Крылатый камень - Казанцев Сергей Иванович (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
А уральский боксит еще не скоро стал крылатым. В 1931 году открыл его молодой в ту пору геолог Николай Акимович Каржавин. Причем открытие свое он сделал… в музее. Тот музей называют еще «каменной библиотекой». Собрал ее ученый-геолог Евграф Степанович Федоров — много лет собирал. Приехал Федоров на Северный Урал, на Турьинские медные рудники, в конце прошлого века. Говорят, не по своей воле попал он в тогдашние ссыльные места. В студенческие годы занимался будущий академик революционным делом…
Николай Каржавин искал на Урале огнеупорную глину, очень нужную металлургическим заводам. Кирпичами из этой глины выкладывали изнутри печи, в которых плавился металл. Нашел Каржавин такую глину. И вместе с ней обнаружил красный глинозём. Его и раньше замечали геологи, но считали пустой породой. Ну, может, не совсем пустой — проявлялись в красном глинозёме следы железа. Но настолько слабые, что добывать железо из такой руды не стали. Алюминий же никто и не искал в этой глине. Даже не думали тогда, что на Урале могут оказаться алюминиевые руды. Боксит, считали, залегает далеко на юге, в прокаленных солнцем степях Казахстана, Монголии…
А Каржавин решил, что именно здесь, в окаменевшей глине, спрятаны серебристые крылья. В «каменной библиотеке» академика Федорова он «перелистал» 114 тысяч образцов, внимательно изучил 50 тысяч. Выбрал несколько красноцветов и послал их в лабораторию на химический анализ. Из четырнадцати семь оказались бокситами высшей марки! Зная, откуда взяты каждый из этих семи образцов, Каржавин нанес на карту Северного Урала несколько предполагаемых бокситовых месторождений. Его предвидение точно подтвердилось!
Первое месторождение, с которого начался наш рудник, открыл сам Каржавин. И назвал его — «Красная Шапочка». Вот как это получилось.
Шел однажды геолог с лесником Ожеговым через сосновый бор. Невдалеке от того места, где сливаются речки Колонга и Вагран, лесник махнул рукой, подзывая. Каржавин подошел и увидел старинную шахту. Она уже обрушилась, но рядом сохранился аккуратный штабель из кусков обожженных руд. Больше ста лет назад кто-то пытался выплавлять из них железо… В штабеле Каржавин заметил красные каменные шары — это был боксит. «Ишь ты! — улыбнулся геолог. — Вон какие… красные шапочки…» Вспомнилась вдруг старая-старая сказка… И он написал на карте; «Красная Шапочка».
Кстати, он же первый назвал в геологических отчетах бокситовый бассейн Североуральским. Позже это название дало имя городу Североуральску. Так что Каржавин не только месторождению приходится крестным отцом, но и целому городу.
— А в городе есть улица имени Каржавина! — не утерпел, выскочил Шурка.
— Да, хотя Николай Акимович не дожил до наших дней, имя его живет и славится. Он — почетный гражданин Североуральска.
— Надо было его именем весь рудник назвать! — снова сунулся Шурка.
— А что? Можно! — поддержал его Антон. — Это было бы руднику как награда. Ведь заслужил!
— Заслужил! — с гордостью подтвердил геолог. — Наш рудник награжден орденами Ленина и Трудового Красного Знамени. Это за долгий и добросовестный труд, а в первую очередь за то, что в годы Великой Отечественной войны Североуральский бокситовый тоже изо всех сил ковал Победу. Он дал Родине много крыльев. А сегодня дает еще больше — ведь вся современная реактивная авиация построена на дюрале. И космические корабли создаются с помощью сверхпрочных алюминиевых сплавов, по крепости не уступающих лучшей стали. Вот так, друзья, родившись из глины, алюминий совершил блистательный взлет от маленькой серебристой чаши, испугавшей римского императора, до огромных орбитальных станций и межпланетных аппаратов. Кстати, и предчувствие Тиберия сбылось: из алюминия штампуют монеты, вместо золота и серебра…
Сильный треск прервал рассказ главного геолога. Резкий порыв тяжелого, плотного ветра толкнул в спины, заставил обернуться. Каменная стена на повороте подземного хода широко зевнула, пробормотала невнятно: «Т-бум!» и выплюнула тучу серой пыли. Гулко посыпались камни. Красная Шапочка закричала. И эхо от ее голоса не поскакало испуганным зайчиком по длинному тоннелю, а уткнулось беспомощно в толстый завал, который накрепко запечатал выход из забоя…
А в это время…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Соперник электровоза
Электровоз встряхнуло. Звучно щелкнула автоматическая стрелка, перебросив рельсовые кончики направо, и стальная вереница вагонеток послушно потянулась в боковой штрек. На входе загорелся красный сигнал светофора: в штреке только один путь, а теперь он занят, другим нельзя заезжать.
