Волшебный камень Бризингамена - Гарнер Алан (полные книги TXT) 📗
– Ну и что ты думаешь о вчерашнем? – спросила Сьюзен, когда они остались одни. – Так на самом деле не бывает, а?
– Я про это уже думал, лежа в постели. Но нам двоим сразу ведь не могло померещиться. Чародей в жутком положении. Не хотел бы я оказаться на его месте. Тяжело так жить, все время в одиночестве, и обороняться от этих свартов.
– Там дела похлеще, чем сварты, ты что, не помнишь? Хотя казалось бы, что может быть хуже ихних рож и плоских лап, шлепающих по болоту. Честное слово, я рад, что я не чародей!
Ребята не обсуждали нападение свартов и свое чудесное спасение. Все еще было слишком свежо и вызывало дрожь и тошноту под ложечкой.
Поэтому они говорили, в основном, о чародее и его истории, и было уже сильно за полдень, когда они кончили раскладывать свои вещи по местам.
Колин и Сьюзен спустились к чаю. Гаутер уже сидел за столом и разговаривал с Бесс.
– Парочка странных вещей случилась и после обеда. Во-первых, я отправился в сарай за мешками. И, мать честная, ты бы поглядела – весь сарай оказался полон сов! Они дремали под самыми стропилами, я их там около двух десятков насчитал. И такие здоровенные! Они решили, что у нас мышиная ферма, что ли? Я в жизни не видел ничего подобного.
А после, час, должно быть, спустя, является ко мне мужчина и спрашивает, нет ли у меня работы. Мне он сразу не показался. Карлик какой-то, волосы длинные, черные, и бородища черная, и кожа как старый сапог. Говорит не по-здешнему, цыган, что-ли. Одет с чужого плеча, и точно он выспался в этой своей одежде. Стал мне рассказывать про свою несчастную жизнь, просит, мол, дай мне передышку. Но я вместо этого дал ему отлуп. Он повернулся на каблуках и пошел, надувшись, сказал, что я вскорости пожалею, что так с ним обошелся. Чувствовалось, он прямо на меня рассвирепел. Я думаю, надо ночью оставить на дворе Скэмпа, пусть побегает вокруг курятника на всякий случай.
Чародей велел Колину и Сьюзен держать окна в спальнях закрытыми, как бы жарко им не было. Так что прохладная погода была ребятам на руку, и они крепко спали в эту ночь.
Чего не скажешь про Гаутера. Яростный лай Скэмпа разбудил его в три часа. Такой лай Скэмп обычно приберегал для чужих, пронзительный и непрерывный, а не тот лай, который предназначался птицам или порывам ветра. Гаутер натянул на себя одежу, взял ружье и керосиновый фонарь, который был у него тут же, под рукой, и направился к двери.
– Так и знал! Так и знал! Этот поганец хочет уворовать моих кур. Ну, я ему покажу кур!
– Эй, парень, осторожнее, – сказала Бесс. – Ты больше него, ему легче попасть, и целиться не надо.
– Со мной все будет в порядке, а вот с ним – нет, – и, тяжело ступая, Гаутер спустился с лестницы во двор.
Плотные облака скрыли луну, было безветренно. Единственное, что нарушало тишину – это неистовый протест собаки и удары о стену курятника перепуганных, разбуженных кур.
Гаутер посветил на курятник.
Проволочная сетка не была повреждена, замок также оказался на месте. Луч фонаря скользнул по Скэмпу. Шерсть у него вздыбилась и стояла щеткой вдоль всего хребта, уши были плотно прижаты, глаза отсвечивали желтым. Он лаял, рычал и задними ногами нервно, толчками вспарывал землю.
– Где он? Взять его! Гаутер открыл двери курятника. Пес медленно вышел оттуда. Гаутер удивился. Он ждал, что тот выскочит, как ракета.
– Давай, дружище! Иначе он удерет!
Скэмп побежал, потом вернулся, затем направился к воротам, которые вели в поле. Он бежал не своей обычной рысью, а странно прижимая брюхо к земле, и скрылся в темноте. Через секунду рычание перешло в визг, потом он рванул назад, к свету, и плюхнулся у ног Гаутера, издавая какие-то невообразимые звуки. Пес весь дрожал. Что-то его разозлило, но больше всего, как понял Гаутер, он испытывал смертельный страх.
– Что случилось, парнище? Что тебя напугало, а? – спросил Гаутер ласково, опускаясь на колени и пытаясь успокоить трясущегося зверя. Потом он поднялся и сам пошел к воротам, взяв ружье наперевес и направляя луч фонаря в поле.
