Дагги-тиц - Крапивин Владислав Петрович (бесплатные серии книг TXT) 📗
Это „заразы“ само по себе уже являлось сопротивлением, вызовом и причиной для возмездия. Но была и другая причина.
– Ты, гнида! Еще спрашиваешь! – выплюнул Ящик из похожих на сосиски губ. – Кто наклепал вашей Таисюшке, будто мы с тебя деньги качали?
– Мы хоть копейку у тебя взяли? – красиво улыбнулся Бригада. – Врать, мальчик, нехорошо…
– Понял? – спросил Чебак, поморгал рыбьими глазками (хотя рыбы, как известно, не моргают) и задумчиво стукнул его кулаком по уху. Инки пнул Чебака в колено. А Ящика толкнул изо всех сил в грудь. Было уже все равно: теперь так или иначе излупят на всю катушку.
Тут же Смока бросили животом в сырой мусор, уперлись коленом в спину, взяли за волосы на загривке, несколько раз сунули в грязь носом. А когда он сумел снова поднять лицо, то увидел у самого носа модный красно-белый башмак на рубчатой подошве. От него воняло мокрой синтетикой и по?том. Башмак был Бригады.
Рядом с башмаком лежал осколок гранита – из недалекой кучи гравия, который привезли для засыпки колдобоин. Осколок был как топорик первобытного человека.
Инки вытянул руку, взял топорик в горячую ладонь (жилка у глаза билась, как пулемет), извернулся и всадил заостренный гранит в носок бело-красного башмака.
– А-а-а!! И-и-и-и!..
То ли услыхав этот вопль, то ли по случайности появился за киоском крепкий учитель физкультуры по прозвищу Офсайд. Отпихнул Чебака и Ящика, ухватил на руки орущего Бригаду и, шагнув через Инки, понес пострадавшего к школе. Чебак и Ящик рысью двинулись туда же (Чебак прихватил с земли „топорик“).
Инки встал. Подолом куртки отер лицо, отряхнул брюки. И тоже пошел в школу, подобрав по пути сумку…
Был он с фингалом и помятый, но никто на это не обратил внимания. Только сосед по парте, скучный и ленивый Димка Пахомов, спросил:
– Опять, что ли, эти приклеились?
– Ну… – сказал Инки.
– Они тебя доведут до крышки…
– Похоже на то, – сказал Инки.
– Хватит болтать! – потребовала Таисия. – Проверочная работа. Пишу два варианта, чтобы не сдували друг у друга… Сначала решайте на черновиках, чтобы не черкать в тетрадях…
У Инки ничего, конечно, не решалось. Он стал рисовать на черновике Сима и Жельку, идущих по натянутой от игрушечного домика леске. Он знал, что все это добром не кончится. И ничуть не удивился, когда дежурная техничка тетя Лиза приоткрыла дверь и сообщила:
– Таисия Леонидовна, вашего Гусева к директору. Вас тоже…
Проклятие
Таисия тоскливо посмотрела на Инки, потом велела:
– Все сидят тихо и решают! Если не хотят двойку в журнал! На перемену никто не идет… – И пошла к двери. Инки за ней. Так и шагал следом, когда она стучала каблуками по половицам, по ступеням, двигаясь к директорскому кабинету. У двери велела:
– Стой здесь… – постучала и вошла.
Инки стал ждать. Ждал, ждал, слыша неразборчивые голоса. Ощущал скучноватую и несильную боязнь. Вспоминал Бригаду и даже слегка сочувствовал ему (как он орал!). Наконец дверь приоткрылась, Таисия деревянно сказала:
– Войди, Гусев.
Инки шагнул через порог.
Тут же он увидел Бригаду. Тот сидел у стены. Одну ногу поджал под стул, вторую вытянул. Ступня этой вытянутой ноги была замотана марлей. Снятый башмак (с треугольной дыркой на носке) Бригада держал в опущенной руке. Мокрыми злющими глазами глянул на Смока. В глазах читалось: „Ну, сейчас ты поимеешь, гад, все, что заработал…“
А еще Инки увидел, конечно, директоршу Фаину Юрьевну со светло-желтым крашеным тюрбаном прически и пухлыми пальцами, которые растопыренно лежали на блестящем коричневом столе. Лицо тоже было пухлое, маленький красный рот терялся на нем в складках. Таисия встала сбоку от стола. С другого бока стояла черная и худая Клавдия Львовна – должность ее называлась „завуч по младшим классам“. Получилось, что Таисия с Клавдией как директорская охрана. Все трое воткнули глаза в четвероклассника Гусева.