Шуркин папа вел состав на погрузку. Словно светлячки, пролетали над головой лампы в жестяных абажурах, текли по сторонам выбеленные стены. Электровоз покачивался как лодка на легкой волне. Порожний состав шел с хорошей скоростью, колеса выстукивали веселую песенку.
Подкатили к нависающему с потолка коробчатому раструбу. Рядом с ним вела наверх металлическая лестница. Из люка над нею высунулась голова и закричала:
— Ба, да это, никак, сам Петрович! Привет партийному начальству! Подожди, Петрович, немножко, тут МоАЗ на подходе, разгрузим его, а потом уж и тебя засыплем по маковку!
Шуркин папа махнул голове рукой и включил рацию, установленную в кабине электровоза. Это была новинка. Обычные радиоволны не проникают сквозь каменистую толщу, а теперь на подземном транспорте установили высокочастотную связь, какая используется на космических спутниках. Космос уже много технических новшеств подарил Земле, испытав их на орбитальных высотах. И все чаще поглядывают на орбиту горняки: ведь не зря недра планеты называют геокосмосом — много трудностей есть одинаковых за облаками и под землей. Вот и появились уже у горноспасателей скафандры, как у космонавтов. Проектируются подземные роботы с дистанционным управлением, чтобы можно было послать их на такие участки, где человеку работать не менее опасно, чем в открытом космосе. Конструкторы горных машин, так же как и творцы космических аппаратов, бьются над тем, чтобы втиснуть в малые габариты как можно больше механизмов, научить одну и ту же машину выполнять несколько разных операций.
— Я — семнадцатый, — сказал Шуркин лапа в микрофон.
— Здравствуй, Михаил Петрович, — отозвался в рации голос диспетчера. — Ты почему снова в шахте, дорогой?
— Здравствуй еще раз, Тумрис Абдурахманович, — ответил Шуркин папа. — Мы с тобой вторую смену здороваемся. Я тут Федоркина заменяю.
— Опять пррогулял, парршивец! — возмущенно загрохотал динамик. — Ну, всё! Терпение наше лопается. Завтра же вызываем его на комиссию! — Диспетчер сбавил тон. — Ты где, Петрович?
— Я на нижнем горизонте, на загрузке. Ты вот что, жене моей позвони, передай, что я на вторую смену остался…
— Ага, поломал режим дня, теперь боишься! — засмеялся диспетчер. — Правильно! Нам бы твою Маргариту Васильевну в начальники шахты — никаких бы не стало проблем с трудовой дисциплиной! Ну ладно, позвоню. Загрузишься — сообщи, дам «зеленый». До связи, товарищ Черёмухин?
— До связи! — Михаил Петрович щелкнул переключателем. Посмотрел на часы, взглянул наверх и полез по ступенькам, сваренным из металлических прутков.
Наверху, на втором этаже горизонта, стоял приемный бункер, куда самосвалы системы МоАЗ (делал их Могилевский автозавод) ссыпали руду, привезенную из забоев и камер. Бункер был почти уже полон, можно бы и загружать состав, но рабочие, которые управляли погрузкой, поджидали еще один рудовоз; он уже где-то близко рычал за поворотом. Вот метнулись по стене лучи его сильных фар, загорелись два круглых оранжевых глаза в темном проеме. Страшный рык усилился, и из бокового хода выполз громыхающий дракон. Железный ящер почти десятиметровой длины волочил по земле огромное брюхо. Гигантские колеса торчали высоко, словно локти припавшего к земле четырехпалого чудовища. На шее у дракона сидел человек. Он дернул рычаг — и чудовищный рев затих, превратился в мурлыканье, словно укрощенный зверь ластился к своему повелителю.
