полатями, но враз понял нас и сдернул со стены берданку-крымку, как он ее называл. Втроем и выскочили мы из ограды и заторопились к мостику. Да где там успеть... Машина взревела мотором и сорвалась с мостика на берег, а там и на дорогу.
- Паскуда... - прошептал дедушка, выронил берданку и с подломленным костылем упал на землю.
И нам с Вовкой впервые за всю войну стало страшно за дедушку, за наших отцов на фронте и за всю Юровку.
ЮРА АРТИСТ
Третий день морочит над желтыми лесами с той стороны, где идет война, и Нюрка с Кольшей торопятся сегодня посуху докопать бабушкину картошку. А мы с ней топим баню, что притулилась к пряслу огорода Ивана Яковлевича Юровских.
Сперва натаскали воды из колодца: бабушка на коромысле, а я двумя ведерками. Когда банная посуда - три кадки и бадья для щелока запростана, начинаем носить дрова.
- Васько, ототкни-ко дымоход! - наказывает бабушка и затапливает каменку.
Я лезу на полок и вытаскиваю прокопченную тряпичную затычку в стене над каменкой, куда вытягивает дым из бани.
Сейчас остается следить за жаром и вовремя греть воду раскаленными круглыми гирями. Их бабушка выхватывает из подтопка клюкой и кидает в кадки, оттуда гулко ударяет густой белый пар. Тут только успевай убираться за порог, иначе можно ошпарить лицо.
- Слышь, Лукия Григорьевна! - окликает бабушку из своего огорода сосед Иван Яковлевич. - Обожди, чо я те скажу: опять седни похоронка в сельсовет пришла.
- На кого?! - меняется лицом бабушка и роняет на траву ковшик, которым она вылавливает угли из бадьи со щелоком.
- Не пужайся, соседка, не на твоих сыновей и не на наших деревенских.
- А на кого боле-то?
- Председатель Александр Федорович сказал давеча - Юра Артист погиб. Помнишь, с кином ездил к нам года два?
Дедушка Иван подходит бороздой к бане и тяжело опирается грудью на прясло. Ему не на кого больше ждать похоронные: младший сын, пограничник Дмитрий, погиб в самом начале войны, а старший, тракторист Степан, убит прошлый год под Ленинградом.
- Уж и как не помнить! С Ваныной моим дружьями были, сколь разов ночевали у нас, сколь работы всякой переробил. Вон и баню с Ваныной заново перекатали... Неужто взаправду убило его?
- На войне, Лукия, взаправду убивают. Токо в кине понарошке-то...
- Пошто похоронку к нам прислали? Поди, Лизке Миколаюшкиных, с ней ить Юра похаживал, любили они друг дружку.
- В том и дело, что на сельсовет. Юра-то сиротой рос, никого у него из родни не осталось. А Юровка ему родной стала, вот он и оставил адрес на нас. Вишь как, горе нонче выходит у всех общее.
Бабушка прислонилась спиной к бане и закрыла лицо запоном, а дед Иван глядел себе под ноги и зачем-то отковыривал ногтем большого пальца присохшую полоску коры на березовой жердине. Я сунулся в баню, сел на пол напротив каменки и вовсе не от дыма тер кулаками мокрые глаза.
Дядя Юра... Неужели и он, как и наш дядя Андрей, никогда больше не будет живым, не привезет к нам кино, не придет ночевать к бабушке и не попарится в бане мягким веником... Кого-кого, а дядю Юру помнят и уважают в Юровке стар и млад. Вон бабушка поплакала и с дедом Иваном вспоминает его добром, как родного...
- Что и баять, Лукия, не мало памяти оставил Юра. Вот прясло у меня с твоего заулка повалилось, так он, слова не говоря, взял да и поставил перетыки. У Офимьи как-то квартировал - крышу дома перекрыл, куме Прасковье сено вывез. Солдатке Настюхе печь склал - век простоит и не задымит. У кого он токо ремеслу научился! Ить молодешенек, а на все был мастак.
- А кино, кино-то как показывал! Зря ли его артистом и назвали, вздохнула бабушка. - А уж веселый да обходительный какой был! Худого слова девки не слыхивали от него, а парни при нем меж собой не дрались. Эвон сколько ломов извели на ети... как их называли-то?
- Турники?
- Турники, турники.
- А в клубе хоть бы раз кто при нем ругнулся. На что уж поганый язык у хромого Ивана Павловича, однако боялся рот раскрыть при киномеханике, продолжал дед Иван. - Даже макарьевцы и те не хулиганили.
Я подкинул поленья в каменку, сложенную когда-то дядей Юрой, и тоже вспомнил о нем.
Раньше, до него, возил немое кино хмурый сухощавый парень, и не только ребятишки, а и многие взрослые смотрели лишь картинки на белом полотне экрана. Грамотные, даже учителя семилетней школы, и то не всегда успевали прочитать, о чем говорят в кинокартине. В зале слышались крики и шепотки, а после кино все долго еще расспрашивали друг друга - о чем все-таки было кино?
До Юры безбилетников, нашего брата, и близко не допускали до дверей клуба. Ежели кому удавалось незаметно нырнуть в зал, то завклубом, однорукий Михаил Грачев - руку ему отняли в больнице после несчастья на тракторе, - вылавливал "зайцев" из-под скамеек и зло выгонял на улицу. Однажды и я получил чугунный пинок ниже поясницы, и у меня пропала всякая охота скрытно проникать в кино.
Весной того года, как началась война, вместо неразговорчивого киномеханика привез кино коренастый парень в кожаном шлеме летчика. Мы с ребятами отирались возле клуба и сразу отметили, как он здорово похож на летчика Валерия Чкалова. Может, родня или на самом деле летчик?
Вначале он не заметил нас: занес в клуб аппарат, динамо и железные банки с частями кино. И только потом весело махнул нам шлемом:
- Эй, хлопцы, айда сюда!
- На что? - отозвался за всех Витька Паршуков, сын командира-пограничника.
- Не на что, а зачем. Нечего лодырничать. Ать-два и развесить по селу оповещения о кино! Понятно? - скомандовал он, и кто побойчее, тем и достались листы бумаги с названием кино, числом и часами показа его в клубе.
Если мой крестный дядя Ваня успевал до кино вернуться с поля, он брал меня с собой и покупал билеты на двоих. Тогда, как и все юровчане, я и узнал, кто такой новый киномеханик, и почему его у нас окрестили артистом, и почему все стали наперебой зазывать к себе на квартиру.
