Синий город на Садовой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Бабушка накормила Виньку и Кудрявую вареной картошкой с молоком, постелила Виньке на узкой, “Ниночкиной” кровати и ушла. Сказала на прощанье:
— К полуночи приду обязательно. А вы допоздна не сидите, ложитесь спать, я дверь своим ключом отопру…
Винька и Кудрявая сели в комнате к столу — плести корзинки и мастерить из фольги цепи для елки.
— Кудрявая, включи радио. Погромче.
— Ага, включи… У нас его отцепили, потому что за три месяца не плачено…
“Начинается”, — обреченно подумал Винька. И даже разозлился на Кудрявую. Про себя, конечно.
— Винь, ты чего молчишь?
— А чего говорить-то?
— Винь, ты что-нибудь говори… А то мне кажется, будто по чердаку кто-то ходит. Скрипит…
И Винька тут же услышал: скрипит, ходит…
— Это… балки скрипят от мороза.
— А если не балки?
— Ты всегда такая ненормальная? Ну, кто там может быть? Медведь, что ли?!
— Я не знаю… А вдруг воры?
— Что у вас воровать-то! — в сердцах выдал Винька.
— Не знаю… Может, пианино.
Виньке сквозь страх сделалось смешно.
— Попробуй вытащи его! — И захохотал старательно.
Кудрявая тоже засмеялась. Стало полегче. И они, посапывая от старания, закончили серебряную цепь, а потом начали вырезать из цветной бумаги флажки.
Но скоро Кудрявой показалось, что кто-то бродит под окнами. Может, и правда бродил…
— Ты своим ужасом хоть кого в могилу сведешь, — с жалобным отчаяньем сказал Винька.
Кудрявая сказала, что не надо про могилу. Потому что и так…
Винька пообещал отрезать ей язык. И подумал: “А прочный ли замок-то?”
…В наше время было бы проще: включи телевизор, и можно перед экраном позабыть о всех страхах. Если, конечно, не смотреть про гангстеров и привидения. Но в ту пору Винька о телевизорах читал только в фантастическом романе писателя Адамова “Изгнание владыки” (там они назывались “телевизефоны”).
Впрочем, телевизор все равно бы не работал. Потому что (вот какое же свинство — все несчастья одно к одному!) электричество все же выключили. Около девяти часов.
Лампочка погасла не сразу: бледнела медленно, будто умирала. Кудрявая несколько раз успела сказать “ой”. Сквозь морозные двойные стекла неторопливо вступил свет луны.
— Не ойкай, а говори, где спички!
Ушибаясь о стулья, они побежали на кухню. Коробок оказался на месте. Керосиновая лампа тоже нашлась — на подоконнике. Ломая спички, Винька зажег фитиль, поставил на горелку пузатое стекло. Желтый свет неохотно растекся по кухне, ходики на стене застучали подчеркнуто громко.
— Винь, давай в комнату не пойдем. Мне кажется, будто там кто-то…
— Сиди здесь, если такая бояка. А я пойду… — И пошел. Потому что еще хуже, если рядом пустая темная комната. И Кудрявая пошла, куда она денется-то? Опять сели к столу. И при свете лампы вырезали еще по флажку. Тени от рук и ножниц разлетались по стенам. Кудрявая ежилась.
Винька сказал с последней решительностью:
— Вот что! Ложись-ка спать! Залезешь с головой под одеяло, там не страшно.
— А ты?
— Я тоже.
Лампу гасить, конечно, не стали. Не глядя друг на друга, разделись, залезли в постели. Винькино одеяло было ватное, тяжелое. Он натянул его до макушки. Кудрявая шумно повозилась и затихла. И стало так беззвучно — до звона в ушах. И сквозь этот звон, сквозь ватную одеяльную плотность все равно слышались ходики на кухне. И скрип за окном.
А дома, у Людмилы, сейчас, наверно, все сидят на кухне, играют в лото или в подкидного. А тихий Никита негромко бренчит на мандолине…
Винька вздрогнул и подскочил: его взяли за плечо. Он перепуганно сел. Кудрявая стояла рядом — с голыми руками и ногами, в холщовой рубашонке до колен.
— Винь, можно я посижу рядышком? А то на чердаке опять…
Винька понял, что сейчас он как есть — в трусах и майке, даже без валенок — вышибет дверь и с воем помчится через овраг, в безопасный дом к сестре.
Он не побежал. Он… со злостью вскрикнул про себя и сломил этот страх. Встал, взял Кудрявую за холодные локти, отвел к ее кровати.
