Последние халдеи - Пантелеев Леонид (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗

Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л)

Последние халдеи

Алексей Иванович Пантелеев

(Л.Пантелеев)

Последние халдеи

Цикл "Шкидские рассказы"

ЧТО ТАКОЕ "ХАЛДЕЙ"?

Эти очерки о "халдеях" написаны вскоре после выхода в свет "Республики Шкид". В то время автор мог и не объяснять читателю, что такое "халдей" и с чем его кушают. Человек, который учился в советской школе в первые годы революции, хорошо запомнил эту жалкую, иногда комичную, а иногда и отвратительную фигуру учителя-шарлатана, учителя-проходимца, учителя-неудачника и горемыки... Именно этот тип получил у нас в Шкиде (да, кажется, и не только у нас) стародавнее бурсацкое прозвище халдей.

А нынешнее поколение читателей знает, вероятно, куда больше о мамонтах или о бронтозаврах, чем о халдеях.

В современной советской школе халдеев нет. Есть неважные педагоги, есть очень плохие, но настоящего, чистокровного халдея я не встречал уже очень давно.

Подлинные халдеи сошли со сцены истории лет сорок назад, и, пожалуй, их последняя, их лебединая песня прозвучала как раз в республике Шкид, в той самой школе для беспризорных, которая дала мне путевку в жизнь и воспеть которую мне уже некоторым образом привелось.

Халдеи - совсем особая порода учителей. За несколько лет существования Шкидской республики их перебывало у нас свыше шестидесяти человек. Тут были и церковные певчие, и гувернантки, и зубные врачи, и бывшие офицеры, и бывшие учителя гимназии, и министерские чиновники... Не было среди них только педагогов.

Это люди, которых работать в детский дом гнали голод и безработица. Особенно яркие монстры запомнились мне. О них я и рассказал в этих беглых заметках. Пусть поживут они на страницах этой книги, как живет в музее чучело мамонта или скелет ихтиозавра.

БАНЩИЦА

Ребята нашего класса славились многими качествами. Были среди нас великие бузотеры, были певцы, балалаечники и плясуны. Многие хорошо и даже замечательно играли в шахматы, многие увлекались математикой и техникой, но больше всего в нашем четвертом отделении было поэтов.

Уж не знаю почему и отчего, но "писателем" становился каждый, кто попадал в наш класс. Одни писали стихи, другие - рассказы, а некоторые сочиняли романы побольше, чем "Война и мир" или "Три мушкетера".

Писали все: и те, кто увлекался математикой, и те, кто играл в шахматы, и плясуны, и балалаечники, и самые тихонькие гогочки, и самые отчаянные бузовики и головорезы.

Мы много читали, любили хорошую книгу и русский язык.

Но вот с преподавателями русского языка нам не везло.

Целую зиму, весну и лето "родного языка" совершенно не было в расписании наших уроков. Викниксор, наш заведующий, ежедневно почти ездил в отдел народного образования, высматривал там разных людей и людишек и все не мог отыскать подходящего. Печальный, он возвращался домой, в школу, и сообщал нам, что "сегодня еще нет, но завтра, быть может, и будет". Обещали, дескать, прислать хорошего преподавателя.

Это "завтра" наступило лишь осенью, в августе месяце.

Однажды открылась классная дверь и вошла огромного роста женщина в старомодном шелковом платье с маленькими эмалевыми часиками на груди. Лицо у нее было широкое, красное, нос толстый, а прическа какая-то необыкновенная, вроде башни.

- Здравствуйте, дети! - сказала она басом.

- Здравствуйте, - ответили мы хором и чуть не расхохотались, потому что в Шкиде никто никогда не называл нас "дети".

- Я буду преподавать у вас русский язык, - сказала она.

- Замечательно, - ответили мы.

- Сядьте, - сказала женщина.

Мы сели. Халдейка походила по классу и раскрыла какую-то книгу.

- Читайте по очереди.

Она положила раскрытую книгу на парту перед Воробьем и сказала:

- Читай ты.

Воробей выразительно прочел:

- "Стрекоза и Муравей", басня Крылова.

- Фу ты! - воскликнул Японец. Мы тоже зафыркали и недоумевающе переглянулись. Мы ожидали, что нам покажут что-нибудь более интересное. "Стрекозу и Муравья" мы зубрили наизусть еще три-четыре года назад.

