Два пистолета и хромой осел - Драганов Неделчо (читать книги без TXT) 📗
— Ох, вот бы его сейчас сюда…
— Ш-ш-ш, говори тихо…
Поблизости снова послышался французский говор. Я напряг слух, чтобы уловить, о чем говорят. Мы с детства вертелись около иностранных пароходов и знали по нескольку английских и французских слов, но сейчас я ничего не мог понять. Спрашиваю шепотом:
— Минчо, ты ведь знаешь немного французский?
— Ага… Знаю «мерси», «пардон», «бонжур»…
Я ущипнул себя, чтобы не расхохотаться. Даже мой четырехлетний братишка Петко знает эти слова.
Голоса у лодки затихли, и мы снова разговорились.
— Раз пароход французский, — сказал Минчо, — значит, нас отвезут в Париж.
— Париж ведь не на море. Наверное, бросят якорь в Марселе.
У нас дома была географическая карта мира, и я любил разглядывать ее. Знал наизусть все большие портовые города на Средиземном море. Я начал потихоньку называть их Минчо. Так незаметно бежало время, и мы даже забыли про голод. Не знаю, сколько его прошло, но вдруг мы услышали грохот цепей. Поднимали якорь! Отплываем! В темноте мы с Минчо обнялись и поцеловались — ничего подобного мы раньше не делали.
Но мы отплыли не сразу. Еще долго суетились моряки на палубе, что-то кричали (видно, команды на французском языке), и, когда корабль отошел от причала, солнце уже садилось. (Минчо посмотрел сквозь дырку в брезенте и сказал, что над Карабаиром облака розовые. Это всегда предвещало бурю).
Было уже совсем темно, когда корабль вышел из порта. Возле нас никого не было, и мы высунули головы из-под брезента. На берегу сияли огни города: с моря он казался необыкновенно большим и сказочно красивым. Мы смотрели на него, как на нечто незнакомое и уже бесконечно далекое, словно это не наш родной город со старыми улицами, по которым мы столько бродили. Навсегда ли мы оставляем его? Вернемся ли мы сюда? Мое сердце сжалось от тоски. И страшно стало. Куда я отправился? Что станет со мной? Я вспомнил о маме, которая сейчас в тревоге ищет меня; что будет с младшим братишкой Петко? Ах, я действительно плохой и неблагодарный мальчишка, как мне часто говорила мама. Я едва сдерживался, чтобы не разреветься в голос, стыдно было перед Минчо.
— Больше всего мне жаль моего конька Червенко… — услышал я его голос. Он тихонько всхлипывал.
— Все кончено, — ответил я и вытер слезы рукавом рубашки.
Каяться было поздно. До берега вплавь не добраться, ночью в море страшно. Даже если доплывем до берега, нас засмеют: испугались! Нет, идти на попятный нельзя!
— Минчо, не надо плакать, — попытался я ободрить и себя, и своего друга. — Мы же давно собирались отправиться в далекие страны. Только подумай, сколько интересного мы увидим. Потом будем рассказывать Велосипеду и Таско про наши приключения, так они лопнут от зависти. А Прою прямо помрет!
— Не только они, — оживился Минчо, — вся школа будет нам завидовать. Мы вернемся с целым вагоном слоновой кости и шкур леопардов и львов. Потому что я тебе скажу одну вещь: во Франции мы сядем на другой пароход и поплывем в Африку, где полно слонов, львов и крокодилов.
— Ага, обязательно поплывем в Африку, — загорелся и я. — Я слышал, что там даже дети ловят крокодилов. Берешь палочку, хорошо заостренную с обоих концов, входишь в реку и ждешь, когда покажется крокодил. Он приближается, раскрывает пасть, чтобы тебя проглотить, а ты смело втыкаешь палочку в пасть. Крокодил хочет сжать челюсти, чтобы откусить тебе руку, но натыкается на острия, и чем сильнее пытается сжать челюсти, тем глубже вонзается палка в его тело. Крокодил ревет от боли и застывает с разинутой пастью. Тогда ты привязываешь к палке веревку и тащишь его, как ягненка.
— А разве крокодилы ревут? — спросил Минчо.
Ревут ли крокодилы? Я не знал, что сказать. А Минчо настаивал:
— Ну говори, ревут?
— Это неважно, — раздраженно ответил я.
— Очень даже важно, — сказал он торжествующе. — Если ревут, их услышат и другие крокодилы, и тогда… Скажи, что тогда делать?
— Бежать.
