Всё о приключениях Электроника(Повести) - Велтистов Евгений Серафимович (книги без регистрации полные версии txt) 📗
Дальше класс ведет Кукушкина. Река не привлекла ее особого внимания, зато эта водная дорога указывала путь к шоссе. Новая дорога насторожила Кукушкину своей правильной формой. Но как установить ее происхождение? Кукушкина предположила: может быть, такие гладкие дороги здесь прокладывают движущиеся ледники? Или это затвердевшая серая слизь проползшего гигантского моллюска?
— Есть, есть разум! — закричала радостно Кукушкина. — У него четыре колеса!
Она пояснила, что по дороге двигается предмет необычной формы.
— Придется заменить Кукушкину, — сказал учитель. — Мы ведь договорились: без чисел.
— Я хотела сказать, что колеса — гениальное изобретение жителей этой планеты, — тараторила Кукушкина, садясь за парту. — Ни одно животное не использует колеса.
— Мы этого не знаем, — прервал Сыроежкин и послал к схеме Королькова.
Осторожный Профессор внимательно исследовал длинные параллельные ленты из очень твердого материала (вместо «параллельные» он сказал «непересекающиеся»), между ними были уложены перекладины. Зоркий глаз Профессора приметил, что через равномерные промежутки вдоль колеи стоят одинаковые гигантские ветвистые стебли, а на них натянуты толстые нити. Профессор не сомневался: это признак разумного строительства, настоящая находка экспедиции.
— Что тебя убедило в твоем выводе, Корольков? — спросил учитель.
— Равномерность структуры — повторяемость одних и тех же деталей, — объяснил Профессор, описывая рельсы, шпалы, столбы. — Недаром древние говорили: «Мир подобен числу». Моя находка подтверждает эту истину.
Профессор касался запретной темы. Но он, хитрец, только философствовал, не нарушая правил. И Таратару ничего не оставалось, как согласиться с ним.
— А теперь мы подходим к большому скопищу разных строений, чем-то напоминающих город, — провозгласил Корольков.
— Такой ответственный объект исследует староста, — сказал учитель.
И Сыроежкин ввел восьмой «Б» в город.
Все видели теперь достижения земной цивилизации. Просторные жилища, разнообразный транспорт, потоки жителей на улицах. «Они двуноги», — сказал Сыроежкин, и, хотя это слово было опасным, никто не заметил маленькой ошибки — так интересно описывал староста вид городских улиц, бег автомобилей, сигналы светофоров, спешащих прохожих, уличные сценки, словно действительно видел все это впервые.
— К сожалению, я потерял свой класс, — доложил Сергей, хитро улыбнувшись. — Только что мне сообщили, что он находится на Тринадцатой Парковой улице, в доме номер шесть, на пятом этаже гостиницы «Дружба». Наших приветствуют земляне.
— А как же правило, Сыроежкин? — напомнил Таратар. — Боюсь, что мы остались без классного вожака.
— Я не могу путешествовать иначе в современном городе! — парировал Сыроежкин. — Здесь все пронумеровано: дома, этажи, квартиры, машины, вертолеты, газеты, деньги, ботинки, голы, игроки, минуты, секунды и так далее. Здесь нечего делать с нашим правилом, Семен Николаевич. Без чисел — как глухой и слепой, как без языка.
— Может, попытаться описать город поэтически? — предложил неумолимый Таратар.
— Попробуй, Сергей, — оживился Электроник, который сидел все это время совсем безучастный, выключив свои счетные способности.
— Я так сразу не могу, — замялся Сергей.
Тут вскочил с места Профессор.
— Разрешите, Семен Николаевич? — спросил он и от волнения поправил на носу очки. — Как известно, Галилео Галилей читал «Божественную комедию» Данте с циркулем в руке! Он начертил космические описания Данте и убедился, что его представления о Вселенной не соответствуют принятой в то время евклидовой геометрии и полны грубых ошибок.
— Почему же Галилей обратился к комедии? — чуть прищурившись, спросил Таратар. — Ведь это же литература?