Воробей стал читать:

Попрыгунья-стрекоза

Лето красное пропела,

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза.

- Дальше, - сказала преподавательница и передвинула книгу.

Теперь запищал Мамочка:

Помертвело чисто поле,

Нет уж дней тех светлых боле,

Как под каждым ей листком

Был готов и стол и дом.

- Дальше, - сказала халдейка.

Хрестоматия переходила с парты на парту. Мы читали один за другим нравоучительную историю стрекозы, которая прыгала, прыгала и допрыгалась.

Мы читали покорно и выразительно; лишь Японец, когда очередь дошла до него, заартачился.

- Да что это?! - воскликнул он. - Что мы - маленькие, приготовишки какие-нибудь?

- А что? - покраснела халдейка. - Вы это знаете?

Она посопела своим толстым носом и перелистнула страницу.

- Читайте.

Растворил я окно, стало грустно невмочь,

Опустился пред ним на колени...

- Читать мы умеем, - сказал Японец. - И даже писать умеем. Вы нас, пожалуйста, с литературой познакомьте.

- "Растворил я окно" - тоже литература, - сказала халдейка.

- Плохая, - сказал Японец.

- Ты меня не учи, я не маленькая, - сказала великанша, вспыхнув как девочка.

- Вы нам о новейших течениях в литературе расскажите! - воскликнул Японец. - Вот что!

- Не смей выражаться! - закричала халдейка.

- Как "выражаться"? - испугался Японец.

- Ты выразился, - ответила халдейка.

- Ребята! - воскликнул Японец. - Я выразился?

- Определенно нет!

- Нет! - закричали мы.

- Не выразился!..

- Выразился, выразился! - в гневе закричала страшная женщина. - Что это такое значит "течения"? Объясни, пожалуйста.

- Фу ты! - сказал Японец.

- Читайте, - сказала халдейка.

Купец забасил:

И в лицо мне дохнула весенняя ночь

Благовонным дыханьем сирени.

- Фу ты, - повторил Японец. - Ну расскажите нам про Маяковского, Федина, Блока...

- Не говори гадостей! - закричала мегера.

- Гадостей?!

- Да, да, гадостей. Что значит "блок"? Я не обязана знать вашего дурацкого воровского языка.

Японец встал, медленно подошел к двери и, отворив ее, прокричал:

- Вон!

Халдейка выпучила глаза. Мы нежно, любовно смотрели на Японца. Это было так на него похоже. Он весь горел в своем антихалдейском гневе.

- Вон! - закричал Японец. - Вам место в бане, а не в советской школе. Вы - банщица, а не педагог.

Великанша встала и величественно пошла к дверям. В дверях она обернулась и почти без злобы, надменно проговорила:

- Увидим, кто из нас банщица.

Не увидели. Исчезла. Растворилась, как дым от фугасной бомбы.

ГОСПОДИН АКАДЕМИК

И опять мы остались без русского языка. И снова мы одолевали Викниксора мольбами найти нам преподавателя.

Викниксор ворчал.

- Найдешь вам, - говорил он. - Ведь вы лучшего преподавателя, вы академика, мирового ученого в могилу вгоните.

- Не вгоним, - обещали мы. - Честное слово, не вгоним.

Мы обещали, что будем сидеть на уроках русского языка, как самые благонравные институтки, мы обещали никогда не бузить, не ругаться и не смеяться над новым преподавателем, даже если он окажется каким-нибудь необыкновенно смешным, даже если у него будет два носа, или хвост, или овечьи рога.

Ради русского языка и русской литературы мы готовы были идти на любые жертвы.

Викниксор поворчал, поворчал, но смилостивился, поискал и нашел нам преподавателя.

Это был очень хороший, знающий свое дело педагог. Степенный, седенький, в золотых очках, он и правда был похож на академика. Так - Академиком - мы его и прозвали. Он пробыл у нас полтора или два месяца и за это короткое время успел прочитать курс русской литературы восемнадцатого, девятнадцатого и начала двадцатого века. Мы радовались этой удачной находке, мы стойко держали слово, данное Викниксору, и вели себя на уроках Академика так, что нам и в самом деле могли позавидовать самые скромные институтки.