Экспедиция идет к цели (Приключенческая повесть) - Колесникова Мария Васильевна (читать книги полностью TXT) 📗
В полдень он взобрался на перевал и увидел внизу, на дне плоского лога, крылатые крыши кумирен монастыря Хух-Борхон-сумэ. Но даже вид монастыря не мог заставить его прибавить шагу — не было сил.
После долгого пути первым ему встретился человек в черном халате, с редкой седой бородкой и грязной косичкой сзади. У старика были узкие острые глазки. Он осмотрел Чимида с ног до головы, сочувственно покачал головой и сказал:
— Когда человек впрягается вместо верблюда, это значит, что плохи его дела.
Чимид низко опустил голову.
— Муу байна — плохо, — ответил он. — В марте начался сильный снегопад, и весь мой скот погиб от бескормицы… А потом заболела сестра.
Старик снова покачал головой. Он вынул табакерку, неторопливо набил табаком ноздри и принялся чихать.
— Худо, очень худо. Много скота погибло во время снегопада в этом году. Боги прогневались. То-то говорится: от черной судьбы и на быстром коне не ускачешь. Бедняцкое счастье ходит с дырявой сумой за плечами. Да только всякому горю помочь можно.
Чимид поднял голову, глаза его засветились надеждой.
— Мне бы только сестру вылечить, — сказал он.
— Голодный охотник старого козла видит за тридевять земель, — усмехнулся старик. — Твое счастье, что встретился со мной. Укажу тебе человека, который мигом вылечит твою сестру. Есть такой знахарь — лама [13] Шараб. На поклонение в Лхасу ходил, привез много снадобий и талисманов. В прошлом году мою старуху от ревматизма вылечил. Святой человек. И взял за лечение всего лишь четыре теленка, два бегунца и белого верблюда.
Чимид снова опустил голову:
— У меня нечем заплатить за лечение… А сестра так сильно больна…
Старик, казалось, только и ждал этих слов. Он прищурился так, что его черные колючие глаза превратились в две узенькие щелки, похлопал Чимида по плечу и вымолвил:
— Рожденному в богатырской рубашке всегда сопутствует удача. Ты мне нравишься, и я хотел бы помочь тебе. Есть у тебя кто из родных?
— Кроме сестры, никого. Моя мать умерла в прошлом году. Я бросил юрту и ушел сюда.
— Вот и хорошо. Я уже стар, а мой единственный сын живет в городе и редко навещает меня. А ты знаешь, как трудно пожилому человеку справляться со своим хозяйством: то разбегутся табуны, то волк утянет теленка из стада… Я уже давно подумывал усыновить кого-нибудь. Вижу — ты заботливый брат, думаю — будешь заботливым сыном. Стоит мне замолвить словечко эмчиламе [14] Шарабу, и он вылечит твою сестру.
— Я буду хорошим сыном! — с жаром воскликнул Чимид.
— Вот это мой скот, — сказал старик, протянув худую, сморщенную руку и очертив пальцем в воздухе полукруг.
Чимид увидел на склонах сопок отары овец, а в долине табуны коней и стада яков. Он вспомнил, как всегда выгонял своих овец на склоны сопок, чтобы легче было их сосчитать. Но сосчитать овец в отарах старика было невозможно: их было так же много, как звезд на ночном небе.
Чимид почтительно склонил перед стариком голову.
Во всем аймаке был только один такой богатый человек — Бадзар; молва о его стадах дошла до самых отдаленных кочевий. И все говорили: богат, как Бадзар. Рассказывали также, что его сын, Бадрах, долго учился в далеких странах и, когда вернулся оттуда, стал уважаемым человеком. Об этом толковали старики у очагов в глухие зимние ночи. По словам стариков, Бадзар был черствым, хитрым человеком. Чтобы обойти закон, запрещающий нанимать батраков без договора, он усыновлял их и заставлял круглый год в жару и стужу пасти свой скот. И все говорили: лучше подохнуть с голоду, чем попасть в руки Бадзара.