— Именно поэтому, — серьезно заявил Профессор. — Данте мог не знать всех тонкостей геометрии. Но Галилей справедливо предполагал, что поэзия, музыка, искусство основываются на математических принципах. Я полностью согласен с ним и процитирую слова самого Галилея: «Философия написана в грандиозной книге природы, которая открыта нашему пристальному взгляду. По прочесть эту книгу может лишь тот, кто научился понимать ее язык и знаки… Написана же она на языке математики». — Профессор победно сел на место.
— Разрешите добавить? — спросил Сыроежкин и торжественно прочитал еще одно изречение: — «Весь наш предшествующий опыт приводит к убеждению, что природа является осуществлением того, что математически проще всего представить». Извините, Семен Николаевич, я хочу лишь напомнить, что это сказал Эйнштейн.
Электроник поднял руку и бесстрастно процитировал:
— «Три дела возложены на него: во-первых, освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых, привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в-третьих, внести эту гармонию во внешний мир».
— Это тоже о математике? — спросил взволнованный Таратар.
— Так сказал Александр Блок о назначении поэта, — пояснил Электроник. — Но по-моему, это применимо и к математику.
— Объявляется перерыв, — неожиданно предложил учитель.
За завтраком в столовой восьмиклассники получили от повара разные по величине порции и снова убедились, что очень странно существовать без привычного счета. Сыроежкин, обнаружив, что его котлета в два раза меньше, чем у Профессора, задумчиво спросил:
— Хотел бы я знать, сколько в ней граммов? Почему ошибается повар? Неужели и его подговорил Таратар?
— Забудь, Сергей, про граммы, — посоветовали ему приятели, — забудь про время, шахматы и шашки на перемене, про свою сверхновую, даже про Электроника. Разве ты не знаешь Таратара? Никогда не угадаешь, что он придумает…
— Шутить так шутить! — пробормотал Сергей…
Когда учитель вошел в класс, на доске он увидел огромные буквы:
ДАЕШЬ МАТЕМАТИКУ!
— Прекрасно! — улыбнулся Таратар. — Я доволен вашим «сердитым» выводом. Еще недавно вы говорили мне, что не хотите быть чистыми математиками, что избрали другие профессии. Признаюсь, сначала мне было обидно. Но после некоторого размышления я одобрил ваш выбор. И решил проверить: зря я вас учил все эти годы или не зря. Вы доказали мне, что кем бы ни стали в будущем — физиками, инженерами, рабочими, биологами, — вы будете математически мыслить. Я не ошибся в вас… Я доволен своим классом…
— А то какой же мы класс без математики! — буркнул Сыроежкин. — Смешно даже.
— Классом может быть и класс млекопитающих, — пропела ехидная Кукушкина.
— Спасибо! — ответил ей Сергей. — Ты, я вижу, специалист высшего класса.
— Совокупность цифр трех соседних разрядов числа тоже, между прочим, класс, — напомнил Профессор.
— Ну, это уже классика! — провозгласил Гусев.
Все рассмеялись, и Таратар громче других.
— Запишите новое задание, — сказал он, очень довольный.
Ребята раскрыли тетради. Они снова чувствовали себя единым восьмым «Б».
— Да вы хитрец, Семен Николаевич! — торжествовал директор. — Поздравляю с прекрасным уроком!
— Ничего особенного, — махнул рукой математик. — У меня к вам еще одна просьба. Дайте мне официальный отпуск на два дня. У меня груда рукописей восьмого «Б».
Директор внимательно слушал.
— Совокупность всех этих работ составляет любопытный замысел будущего — большой проект, который придумали ребята, — продолжал Таратар. — Многое в этих работах мне неясно, надо разобраться… И кроме того, не далее как вчера я получил по почте сто двадцать страниц на машинке. Автор доказывает, что я допустил за последнее время немало ошибок! Представляете?
Директор с интересом взглянул на учителя, которого знал не один десяток лет, прикидывая, какую еще хитрость задумал неугомонный Таратар.
— Так много ошибок? Кто этот шутник?
— Сей труд подписал Электроник. От имени восьмого «Б».
— Разберитесь, Семен Николаевич… В ошибках полезно разобраться… Но кто вас заменит на эти дни?
Директор достал расписание. Все учителя старших классов были заняты.