– Ну? – выговорила завуч. То ли ласково, то ли ядовито.
Инки смотрел чуть в сторону от нее и молчал.
– Ну, Гусев? – повторила она нетерпеливо.
– Что? – шевельнул он губами.
– Что надо сказать, когда входишь в кабинет директора?
– Что? – сказал Инки.
– Надо поздороваться! – взвизгнула Таисия Леонидовна. – Не учили тебя, да?!
– А… здрасте… – внутри у Инки шевельнулись удивление и усмешка. При чем тут „здрасте“, если сейчас его будут всячески изничтожать. Это же понятно каждому, даже вот медной фигурке примерной школьницы на директорском столе.
– Он еще и усмехается, – уже без выражения сообщила завуч Клавдия. (Значит, Инки усмехнулся все-таки не про себя, а снаружи; вот балда!)
– Это нечаянно, – объяснил он.
– По-моему, он издевается, – прежним бесцветным тоном сообщила завуч.
Директорша Фаина Юрьевна постучала тяжелыми пальцами о стол.
– Облик достаточно ясен… Таисия Леонидовна, этот… Гусев… он всегда таков?
– Я знаю его полтора месяца. Но за этот срок можно было сделать вывод, что да… всегда…
Клавдия постучала пальцами опять.
– Тогда к делу… Расскажи, Гусев, каким образом и почему ты изуродовал своего товарища по школе?
Инки через плечо посмотрел на Бригаду:
– Его, что ли?
– Ну, не меня же! – снова взвизгнула Таисия (что было уже совсем глупо). – Зачем ты искалечил ногу семикласснику Расковалову?! У него изранены пальцы! Еще неизвестно, что покажет рентген, может быть, там перелом! Тогда ты… тебя…
– Подождите, – чуть поморщилась директорша. – Гусев, говори…
– Я, что ли, первый к нему полез? – отвернувшись от всех, проговорил Инки. – Сами каждый день… три таких амбала… С ног собьют и давай пинать. Новые штаны изорвали. – И вдруг дернулась в горле колючая боль: – Нападать можно, а отбиваться нельзя, да?!
– А мы нападали, да? – вдруг тонко заговорил Бригада. – Мы играли! Просто… „Смок, ты бедных нас прости, сигареткой угости…“ А он… Шуток не понимает…
– А почему сигареткой? Он еще и курит? – напружиненно спросила Таисия.
– А разве нет? – обрадовался Бригада. – Откуда тогда такое прозвище – Смок? Значит, весь продымленный…
– Ты куришь? – спросила директорша.
Глядя на ее пальцы (два из них были перетянуты кольцами), Инки сказал:
– С чего вы взяли…
– Не груби! – опять взвинтилась Таисия.
А директорша терпеливо спросила:
– А почему тебя так прозвали?
Инки испытывал полную безнадежность. И понимал, что никому ничего не докажет, не объяснит. Но молчать было совсем тошно, и он устало сказал правду:
– Из-за артиста Смоктуновского…
Все молчали несколько длинных секунд. Потом завуч Клавдия медленно выговорила:
– Надо же… Не такой тупой, как на первый взгляд. И-ро-ни-зи-рует…
Инки закусил губу и потер сосудик у глаза. И подумал, что вот было бы хорошо, если муха Дагги-Тиц вдруг появилась здесь и покружилась бы у его головы. Хотя бы на секунду… Но нет, не надо! Могут прихлопнуть сдуру…
– Опусти руку, не актерствуй! – велела Таисия.
Но Инки не опустил. Потому что вспомнил, как тогда, во втором классе, на репетиции, Эдик добродушно сказал Полянке: „Яна, ты говори проще, не актерствуй специально…“ И показалось, что Полянка встала рядом, коснулась мизинцем Инкиного виска…
– Он еще и улыбается! – словно с трибуны возвестила Таисия.
– Гусев, не паясничай! – железно приказала завуч Клавдия. – Ты не за гаражом с приятелями, где у вас курилка…
Полянка сразу пропала. А Инки хотел сказать, что не знает никакой курилки, но в дверь крепко постучали. И растворили сразу же, до ответа.
В кабинет шагнул милиционер. В ремнях, в шинели, с двумя большими звездами на каждом погоне. Снял фуражку с желтыми накладными узорами, встал прямо.
– Прошу прощения, Фаина Юрьевна. Мне доложили, что вы звонили.
Директорша уже не сидела. Она стояла, упираясь пальцами в столешницу. И отражалась в полировке. Как скульптура в коричневой луже. Красный ротик сложился в улыбку, но брови были скорбно сведены.