Теперь этот Бадзар стоял перед Чимидом, ласково похлопывая его по плечу, и в самое трудное для Чимида время хотел выручить его из беды. И Чимид подумал, что людская молва, как взбесившаяся собака, — она кусает всех без разбора. Он даже усомнился: Бадзар ли перед ним? Точно угадав его мысли, старик сказал:
— Спроси юрту Бадзара — каждый укажет тебе ее. А сейчас заглянем к почтенному Шарабу. Как говорится, упущенное время самым длинным арканом не поймаешь…
Чимид взялся за оглобли тырки. Старик повел его к высокому белому храму с золоченой крышей. Из-за туч проглянуло солнце, и крыши кумирен так заблистали, что на них стало больно смотреть. От кумирен тянулись дворы, огороженные глинобитными стенами и частоколом. Чимид и Бадзар прошли мимо главного храма, на дверях которого яркими красками были намалеваны четыре страшных чудовища — хранители, оберегающие храм от лягушки, удава, обезьяны, ворона и бедняка. Со стен храма смотрели трехглазые бурханы [15], держащие в зубах обезглавленные тела богоотступников, а в руках — их головы.
Из храма доносилось уханье барабана и лязг медных тарелок. Повсюду бродили огромные черные псы с красными лоскутками на шее. Проходили богомольцы с обнаженными головами. Со стороны ближнего кочевья доносилось ржание лошадей; над приземистыми юртами вился дымок.
Бадзар и Чимид свернули в один из монастырских двориков и увидели деревянный барак и одинокую юрту.
— Милостивый Шараб зимой живет в байшине [16], а сейчас перебрался в юрту, — пояснил Бадзар.
На скатанных коврах, поджав ноги, в юрте сидел толстый человек в островерхой шапочке. На его жирной руке болтались четки. Перед ним стояло ведро с кашей. Толстяк запускал руку в ведро и набивал кашей рот.
— Ом мани падме хум, ом мани падме хум… — забормотал он, увидев гостей. Потом вытер руку о полу халата и стал внимательно разглядывать подслеповатыми глазами Чимида. — Бурханы гневаются на вынесшего из юрты огонь поздно вечером, — прохрипел он.
Бадзар дернул за рукав Чимида. Тот упал на колени и приложил руки ко лбу. Он дрожал от суеверного страха, вспомнив, что действительно как-то зимой вынес огонь из юрты, чтобы посмотреть овец.
— Святой лама, моя сестра сильно больна… — проговорил он почти шепотом.
Знахарь взял с полки толстую книгу в кожаном переплете, открыл ее наугад и стал что-то бормотать на тибетском языке.
— Тащи сестру! — приказал он. — Жизнь ее на пороге вечности…
Чимид вышел, бережно взял на руки стонавшую Дол-гор и вернулся в юрту. Он положил сестру на кошму у ног знахаря.
— Ей требуется лечение физическим способом, — произнес Шараб, осмотрев больную.
Он наклонился и сжал руками грудную клетку девушки. Долгор закричала. Шараб, не обращая внимания, стал мять ей живот. Потом взял с полки медную чашечку с какой-то темной жидкостью, разжал деревянной лопаткой зубы больной и влил ей в рот эту жидкость. Долгор захлебнулась и закашлялась.
— Придешь через три дня, — сказал он Чимиду. — Теперь все зависит от милости богов. Да не забудь, что за лечение причитается корова, два теленка, четыре барана и четыре ягненка.
Чимид покорно склонил голову, поднял с пола сестру и, пятясь, вышел.
Не так давно белая восьмистенная юрта Бадзара стояла на самом почетном месте — на юго-западном конце ряда юрт стойбища. В крайней юрте на северо-западе жил бедняк Аюрзан. Но после того как Аюрзан уговорил аратов объединиться в артель, все откочевали в долину, и Бадзар остался один. Почета больше не было. Теперь в артели на юго-западном конце стоит юрта председателя Аюрзана, и он самый уважаемый человек.
Потому-то Чимид без всякого труда нашел юрту Бадзара.
Ночевал он вместе с другими пастухами в кособокой серой юрте. Здесь же, на овчине, лежала Долгор. Она всю ночь стонала, и Чимид долго не мог уснуть. Только он закрыл глаза, как кто-то толкнул его в бок. Перед ним стоял Бадзар, сощурив острые глазки.
— Беззаботный тарбаган весну проспит, — проговорил он. — Твои братья уже в степи, а ты отлеживаешься. С таким почтительным сыном скоро по миру пойдешь!
Чимид вскочил. В юрту падал дневной свет.
— Оседлай солового коня. За тремя холмами твоя отара. Да поворачивайся! — сказал Бадзар и вышел.