Там, на сколько хватало света от фонаря, ничего необычного не было заметно. Скэмп, хотя и стал поспокойней, все еще волнуясь, поскуливал возле его ног. Ничего необычного? И все-таки что-то… погоди… он сосредоточился… Да!!! Вот оно! Холодный липкий воздух наплывал Гаутеру на лицо, и пахло чем-то странным, нездоровым, чем-то таким неожиданным, что узел инстинктивного страха как бы завязался у него в животе. Пахло стоячей водой и болотной прелью. Запах наполнил его ноздри и не давал легким выдохнуть воздух, и на одно мгновение Гаутеру представилось, как его засасывает в глубину черного болота, гадкого, злого. Он резко повернулся, дыхание у него перехватило, глаза были широко раскрыты, волосы на затылке стояли дыбом. Но через мгновение болотная вонь рассеялась и исчезла совсем, он снова вдохнул полной грудью чистую ночную прохладу.
– Ей-Богу, парнище, странные же вещи творятся тут этой ночью. Что-то это было неотсюдашнее. Откуда-то ветер подул, и не понять. Давай-ка обойдем все потихонечку.
Сначала Гаутер направился к конюшне. Принц бил копытом и был весь в мыле.
– Что ты, малышка? – сказал Гаутер ласково и провел рукой по дрожащим бокам коня. – Не дергайся. Постой спокойно, я тебя сейчас оботру.
Принц понемножку успокаивался, пока Гаутер протирал его вспотевшие бока мешковиной, и Скэмпу вроде тоже полегчало. Он поднял голову и уже больше не грохотал, а только слегка порыкивал, скорее угрожающе, чем нервозно, как будто старался доказать, что он вовсе и не трусил, а только гневался.
– М-да, – подумал Гаутер. – И это та собака, которая ни человека, ни зверя никогда не пугается! Мне здорово не нравится все, что нынче тут творится.
В коровнике коровы тоже беспокоились, таращили глаза и раздували ноздри, хотя они были поспокойнее, чем Принц.
– Нет, здесь никого нет, Скэмп. Пойдем поглядим в амбаре.
Они пошли туда, но там тоже все было как обычно, ничего не было тронуто.
– Все вроде бы нормально, – сказал Гаутер. – Давай быстренько обойдем все вокруг, и домой, заварим чайку, да уж скоро будет время доить. Никакого покою душе!
Когда они пересекли двор, на небе появились первые проблески дня. Скоро настанет новое утро и прогонит все ночные тревоги.
Гаутеру понемногу становилось стыдно за свой страх, спасибо еще, что не было никого, кто бы это заметил. Он улыбнулся с раскаянием.
– Чего только не навоображаешь себе…
Но тут же застыл, как вкопанный, а Скэмп, заскулив, прижался к его ногам.
Из темноты, откуда-то сверху над головой Гаутера пронесся резкий крик, слишком резкий для человеческого голоса, но непохожий и на звериный.
Во второй раз за эту ночь у Гаутера кровь застыла в жилах. Потом, глубоко вздохнув, он решительно направился к дому, не глядя ни направо, ни налево, ни вверх, ни вниз, и Скэмп ни на дюйм не отставал от него. Одним движением Гаутер повернул ручку замка, переступил через порог, захлопнул дверь и задвинул засов.
– Я не знаю, как ты, парнище, а я собираюсь выпить чашку крепкого чая.
Он зажег спиртовку, поставил чайник и, пока вода закипала, прошелся по комнатам, поглядеть, все ли там в порядке. Все было спокойно, только Сьюзен сонным голосом спросила, который час и почему Скэмп устроил такой переполох. Гаутер сказал, что лисица являлась в курятник, но Скэмп прогнал ее. Туже самую историю он выдал и Бесс.
– …а потом он стал лаять на собственную тень, так перевозбудился.
– Да? Интересно, а ты-то почему весь вспотевший, как кусок сыра? – спросила Бесс с подозрением.
– Ну, – начал он в замешательстве, – я думаю, просто в моем возрасте не очень полезно бегать по двору в такую рань. Но зато полезно попить чайку. Я тебе тоже принесу кружечку: чайник кипит!
Гаутер обвел взглядом кухню. Невозможно что-нибудь скрыть от Бесс. Она слишком хорошо его знает. Но что сказать ей? Что он, деревенский житель, испугался какого-то запаха и крика ночной птицы? Он чуть не покраснел, подумав об этом.