— Ну-ка лезь обратно… — Вернулся к своей постели, прихватил увесистое одеяло и снова пришел к Кудрявой. Забрался на кровать с ногами. Набросил одеяло на Кудрявую и на себя — как шатер. И стало как тогда, под полушубком у печки.
— Глупая. Почему ты с бабушкой не боишься, а со мной… такая…
— Потому что… ты тоже боишься, — догадливо шепнула она.
— Да нисколечко! Вот… честное пионерское! — В эту секунду он не врал. — А ты… теперь тебе ведь тоже не страшно, а?
— Ага…
— Ну вот. И больше ничего не выдумывай.
Тогда она спросила то, что он совсем не ждал:
— Винь, а ты веришь в Бога?
— Ты что? С ума сошла?
— Да нет, я так… — Кудрявая словно чуть отодвинулась. А Винька вспомнил иконку в кухонном углу. Он всегда думал — бабушкина.
— Ну… понимаешь, Кудрявая… это, наверно, кто как хочет. Если человеку верится, то пускай… Может, ему так легче живется…
— Винь… Расскажи что-нибудь.
— Ладно… Помнишь, я рассказывал, что Арамис сделался главным начальником в тайном ордене иезуитов? А д’Артаньян в это время …
— Ты лучше про Рауля. И про Луизу.
— Подожди, надо про все по порядку. Иначе будет непонятно…
По порядку получилось длинно. Винька вдруг понял, что Кудрявая спит, привалившись к его плечу.
— Ну, ты не слушаешь.
— Я слушаю. Я только маленько подремлю. Подожди… Я сейчас. — И прилегла.
И Винька прилег тут же. Зачем уходить, если скоро рассказывать дальше…
Он даже не почувствовал, как вернувшаяся бабушка отнесла его на другую постель.
Ух и спал он после всех страхов! Когда открыл глаза, солнце уже искрилось на медных подсвечниках пианино.
Кудрявая сидела, укрытая по пояс. Тянулась руками за спину, пытаясь застегнуть пуговки на детском лифчике с резинками для чулок. Увидела, что Винька не спит, застеснялась, но поняла, что поздно.
— Винь, помоги, а? Я не дотянусь…
Винька вздохнул и откинул одеяло.
Петли были тугие
— Надо вперед пуговицами носить, тогда не будет мороки, — посоветовал Винька со знанием дела.
— Мне всегда бабушка помогает. Или мама…
— А где они?
— Мама еще не пришла с дежурства. А бабушка ушла пораньше на рынок, велела нам спать. А я уже совсем выспалась… Ты доскажешь про… Вальер?
— Про Ла-вальер, горюшко мое. Сколько раз тебе повторять… — И подумал, что она еще маленькая. И… как сестренка.
С той поры Винька с Кудрявой не церемонился. Покрикивал на нее, когда простужалась и боялась глотать таблетки. Вместе с бабушкой ставил ей горчичники (“А ну не дергайся, а то как шлепну, еще горячее будет!”) Силой завязывал у подбородка длинные меховые уши, чтобы не застудила железы.
А когда случалось “нервное” и снова болела нога, Винька чуть ли не на себе доставлял Кудрявую домой, усаживал на кровать, сдергивал с нее чулок и начинал решительно растирать, разминать кривую ступню — этому его тоже научила бабушка Александра Даниловна.
Летом Кудрявую должны были отвезти в Ленинград. Там в детской клинике работал известный хирург, хороший бабушкин знакомый военной поры. Он обещал “сделать все возможное”.
После массажа Винька заматывал ногу согретым полотенцем, подтаскивал Кудрявую ближе к печке, устраивал ее на лавке и садился рядом.
— Ну, слушай… — И начинал очередной рассказ.
Историю про Рауля и Луизу Винька пересказывал не по книжке. Ему совершенно не нравилось, что юная и доверчивая де Лавальер сделалась потом коварной, изменила своему виконту и стала возлюбленной короля. Он придумывал другие приключения…
А иногда Винька рассказывал и о себе. Про всякое. Как прошлым летом ходил с отцом в лес, заблудился и один бродил целый день, видел лосей и волка. И как однажды сделал громадный воздушный змей в виде самолета, и тот едва не стащил его с крыши. И как они с Толиком Сосновским смастерили из медной трубки пушку и Толька стянул у дядюшки-охотника горсть пороха, и они из этой пушки жахнули на огороде так, что соседский вредный петух в обмороке свалился с забора и с той поры потерял голос…