— Ну вот еще, трусишка, бежать. Мы запасемся не одной, а множеством острых палок, понял?
Минчо был прав, но, чтобы он не подумал, что будет командиром в нашем путешествии (как вроде более сообразительный), я сразу же спросил:
— Одних палок мало нужно и кое-что другое.
— Что еще?
— А ты догадайся, ты же все знаешь!
— Ничего другого не нужно! — отрезал Минчо.
— Как же, не нужно! — на этот раз торжествовал я. — А как же мы вытащим на берег всех крокодилов? Одной веревкой? Мы возьмем целую связку каната, ну, того, ты знаешь, крученого, и, когда забьем палки в пасти десятку крокодилов, всех их свяжем и поведем за собой, как стадо овечек. Теперь понял?
Он не нашелся, что сказать мне. Теперь ясно — командир я!
Палуба была всё так же пуста. Наверное, моряки ужинали, потому что где-то звякали ножи и вилки и до нас долетал возбуждающий аромат жареного мяса.
— Любо, а крокодилов едят? — удивил меня Минчо своим вопросом.
— Не знаю… зачем тебе?
— Так… Они ведь тоже рыбы. Я бы сейчас запросто слопал целого крокодильчика, жаренного на решетке!
Раньше я об этом не думал, но в тот первый вечер на корабле, когда, скорчившись в лодке, мы умирали от голода, я не отказался бы и от жареного слона! Но раз уж я объявил себя командиром, надо было поддерживать дух и в себе, и в своем друге. Из приключенческих романов я знал, что командиры никогда не отчаиваются. И потому сказал:
— Только бы дотерпеть до утра! Завтра мы будем далеко от берега, и нас не смогут вернуть. И накормят досыта. А представь себе, что нас возьмут помощниками кока. Каждый день будем есть, сколько влезет.
Минчо молчал. Я подумал, что он уснул, но вскоре услышал, как он скребет ногтями по лодке. А потом он зачавкал.
— Ты что ешь, Минчо?
— Смолу, — ответил он. — Вот, нацарапал. На, возьми кусочек.
Как мы раньше не догадались! Ведь лодки смолят, чтобы они не пропускали воду.
Мы стали жевать смолу, и нам уже не так хотелось есть. В открытом море пароход стало слегка покачивать, словно он сам лежал в огромной лодке. Я стал засыпать…
Меня разбудило тихое рычание. Какой-то зверь проник в лодку. Ничего странного, если на пароходе держат львов или тигров и один из них сбежал из клетки. Я испуганно перелез в другой конец лодки и прислушался. Зверь не пошел за мной — он сидел где-то в темноте и тихонько рычал. Потом рычание вдруг прекратилось, и я услышал, как Минчо проговорил во сне: «Запросто могу съесть и двух жареных крокодильчиков». Завозился, зачмокал губами и затих. Через секунду я снова услышал тихое сердитое рычание. Вот смешно! Это просто храпел Минчо.
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА ДРУГОЙ ДЕНЬ
— Эй, алло!
Я вскочил. Сильный свет слепил мне глаза. Какой-то мальчишка в морской тельняшке махал нам рукой, чтобы мы вылезли из лодки. Еще сонные, но не соображая, где находимся, мы ступили босыми ногами на палубу, влажную от росы. Незнакомый мальчишка презрительно посмотрел на наши грязные, в ссадинах ноги; затем его взгляд скользнул по нашим залатанным коротким штанам и рубахам с оторванными пуговицами и, наконец, насмешливо уставился на наши головы, обросшие жесткими, как щетина, волосами, давно не знавшими ножниц. Сам же он был в длинных, как у взрослых, брюках, с блестящим красным ремнем, с золотой пряжкой.
— Э! — развел он руками, желая, видимо, спросить: «Эй, оборванцы, как вы попали на корабль?» Его новые ботинки блестели, как лакированные.
Мы молчали, засмотревшись на его красивую одежду. Мальчишка сделал нам знак следовать за ним и самоуверенно пошел вперед, не оборачиваясь. Страшно гордый мальчишка!
Откуда-то появились моряки и закричали что-то на своем языке. Один из них подошел поближе и сказал:
— Алло, Мишель, — и еще целый водопад французских слов. Все засмеялись, а Мишель только махнул рукой и продолжал гордо вышагивать. Мы шли за ним, словно арестанты. Стало мне обидно. Чего он, в самом деле, воображает? Но сейчас было не до драки. Живот ужасно болел от голода.
